Владислав Савин - Красные камни [litres]

– Проиграли одну битву, а не войну. И уже тогда могли бы на мир не идти, а перегруппироваться, собраться и добить польскую сволочь. Уникальный шанс упустили – представьте, как бы по Европе, по всему миру полыхнуло, когда конармия Буденного, да по берлинским мостовым? И в двадцать третьем могли бы решиться – да, трудно было, но панам тогда еще труднее. И кстати, в итоге получили головную боль с западными областями, – а присоедини мы их тогда, не было бы никаких бандеровцев. Но главное – мы мировому пролетариату показали свое истинное лицо. Идея – она или есть, или нет, нельзя ей следовать избирательно, вот здесь за нее, а здесь ее в карман засунем, чтобы не мешала. Потому что тогда это уже не идея, а маска для оправдания собственного шкурничания. И оттого, что она стала государственной политикой, она не делается правее. Вот вы, Ира, поставили вопрос – не мог ли Ленин ошибаться, раз не всеведущий бог? А я вам верну – а отчего вы считаете, что товарищ Сталин не может ошибаться? Пусть даже искренне радея за СССР – но подменяя державными сущностями коммунистическую идею.

– Так это ж очевидно, – ответила Ира, – Ленин умер и никак не мог видеть, что будет через тридцать лет после него. А товарищ Сталин живет, все знает и руководит. Я не пойму, Андрей Иванович, вы себя умнее, чем он, считаете? Хотите нам доказать, что товарищ Сталин неправ, а вы правы?

Тут за этой стороной стола повисло молчание. Даже при нынешней терпимости к дискуссиям существовал предел, который настоятельно не рекомендовалось переходить.

– Заметьте, Ира, что это вы сказали, а не я, – заявил Андрей Иванович, – я же лишь хочу заметить, что Сталин – это, без сомнения, целая эпоха в истории нашей страны, которая, однако, уже уходит. Ильич умер в пятьдесят четыре года, дорогому Иосифу Виссарионовичу уже семьдесят четыре. И что будет после? При всей гениальности нашего вождя, он создал всю политическую систему исключительно под свою личность – или вы можете сейчас представить кого-то на его месте? Он окружил себя исключительно исполнителями своей воли, талантливыми, энергичными, но не более чем исполнителями…

– Разное говорят, – вставил слово еще кто-то, – про тех, кто в Совет труда и обороны входит. Что будто бы какие-то инициативы от них.

– И это тоже характерно, – ответил Андрей Иванович, – строго говоря, что это за Совет, которому по факту принадлежит вся власть в СССР, не ЦК, не Политбюро, не Верховному Совету, а вот этому органу, созданному по единоличной воле вождя? Вот вы, товарищи, в этот Совет кого-то избирали? Согласен, что Государственный комитет обороны в войну был необходимостью – но что, теперь по поводу каждой войнушки нам в собственной власти осадное положение вводить? И подумайте над вопросом, а нужен ли единоличный вождь в мирное время? Или все-таки решать должен коллегиальный орган, во избежание ошибок. Нет, я не призываю ни к чему такому, а говорю исключительно о времени, когда товарищ Сталин уйдет естественным путем. И чем ставить на тот пост заведомо слабейшую фигуру, не лучше ли будет коллегия из наиболее достойных? Конечно, для оперативных вопросов можно поставить кого-то главноответственного – хоть президентом его назовите, по образу других стран. Но самая высшая власть должна быть строго по ленинским нормам – Верховный Совет, куда входят в обязательном порядке все члены Политбюро.

– А если не выберут? – не унималась Ира. – Вот захотят и проведут не того?

– Девушка, вам знакомо такое понятие, как партийная дисциплина? Во-первых, раз партия у нас руководящая и направляющая, то вполне разумно требовать, чтобы быть избранными на все руководящие посты имели право только ее члены. Подобно тому, как Маркс пример приводит, что в девятнадцатом веке в Европе быть избранными мэрами или еще кем-то по закону имели право лишь «лица, имеющие чин офицера или сержанта запаса». А во-вторых, если выберут «не того», как вы сказали, то этот товарищ уступит свой мандат тому, кого партия сочтет достойным. Аналогичный механизм – и для всех прочих Советов, на всех уровнях, чтобы председателем был первый секретарь, обкома или райкома. А если народ не примет – значит, налицо упущение, надо меры принимать. Ира, я вижу, вы с чем-то не согласны, что-то еще сказать хотите?

– Да нет, я лишь вспоминаю китайское «чтоб ты жил в эпоху перемен», – произнесла Ира, – и чтоб при этом не было… Вот даже про семнадцатый год – мне жалко, что ценные люди для нашей страны были потеряны, как Сикорский, Зворыкин и много других. Что много материальных ценностей погибло, причем без пользы для дела – сколько мы после исправляли, борясь с разрухой? Что территории были потеряны – которые после с кровью возвращать пришлось. И вот думаю: это обязательно, чтобы перемены, даже самые справедливые и лучшие, шли с потерями для страны, для народа? По мне так: меняйтесь, перестраивайте, но с главным условием – не навредить!

– Как все замусорено в вашей очаровательной головке, – с сожалением сказал Андрей Иванович, – вы «Синие кони на красной траве» смотрели? Если нет, то рекомендую – не знаю, произносил ли Ильич в реальности ту фразу про советскую власть и что в ней существительное, что прилагательное, но суть схвачена очень верно. Вам, Ира, повезло родиться в коммунистической стране – и вы, вероятно, думаете, что страна, держава, это существительное, а коммунистическая – это к ней прилагательное. А для нас, кто помнит, как все начиналось, – абсолютно наоборот. Ваши взгляды еще Маркс высмеивал, называл «мелкобуржуазными» и говорил, что революция – это самое насильственное, самое разрушительное явление, какое может быть, превосходящее в этом плане даже войну. И он же писал, что не стоит этого бояться – сбросив балласт отжившего, мы после быстрее пойдем вперед и все наверстаем, жалко, конечно, что при этом и ценное погибает иногда, но это приемлемая плата за прогресс. И как я уже сказал, поиск выгоды часто соседствует с предательством – так что, ища, как бы «не навредить», вы легко можете скатиться в это болото. Или же, если вам ближе технические термины, за все перемены надо платить, что-то потратить, потерять. Иначе же, по вашей логике «меняться, но чтобы никого не обидеть», надо любые перемены запретить. Или вам ближе не Ленин, а вешатель Столыпин, кто хотел «не перемен, а великой России»? Где бы стояла тишина как на кладбище, и царь Николашка наверху. Нет, Ира, иногда нужна буря, гроза, которая смоет грязь и очистит спертый воздух – пусть даже вам платье вымочит и прическу растреплет, ну а кого-то даже молнией убьет.

Он взял бокал, отпил красное вино, как воду из стакана, и продолжил:

– Впрочем, вам такие мысли простительны. Так природой заведено, что женщины более консервативны – отвечали за дом, за семейный очаг. Еще тысячу лет назад в пещере ждали, пока мы с охоты убитого мамонта принесем. Вы можете с героизмом защищать то, что в вас заложено, даже совершая подвиги, как Зоя Космодемьянская. Вы можете быть ведомой за своим мужем, идти за ним в любые трудности, как Анита Гарибальди или Женни Маркс. Вы даже можете править страной, следуя воспитанной в вас традиции, как Екатерина Вторая. Но вам не дано искры прозрения, открытия чего-то принципиально нового. Ведь есть в истории женщины-воительницы, даже правительницы – но нет ученых, философов, изобретательниц, ну не годитесь вы в Менделеевы или Эдисоны. Так что, Ира, советую вам не забивать вашу прелестную головку неразрешимыми вопросами – а оставить их нам.