Владислав Савин - Красные камни [litres]

Сам же бой, по сюжету – эффектно, но тактически не интересно. Как вояки «генерала» Мо против наших пулеметов у базы Синьчжун. В пятнадцатом веке дистанции боя были совсем смешные, на наш взгляд – зажигательная пуля из снайперской винтовки в бочку с порохом на артиллерийской позиции, и хороший выходит фейерверк с летальным исходом для артиллеристов. Которые, как я сказал, и в те времена были куда более ценным и редким персоналом, в сравнении с пехотой. А дальше – чистая арифметика, что кончится раньше, у них люди, или у нас патроны. Если по сюжету, проход из этого времени в 1942 год есть, и нам еще боекомплекта подкинуть успели. И снайперша Таня (Лючия) работает, выбивая командиров (или тех, кто на них похож). Какие в итоге шансы у атакующих до стены добежать, со штурмовыми лестницами на плечах?

Отбились. Где-то все же враги сумели влезть на стену, чтоб перед камерой сабельками помахать (не везде же с пулеметом успеешь, фронт широкий), их всех перебили. Нам больше возни было все сцены отснять, имея весьма ограниченную натуру – но сделали. В кадре поле с бесчисленными тушками «убитых врагов» – по жизни, куда убитые с прошлого эпизода делись, если ландшафт вполне узнаваем, и кто костровые столбы выкопать успел? А ведь много трупов за двое-трое суток в жаркое лето – здесь было бы как после газовой атаки: Синьчжунское наше сидение вспоминаю, ой и погано там было под конец, не продохнуть. Но будем считать, что давешний парламентер не только неудовольствие выказать приезжал, но и банально договориться о выносе тел, к взаимной выгоде, тем – своих похоронить по-людски, и мародерка, конечно, нам – чтоб не воняло.

Карл Клаузевиц сказал – военное дело простое и понятное, но воевать сложно. То есть думать особенно не надо, но трудно встать и идти туда, где тебя могут убить.

Маша за мной ходила хвостом. Пока я не попросил для нее маленькую роль почти без слов – служанки пани Анны (роль Лючии), в кадре иногда появляется, что-то подать и принести. Я тоже иногда в кадре появляюсь – на стене, с саблей грозно стою. Поскольку широкий кафтан пятнадцатого века нетрудно прямо поверх современной одежды накинуть, ну а сапоги и в те времена были похожи. А вот Аню Лазареву в этом фильме вы на экране не увидите – у «администратора киногруппы» свои дела, в том числе и вне площадки, как, например, в университете (конечно, на выезде ее двое-трое ребят сопровождают).

Да, роман тот я нашел в библиотеке и прочел, целый вечер убив. Имя автора увидел – ну хоть стой, хоть падай! Вот что значит гений – недаром его в нашей истории в течение тридцати четырех лет (после смерти Ефремова и до его смерти в 2006 году) называли «величайшим из ныне живущих фантастов». Мир «двадцать третьего века» описан – прямо техномагия какая-то, вся поверхность Земли (где живут пятьсот миллиардов человек) – это города, дворцы, лаборатории, университеты, музеи. Дикой природы почти не осталось. Заводы убраны под землю, цеха и линии конвейеров простираются на тысячи километров, там же и железнодорожные линии с шестиметровой колеей, даже под морями и океанами, как общепланетное метро. Сельское хозяйство – в башнях и шахтах с гидропоникой, или в океане плавучие и подводные фермы, китов выращивают на убой. С дальних планет Солнечной системы летят гигантские ракеты-рудовозы, поскольку ресурсы самой Земли вычерпаны до дна. Ведется осушение венерианских болот и орошение марсианских пустынь, чтобы и эти две планеты сделать подобием Земли, а на Юпитере и Сатурне лишь полезные ископаемые добывают, поскольку высокая гравитация и ядовитая атмосфера, людям будет тяжело. И строится звездный корабль, длиной в десять километров, чтобы на фотонной тяге лететь к Альфе Центавра – вокруг подготовки этой экспедиции и ее начале и крутится сюжет.

Какой общественный строй в том будущем – ну конечно же коммунизм. Только не хотел бы я в том мире жить – поскольку личная свобода отсутствует от слова совсем. Высокомудрый Совет (неясно, кто его избирает и из кого), а также «электронные думающие машины» (на лампах, занимают всю территорию в тоннелях под Карпатским хребтом) определяют не только количество продукта, который надлежит произвести и куда-то доставить (не сказано, кто к ним программы пишет и отлаживает), но и судьбу каждого из живущих, какую профессию ему надлежит выбрать, где жить и работать, и с кем вступить в связь для продолжения человечества (не рода – поскольку семей нет). Детей сразу забирают для воспитания в особых заведениях (больше на инкубаторы похожи, где младенцев как бройлеров выкармливают, только в конце не на убой, а в школу младшего цикла). Конечно, все это делается в высших интересах, из соображений эффективности, профессию тебе выберут из твоих способностей (определяемых по какому-то «мозговому тестированию»), а с кем сношаться, тебе предложат исключительно исходя из генетической целесообразности. Ну а кому не нравится, это признают рецидивом и подвергают – не наказанию (там же гуманизм), а психическому перепрограммированию: электроды на мозг, пилюли, и ты уже все осознал, раскаялся, заблуждения забыл и с энтузиазмом вперед.

Ну и, как в романах бывает, главные герои, он и она (имена какие-то заумные, как у Ефремова в «Андромеде»). Он летит, она остается, но хочет с ним – а как быть, если списки уже заполнены наиболее «эффективными», кого для миссии отобрали? Она хочет кого-то подвинуть (ага, значит, есть и там программисты «1С-тысяча», кто для главного компьютера коды пишет), он отговаривает: «Это нельзя, ты лучше профессионально подтянись, чтоб достойнейшей стать, есть еще время». Да еще и ребенок у них родился, она, естественно, отдавать не хочет, ведь после даже не узнаем, нет в тамошних детдомах учета по подлинным родителям, выходят воистину «не помнящие родства». Но это же против общего высокого порядка – и оба мучаются совестью (глав так на пять).

И приходят в Музей Революции (есть и такой). Где сначала красочно рассказывается о язвах эксплуататорских обществ (с чем лично я полностью согласен). Ну а затем зал, где рассказывается о Великом Переломе – нет, все ж не наш это мир, а «альтернативный», если нет в нем имен Маркса, Энгельса, Ленина, и 1917 год не назван. А был во главе вождь, очень сильно на собирательный образ их всех похожий. И еще у него была жена (и соратница), как Женни у Маркса, – и которую он так же сильно любил. Письма в витринах, старые фотографии. Значит, им было можно друг друга любить и своих детей, не расставаясь? Не спешите!

Ведь революция отменила не только частную собственность, но и семьи. Как мешающие половине населения (женщинам) отдавать себя общему делу – если надо после работы еще и готовить, стирать, ухаживать за детьми, «домашнее рабство ничем не лучше капиталистического». Как и взгляд на женщину как на вещь, а также бесполезные чувства ревности и собственности – и вообще, в эксплуататорском обществе брак – это такая же сделка купли-продажи. А потому – ну, вы поняли. Все женщины объявлены «свободными» и общедоступными, ну а дети – в детдома. И (как эпизод из старого фильма, на экране в зале музея) разговор вождя со своей «женни маркс»: