Алекс Бор - Лабиринты времени [Антология русской альтернативной истории] [litres]

– За невольное соучастие меня приговорили к церковному покаянию. Папаша мирволить перестал, завещал добро монастырю и скоро помер. Вот и всё. Сплясать ещё?

– Лучше не переступайте лишний раз с ноги на ногу. Ваши опорки из сапог «со скрыпом» сделаны, – продребезжал Розанов. – А ловко вас провели. Сколько лет прошло с той истории? – уточнил он.

– Три года как.

Розанов нахмурился:

– Я почему-то вообразил себе, что история давняя. Вы твердили, как были юны. Вы за эти три года так растолстели?

– Кажусь старше, чем я есть. А чего вы хотели? – криво улыбаясь, развёл руками Тиняков. – Скверное питание, алкоголь и прочие излишества. Вот я пятого дня уединился с бутылочкой пива… Постойте, их кажется было две, – Тиняков сунул руку в карман редингота. – Точно, две пробки. А заел знаете чем?

– Удивите нас.

– Сальной свечкой, – ухмыльнулся Тиняков. – Вот и огарок тут же.

– Ноуменально! – с наивным восхищением произнёс Розанов.

– Сальная свечка как швейцарский нож – ко всему приспособлена, – сардонически продолжал Тиняков. – Клопов застращать, насморк вылечить, верёвку натереть, ну и на поминках закусить…

– Ещё можно при её свете радоваться жизни, отдавать дань науками и искусствами, – назидательно сказал Василий Васильевич.

– Это лучше делать при свете электрического лампиона, – с издёвкой сказал Тиняков. – Особенно – жизни радоваться. Засиделся я у вас. Денег не даёте. Пойду.

Розанов замахал руками:

– Погодите. Остались ещё неясные детали. Карамышевых схватили?

– Куда там.

– Если бы убийцы поехали в Европу, их там непременно арестовали бы, – засюсюкал Розанов. – Вся затея с паломничеством за благословением маменьки на брак – ложный след для полиции! Вас живым только для того оставили, чтоб назвали сыщикам имена, на которые вы достали паспорта. Конечно же, преступники уничтожили документы и залегли на дно в одном из губернских городов. А то и в столице: лучше Петербурга для беглецов места нет. Так, а скажите, кем был убитый? Какого рода и чина?

– Его не опознали.

– Как такое могло статься, ежели в Империи каждый человек посчитан и одокуменчен? Стало быть, жандармы от вас сокрыли. Непростой, надо полагать, человечек был. Что-то вроде агента III Отделения. Ясно, что убитый – не муж Зине Карамышевой, а она – не жена ему, и что никакого любовного треугольника не было. Эти ваши Карамышевы – революционеры, динамитчики. Радикальным образом избавились от присматривавшего за ними сыщика. А ваше дело приобретает характер государственной важности. Или… Постойте. Нет, всё не так! Какой у злодеев чемодан, ещё помните?

– Чемодан как чемодан, – буркнул Тиняков. – Немецкое изделие.

– Вот! – поднял палец Василий Васильевич. – Немцы лучше нас чемоданы делают, зато крыжовенного варенья, как мы, нипочём не сварят.

– Знаете, я, наверное, пойду, – неприязненно повторил Тиняков.

– Куда вы всё порываетесь? Сейчас сами увидите и распробуете! Домна Васильевна!.. Устройте нам самоварчик, и варенье, крыжовенное. А вы, Коля, притащите свой рундук.

Вольский удалился, а экономка ещё задержалась:

– Вам «лянсин» заварить или «юнфачу»?

Василий Васильевич с укоризной на неё посмотрел:

– Вы, Домна Васильевна, запамятовали: запасы «лянсина» и «юнфачу» иссякли, а обновить мы не успели. Да и зачем гостям эта жёлтая водичка? Четверть плитки «кирпичного» залейте!

– Василий Васильевич, вам соринка в глаз попала? – простодушно спросил Боря. – У вас левый глаз моргает.

– Бессонная ночь одарила живчиком, – быстро ответил Розанов и крикнул вдогонку экономке: – Непременно «кирпичного».

Дверь кабинета вновь распахнулась, но не перед экономкой. На пороге восстала возмущённая посетительница и возопила:

– Никогда со мной так не обращались!.. На «рцы» – впервые! От ворот поворот бывало давали, но напрасно держать под дверью… Никогда! Трое вперёд меня прошли, это ладно, это ничего, но вы чаёвничать собрались! – она притопнула ножкой, но из-за титанической калоши движение вышло замедленным.

– Ну, давайте, что у вас там, – нетерпеливо промолвил Розанов. Взял из рук барышни том. – Ничего не понимаю. «Весь Петербург»? Адресная книга? Зачем адреса вымараны?

– Вы крепостник! Обскурант! Старосветский помещик! Вам радостно причинять другим боль!

– Чем, собственно, могу? – спросил Розанов, морщась от высочайших тесситур гостьи.

– Меня зовут Мария Папер, – выпискнула девушка. – Я прочту вам свои стихи. Затем – удалюсь.

– Ах, так вы тоже поэт? – многообещающим тоном спросил Розанов.

– Уж точно я не поэт! – возмутилась гостья. Водрузила адресную книгу на этажерку и достала из кармана тетрадку.

Начавший забивать ухо ватой Розанов остановился присмотреться к ней.

– Поэтка? Поэтесса? Поэтесица? Ну, всё едино, – загыгыкал Боря. – Главное, что не поэт.

– Так вы не просить пришли?… – приятно удивился Розанов. – Читайте!..

– Я хожу по адресной книге, – нетерпеливо пропищала Папер.

– И вы не знаете, кто я такой? – поднося ватный комок к свободному уху, спросил писатель.

– Коллежский советник Василий Васильевич Розанов. Набран на странице 559 между ротмистром Василием Александровичем Розановым и председателем комитета попечения о народной трезвости Василием Ивановичем Розановым.

– А приписку – «литератор» – вы не увидали?

– Второпях не обратила внимания. Да мне это не важно. Я только читаю стихи и иду дальше.

– Всё же снимите калоши!

Папер повела из стороны в сторону острым носиком:

– У вас в комнате слякотнее, чем на улице.

– Это всё ваша вина, Коля, – засопел Василий Васильевич, но спохватился: – Читайте же! Моим юным друзьям не терпится услышать вас!

Розанов заткнул второе ухо и приготовился наблюдать.

Папер открыла тетрадку. Тонкие бледные губы пришли в движение. Боря весь затрясся, точь-в-точь паровой котёл в последнюю до взрыва минуту. Вольский, судя по дёрганью кадыка, гоготал, размашисто аплодируя. Тиняков как будто подавил порыв засмеяться.

Василий Васильевич осторожно вынул пробку из уха.

– А вот ещё выслушайте двустишие: я знаю, что в сумраке трепетном ночи меня ожидают внемирные очи. Конец.

– Отменно! – пробасил Вольский и застучал одной ладонью о другую.

– Всё хорошо, но есть длинноты, – заметил Василий Васильевич.

– А вы что скажете, Александр Иванович? – стал подначивать Боря.

– Стыдно хвалить то, чего не имеешь права ругать, – осторожно выговорил Тиняков.

– Почему не имеете? Только потому, что я – женщина? – возмутилась Папер. – Обругайте меня сейчас же!

– Нет, не поэтому, – потупился Тиняков и замолчал надолго.

Розанов лукаво прищурился:

– А вы Мережковских проведайте.