Владислав Савин - Союз нерушимый: Союз нерушимый. Страна мечты. Восточный фронт

«Я, – говорю, – старший лейтенант и командир эскадрильи, а ты?» Оказывается, он рядовой лётчик и званием по-нашему младший лейтенант. «Раньше воевал?» Оказывается, да, с американцами в Южном Китае. Больше двух лет. «Где и как был ранен?» – а мне переводчик говорит:

– Не надо его об этом спрашивать, потому что этим вы ему нанесёте сильное оскорбление, ему и без этого очень стыдно.

– Его что, в жопу ранили? Так на войне бывает…

– Нет, – смеётся переводчик, – он вообще не ранен, его за два дня до начала войны привезли с прободной язвой желудка. Теперь ему очень стыдно перед своими товарищами.

– А чего тут стыдного? – спрашиваю.

– Ты не понимаешь, – говорит мамлей, – по японским меркам, самураю заболеть перед войной это значит проявить позорную слабость, почти трусость. Поэтому ему и стыдно. Все, кто здесь лечится, получили свои раны, честно сражаясь за императора, и только он оказался больным слабаком.

– Ого! – говорю. – Какие проблемы да на ровном месте!.. Так он что, самурай? (Чем самурай от несамурая отличается, я знал.)

– Самый настоящий…

Ладно, не будем об этом спрашивать, оскорблять даже врага это не по-большевистски.

– Спроси его, а на каком он истребителе летал?

Слово «хаябуса» я понял и без переводчика.

– Знаю такой… видел… А сбитые у него есть?

Оказывается есть. Семь сбитых.

– Скажи ему, что у меня сбитый пока только один – Ки-51, так я всего три недели воюю. (Я специально назвал Ки-51, он получше Ки-36. Да, похвастался… но у него аж семь сбитых было!)

Японец это услышал и что-то спрашивает у переводчика:

– Он спрашивает, достойно ли погибли его соотечественники?

Оба-на!.. Вот это вопросец!..

– Скажи ему, что да, достойно! Дрались изо всех сил!..

После слов переводчика японец довольно закивал.

– А спроси у него, какие самолёты он сбил?

Японец отвечает, переводчик переводит:

– Пять «томахауков»… один «митчерр»… и один «риберейта»…

«Томахауки» знаю (Пэ-сороковые), но что за «митчерр» и «риберейта»? Тут до меня доходит – «митчелл» и «либерейто»!.. Б-25 и Б-24!..

– «Митчелл» и «либерейтор»?.. – переспрашиваю.

Да, кивает японец, «митчерр» и «риберейта».

– На Ки-43? – переспрашиваю.

Да, опять кивает японец, на нём. Э-э, брат… Говорю переводчику:

– А ну спроси, это что же, он «либерейтор» сбил двумя пулемётами?!.

Переводчик спрашивает, и японец утвердительно кивает – да, ими. Ну, даёт япошка!.. Просто мастер «художественного свиста»!.. Ну, про Б-25 я с трудом, но ещё могу поверить, но Б-24?!

Видимо, что-то на моём лице японец увидел, потому что вначале как бы закаменел, потом демонстративно уронил недокуренную сигарету, сжал кулаки и что-то говорит переводчику. Тот переводит:

– Он говорит: что он самурай и не позволит вам унижать себя вашим недоверием!..

Да, ё-моё!.. О, какой гонористый!..

– Переведи ему, что я ничуть не хотел его унижать, но хочу узнать, как он сумел сбить здоровенный четырёхмоторный бомбардировщик всего двумя пулемётами? Вдруг мне пригодится. Скажи ему, что я сам сбил своего противника двумя пулемётами, но то был одномоторный штурмовик, а не утыканный пулемётами, как ёж иголками, четырёхмоторник.

Японец отвечает, что он расстрелял «либерейтору» двигатели, и тот упал.

– А стрелки бомбардировщика на всё это просто смотрели?

Оказывается, что он на сближении вначале бил по стрелкам, а уже сблизившись метров на сто пятьдесят – сто, начинал стрелять по двигателям.

– Что все четыре движка расстрелял в одной атаке?..

Нет, говорит японец, в одной атаке – один двигатель.

– Так он что, четыре раза на «либерейтор» заходил?!.

Да, оказывается, четыре раза. Ты знаешь, к нам перед войной приезжал из политотдела армии один вроде как лектор, рассказывал о японской психологии. Вот он говорил, что с нашей русской точки зрения японцы ненормальные (как, впрочем, и мы с их), потому что они многие нам привычные вещи воспринимают и делают совсем не так, как мы, а это надо учитывать в бою. Я тогда это прослушал и забыл, мимо ушей. И вот только общаясь с этим японцем, до меня вдруг дошло, что японцы действительно ненормальны – передо мной стоит парень невероятной, почти запредельной храбрости, который при этом стыдится своей язвы, даже не триппера или геморроя. Так ведь находятся и те, кто его этим попрекает. Это нормально?

Тут японец опять что-то спрашивает у переводчика:

– Он говорит: а как бы вы действовали, случись вам столкнуться в бою с «либерейтором»?

– А я, – говорю, – разнёс бы эту тушу одной атакой, тремя-четырьмя 37-мм снарядами. Метров бы с трёхсот-четырёхсот. И полетел бы сбивать следующий.

Японец выслушал и ответил.

– Он говорит, что это не очень смело, но очень рационально.

Вот и пойми – похвалили тебя или, наоборот, обругали? Такой у меня случился разговор с японским лётчиком-истребителем. И заметь, за всё время японец ни разу не улыбнулся. Вообще. Наоборот, он был невероятно серьёзен.

А.С. Имя японца не помните?

И.Г. Да я его и не спросил.

А.С. А что потом было?

И.Г. Я подарил японцу пачку сигарет и пошёл к своим. Правда, он не хотел её брать, но переводчик ему что-то сказал, и тогда он взял. Больше я этого японца не видел – всех ходячих отправляли в лагеря военнопленных. Отправили и его…

Лазарев М. П. Тихоокеанский шторм. М.: Воениздат, 1960.

Глава «Морские десанты на юге Сахалина»

Второй десант, значительно более крупный, чем в Торо, высаживался также в первый день операции в порту Маока (ныне г. Холмск), могущим стать базой для развертывания переброшенных из японской метрополии войск, усиливавших сахалинскую группировку.

Гарнизон Маока включал два кадровых пехотных батальона 88-й пд, усиленные артиллерией и минометами; была оборудована полевая оборона города и порта. Имелось и ополчение, но нас оно беспокоило намного меньше, чем неплохо подготовленные и относительно прилично вооруженные кадровые части. Сделанные летчиками фотографии не только вскрывали почти всю систему обороны, но и позволили установить местонахождение казарм японской пехоты. А главное, в порту был обнаружен легкий крейсер «Китаками» (тип «Кума», корабль устаревший, но способный доставить немалые неприятности десанту – 7000 т водоизмещения, по состоянию на 1945 год переоборудован в «десантный крейсер», вместо семи 140-мм пушек нес четыре 127-мм, зато шесть десантных плашкоутов, мог принимать на борт батальон морской пехоты).

С учетом важности Маоки, для ее захвата были выделены крупные силы – в первом эшелоне десанта шли 1-й и 2-й полки 1-й дивизии морской пехоты (без 1-го батальона и одной батареи СУ-54-150, высаженных в Торо); во втором эшелоне 113-я стрелковая бригада (без одного батальона, также в Торо). Для высадки десанта были выделены старые эсминцы «Войков» и «Сталин», тридцать два пехотно-десантных корабля (БДБ и LSI), шесть больших танко-десантных LST (полное водоизмещение за 4000 т, по проекту берет 25 «шерманов» – у нас загрузка, или рота Т-54, или такое же число СУ-54-122, или дивизион 152-мм или 122-мм орудий с тягачами, или два взвода тяжелых танков), а также транспорта «Барнаул», «Благовещенск», «Биробиджан», на которых шел эшелон закрепления и развития успеха (основные силы 113-й бригады) а также тыловое снабжение. Огневая поддержка была возложена на крейсера «Калинин», «Каганович», эсминцы «Рьяный», «Резвый», «Разящий», «Рекордный», а также шесть артиллерийских БДБ, с универсальными 128-мм пушками (хоть какое-то подобие виденных Зозулей у Сайпана американских LSM(R) – в корпусе десантной баржи, 127-мм башня от эсминца, зенитки, 107-мм минометы и пусковые для ракет). В охранении оставались эсминцы «Ретивый» и «Ревностный», двенадцать ленд-лизовских «больших охотников» РС (по современной классификации малых противолодочных кораблей), четыре тральщика АМ.