Владислав Савин - Союз нерушимый: Союз нерушимый. Страна мечты. Восточный фронт

– Командовать передовой ротой это высокая честь! Идите и будьте достойны… хорошо умереть, трусливый гайдзин!

Даже разведданными не поделился. Кто там, где? У макак считается, что генерал должен решать, – а подчиненные исполнять не задумываясь. Командующему виднее! Интересно, после неминуемого разгрома у него хватит хваленой японской чести самому вспороть себе пузо? А я не нанимался подыхать за этих жёлтых макак! И их главной макаке-императору я ничего не должен! Я присягал Рейху и фюреру. Теперь Рейха нет, и фюрер если и жив, то недолго, уж Сталин не настолько добр, чтобы не казнить такого врага, коль поймал! Значит, я свободен от присяги и могу позаботиться о себе сам! Только как?

Кретины! В колонне одни танки! А, где-то в хвосте плетутся несколько грузовиков с пехотой. И мы обогнали кого-то по пути. Значит, идти в бой придется без панцергренадер! А у русских солдат есть гранатометы, не хуже чем «панцерштрек», и влепить из него в борт танку, переползающему через траншею, очень легко! И в горячке боя пленных не берут! Я не хочу умирать на чужой земле, вдали от фатерлянда. Желтомордые даже хоронить меня не станут, просто бросят, как собаку. Если с танком не сгорю!

И тут завыло, загрохотало. Артиллерийско-минометный налет, и калибры не меньше пятнадцатисантиметровых! Хорошо, посередине колонны, и даже ближе к хвосту, вот не завидую пехоте на грузовиках! И команда по радио – за год службы Фогель научился если не свободно говорить по-японски, то хотя бы четко понимать командные слова. Вперед – что ж, разумно, броском выйти из-под обстрела. Не нравилось лишь дефиле впереди, его так легко было накрыть огнем! Но проскочили свободно.

И тут впереди засверкали выстрелы танковых пушек. «Пантера», идущая впереди, вспыхнула как костер. Двенадцатисантиметровые – кошмар для панцерваффе, с сорок третьего года! Пожалуй, макака-генерал рассудил правильно: единственный наш шанс против русских «толстокожих» это быстро сорвать дистанцию, вблизи друг друга взаимно пробиваем, но у «пантеры» пушка скорострельнее. Вот только «пантера» не Т-54, и даже не «тройка», не настолько подвижна! А у русских там стреляют не меньше полусотни стволов, даже если мне чертовски повезет разменять свой танк, свою жизнь на один русский, то сам все равно сгорю, – а я не хочу умирать на этой войне, за каких-то желторылых, не хочу! Стоять, идиот (это мехводу)! За дымом они нас не увидят! Макаки, чего уставились все? Не понимаете, что в бою надо не только вперед? Кретины. Ну что ж… другого случая не будет!

– Цель справа десять, танк. Стреляем, и сразу вперед, бронебойным заряжай!

Заряжающий нагнулся к боеукладке. Это хорошо, из всего экипажа он самый опасный! Наводчик, водитель и пулеметчик – все спинами ко мне, да еще и смотрят в оптику. А заряжающий глядит на командира, сидит у него в ногах – и под его рукой штатный МР-40 на борту закреплен. У остальных танкистов оружия нет, кроме тесаков-вакидаси на поясах. Обезьяны, у вас в других танках, даже легких «ха-го», вот как там втроем вообще поместиться можно – командир с длинным мечом-катаной, с ней же из горящего танка выскакивать неудобно! Ну, ваша дурь, хуже лишь вам!

Рука скользнула к потайному карману, нащупала браунинг, взятый у пленного англичанина в Тобруке. Заряжающий умер первым, ткнулся головой в боеукладку, тонкий ручеек крови из дырки в голове. Хорошо, что не парабеллум – были бы все мозги на броне, фу, грязно. И другие макаки успели бы сообразить, – но звук у браунинга тихий. Вторым умер наводчик, обмяк на сиденье. Пулеметчик заорал что-то, схватившись за тесак, – ну и как он будет колоть назад, вывернувшись со своего кресла? Он умер третьим, тем временем мехвод отчаянно пытался открыть люк, будь крышка откидной, а не сдвигающейся вбок, у него был бы шанс, а так он успел лишь высунуть голову, и рухнул обратно, с пулей с спине.

«Отчего в плену у русских должно быть хуже, чем у этих косоглазых? – подумал Фогель. – Я не эсэсовец, не каратель, не состоял в НСДАП, ничем не провинился против их населения и пленных, не то что кретины из Одиннадцатой танковой или панцер-СС. Честно воевал, причем большей частью – с англичанами. Как мой бывший командир, фельдмаршал Роммель. И если он теперь командует армией штутгартского правительства, – то какие у русских претензии ко мне? По крайней мере, на расстрел у них я точно не заработал!»

Майор повернулся на сиденье и скривился от боли: задница и спина, по которым прошлись палки, были покрыты кровоточащими шрамами. Меня, чистокровного арийца, избили какие-то обезьяны! Что ж, перед русскими это будет доказательством, что он, Фогель, в этом бою выступил на этой стороне не по своей воле, его заставили насильно! Но стоит ли упустить случай, совершить и свою личную месть? Если она еще и послужит ему оправданием?

Хорошо, что «пантера» проектировалась из расчета на европейцев, а не на мелких японцев. И так, сваленные вниз трупы наводчика и заряжающего сильно мешали. Фогель сам зарядил бронебойный и развернул башню. В прицел попал «Чи-Ха», ползущий метрах в пятистах. Ну, получи, макака, отправляйся к своей Аматерасу, а я пока поживу на этой земле! Горишь, хорошо, следующий!

Наверное, лучше было бы затаиться. Но злость на проклятых макак была сильнее. И снаряды, летевшие спереди, были намного опаснее тех, что сзади. Глупые макаки, у вас на легких «Ха-Го» вообще нет приборов наблюдения, даже тримплексов, только открытые смотровые щели, на «Чи-Ха» единственный и крайне примитивный прибор у командира – в то время как опыт Восточного фронта показал, хорошо видеть все поле боя это жизнь или смерть! Так что вряд ли его измену быстро обнаружат с танков, идущих позади – и имеет смысл показать русским, на чьей он стороне. А вдруг «папа Эрвин» не забыл еще своего подчиненного и замолвит словечко? И, вернувшись в фатерланд, удастся еще и продолжить службу, и может даже в новом чине? Ведь и Фольксармее будут нужны опытные офицеры-танкисты, прошедшие всю войну. А если и придётся снова воевать, то на стороне русских – по сравнению с адом Восточного фронта любая война покажется охотничьей прогулкой в Швабском лесу!

И вдруг все стихло. Только горели танки. Сидеть здесь дальше было бессмысленно, и Фогель решился. Сначала он высунулся наверх и привязал к антенне полотенце. Затем развернул башню стволом назад и полез к управлению. Пришлось повозиться, откидывая тело мехвода – такой маленький, а тяжелый! И вперед, в русский плен! Было страшно, что сейчас в «пантеру» ударит снаряд – а когда 12-см калибр пробивает броню и разрывается внутри, у экипажа шансов нет, и те, кого лишь иссечет осколками и оглушит взрывной волной, еще позавидуют своим убитым товарищам, заживо горя и не в силах выбраться наружу. Но никто не стрелял, Фогель проехал с километр, или чуть меньше, и вдруг увидел прямо перед собой русский танк с огромной пушкой, нацеленной прямо в лицо. Поспешно заглушив мотор, немец высунулся из люка, размахивая носовым платком. К танку уже бежали русские солдаты с автоматами.