Владимир Марков-Бабкин - 1917: Да здравствует император!

Тем более что дело явно приобретает совершенно нехороший оборот, а ситуация начинает очень-очень плохо пахнуть! Вот, похоже, и тот самый вентилятор, о котором так любил упоминать Толик. И полетит сейчас все в разные стороны. На фоне этого даже так не желаемая мной корона вдруг показалась такой прекрасной, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Потому как смердело в воздухе государственной изменой. Так сказать, преступлением, совершенным группой лиц по предварительному сговору, которое карается… Да неважно, чем карается. При любом раскладе меня к влиянию на власть не подпустят больше на пушечный выстрел!

Ай да, Миша, ай да сукин сын! Это ж надо было так вляпаться!

Император между тем ждал ответа. А ответа у меня не было. Потому как не знал я, что говорить, комментируя события при взгляде под этим углом зрения!

– Итак, я требую ответа. – Николай был тверд, и выражение его глаз не сулило мне ничего хорошего. – Я требую назвать имена. Имена тех, кто стоит за созданием Комитета.

– Требуешь, государь?

Может, он и удивился моей наглости, но виду не подал, продолжив настаивать на ответе.

– Да, я требую. Я хочу знать, кто тот злой гений, который сделал возможным появление Комитета, покусившегося на самодержавную власть. Кто вложил в ваши головы это непотребство, которое Комитет заявил в этом вашем «Обращении» от имени помазанника Божьего. Это заговор и измена. И я обвиняю в этом!

Что ж, пришла пора отвечать.

– Прости, государь, но за созданием Комитета стоишь ты.

Император опешил. А я продолжал:

– Именно ты, государь. Ты своей безрассудной политикой довел ситуацию до того, что в воюющей стране смогло одновременно возникнуть сразу несколько заговоров против тебя. Именно ты, мой государь, довел до того, что твои подданные в массе своей больше не хотят тебя видеть на престоле. Пусть большинство из них еще не вышли на улицы, но поверь мне, мало кто расстроится от твоего отречения. Как ты мог такое допустить? Как ты мог допустить, что генералы хотят твоего отречения, потому как считают, что только смена императора позволит России выиграть эту страшную войну? Как ты мог допустить, чтобы твоего ухода желали все – от придворной аристократии и до простого безземельного батрака, от солдата до генерала, от великих князей и до рабочих на фабриках?

– Ты, кажется, обвиняешь меня? – Николай не верил своим ушам. – Ты смеешь обвинять своего императора?

Но у меня уже не было возможностей для маневра и игры словами. Только жесткая лобовая атака могла спасти ситуацию.

– Ты хотел правды? Так получи ее! Именно ты, брат мой, довел страну и общество до революции! Именно ты своей слепотой, своим упрямством, своим самодурством помог всем этим политиканам, этим провокаторам, этим шпионам, этим заговорщикам и прочей революционной шушере стать выразителями настроений общества! Именно ты поднял ту волну народного возмущения, гребень которой так проворно оседлали эти негодяи! Да, чтоб ты знал, именно я сейчас спасаю твою корону, твой трон и твою власть! Именно я делаю все возможное для того, чтобы ты усидел на престоле и чтобы не случилось в России революции! Именно я дергаю за ниточки, заставляя патриотов активно действовать, а вчерашних заговорщиков бороться за сохранение твоей власти и подавлять мятеж. Ты сейчас говоришь о том, что создание Комитета – это часть какого-то зловещего заговора против тебя. А знаешь ли ты, что если бы я этого хотел, то уже давно сидел бы на твоем троне? И заметь, мой дорогой брат и мой государь, я и сейчас пытаюсь удержать корону на твоей голове, хотя мог бы ее просто молча принять из твоих рук! Так о каком заговоре ты говоришь?

Царь бледнел с каждым моим словом. Но я уже не мог остановиться.

– Прости, Никки, меня за то, что я сейчас говорю, и за то, как я это говорю. Но пришла пора взглянуть правде в глаза. Я не могу больше прятаться за этикетом и играть роль недалекого Миши, любимца столичных салонов. Я старался не затмевать твое величие, твой авторитет и твое право властвовать. Я намерен на публике так поступать и впредь. Но между нами пришла пора ясности. Нет никакого загадочного «кто», который прячется за Комитетом. Если угодно, то этот «кто» – я сам. Тот самый шут и паяц при твоем дворе. Нет больше места для сантиментов или нерешительности, ибо мы все на грани гибели. Нужна ясная и твердая воля, для того чтобы спасти Россию и династию. Ты даже не представляешь себе, насколько мы все близки сейчас к краю пропасти. Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы ты и дальше правил этой страной, чтобы Россия успешно развивалась и чтобы у нее было будущее. Я буду помогать тебе во всем, не привлекая к себе лишнего внимания, продолжая играть свою роль шута. У империи есть только один император. И ни у кого не должно быть сомнений на этот счет.

Опустив голову, сидел в своем кресле государь император. Сидел в салоне своего императорского вагона, стоявшего на одной из станций его империи. Шли минуты, и ничего не происходило. Казалось, что человек в кресле просто заснул, склонив во сне свою голову.

– Государь? – спросил я обеспокоенно.

Ответа не было. Пауза затягивалась. Наконец, не поднимая головы, он произнес усталым голосом:

– Отречение подписано. Что ж, так тому и быть…

– Но, государь…

Николай поднял голову, и я поразился тому, как он сильно постарел на эти несколько минут. Взгляд его был полон тоски и какой-то затаенной обиды. Я сделал еще одну попытку достучаться до него:

– Государь! Нет никакой необходимости в отречении, ведь…

И тут глаза императора полыхнули яростным огнем.

– Никогда русский царь не будет марионеткой! Никогда я не соглашусь на то, чтобы мной манипулировали! Быть может, я плохой самодержец, но я самодержец! И у меня, как у императора, есть только два выхода из ситуации: или отстранить тебя и действовать самому по своему разумению, или уступить трон тебе! Ты прав в оценке моей вины, я признаю это. Но я не приму твоей помощи, потому что я всегда буду помнить то, что ты сказал. Мне не нужен кукловод! Поэтому я ухожу и передаю корону тебе! И пусть благословит тебя Бог!

Он резко встал и решительно вышел из салона. Я бессильно упал в кресло. Да, похоже, тут все ясно. Своими откровениями я спас себя от обвинения в измене императору, но уничтожил царственное самолюбие самого императора. Вот так талантливо я постоянно попадаю в подобные скверные истории. Николай явно отречется. И явно не в пользу Алексея, ведь вряд ли он захочет, чтобы его сын был у меня той самой марионеткой, о которой он только что с такой яростью говорил!

Что ж, вот мы и приплыли. Не пора ли мне начинать писать манифест о восшествии на престол?

Орша. 28 февраля (13 марта) 1917 года