Владимир Марков-Бабкин - 1917: Да здравствует император!

– Господа, я принял окончательное решение об отречении от престола.

Николай сказал это сухим и бесцветным голосом. Собравшиеся в салоне императорского вагона сидели растерянные и подавленные. Никто не смотрел на своего государя, впрочем, и он сам ни с кем не хотел встретиться глазами. Вот так, напряженно сидя в кресле и глядя прямо перед собой, продолжал говорить Николай Второй Александрович, император и самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; царь Казанский, царь Астраханский, царь Польский, царь Сибирский, царь Херсониса Таврического, царь Грузинский; государь Псковский и великий князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; государь и великий князь Новагорода низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северныя страны повелитель; и государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли и области Арменския; черкасских и горских князей и иных наследный государь и обладатель; государь Туркестанский; наследник Норвежский, герцог Шлезвиг-Голстинский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая.

Я смотрел на происходящее, понимая, что именно сейчас, в этот самый момент и в этом самом месте меняется история государства Российского, равно как меняется история всего мира, всей планеты Земля, а быть может (кто знает?), и судьба в масштабах Галактики? Ведь если человечество не погибнет, то, возможно, оно, это самое человечество, таки доберется до звезд?

Однако меня понесло куда-то совсем не туда. Вероятно, повлиял на ход мыслей, упомянутый мной перечень титулов Николая Второго. Впрочем, теперь это мой перечень, и мне его нести на своих хрупких плечах.

Между тем Николай продолжал:

– Я отрекаюсь за себя и за своего сына в пользу моего брата великого князя Михаила Александровича. Манифест об отречении написан и подписан мной собственноручно. С этого момента моим и вашим государем является мой царственный брат.

Я встал и подошел к столу.

– Выполняя волю моего царственного брата, вступаю на престол государства Российского, о чем заявляю своим манифестом.

Наклоняюсь и подписываю, мельком увидев шапку подготовленного канцелярией документа: «Высочайший манифест. Божьей милостью, Мы, Михаил Второй, император и самодержец Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский, и прочая, и прочая, и прочая, объявляем всем верным Нашим подданным…»

Фредерикс, Воейков и Нилов встали, когда в салон вошел священник и внесли Евангелие. Николай положил на Святое Писание руку и размеренно произнес слова присяги:

– Я, великий князь… – голос его дрогнул, и он начал заново: – Я, великий князь Николай Александрович, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием, в том, что хочу и должен его императорскому величеству, своему истинному и природному всемилостивейшему великому государю императору Михаилу Александровичу, самодержцу, Всероссийского престола наследнику, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови, и все к высокому его императорского величества самодержавству силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и вперед узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности, исполнять. Его императорского величества государства и земель его врагов телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление, и во всем стараться споспешествовать, что к его императорского величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может. Об ущербе же его величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать попытки и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предоставленным надо мною начальникам во всем, что к пользе и службе государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и все по совести своей исправлять и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды против службы и присяги не поступать, от команды и знамя, где принадлежу, хотя в поле, обозе или гарнизоне, никогда не отлучаться; но за оным, пока жив, следовать буду, и во всем так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному воину подлежит. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же сей моей клятвы целую слова и крест Спасителя моего.

Николай наклонился, поцеловал Евангелие и крест в руках священника. Затем он принес великокняжескую присягу мне как новому главе дома Романовых, после чего подошел и крепко меня обнял, добавив:

– Будь хорошим царем, брат.

Я чувствовал, как дрожат у него руки. Я обнял его в ответ, и мы молча разошлись на свои места – я встал напротив приносящих присягу, а Николай ушел к окну и смотрел куда-то вдаль.

Тем временем к Евангелию подошел генерал граф Фредерикс, министр императорского двора при Николае. Положив руку на святую книгу, он заговорил дрожащим голосом:

– Я, генерал от кавалерии граф Фредерикс Владимир Борисович, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием, в том, что хочу и должен его императорскому величеству…

Он говорил, а по щекам его текли слезы. Я понимал его. Он был министром императорского двора на протяжении всего срока царствования Николая Второго. Вся его жизнь была служением императору, он видел в этом смысл своего бытия, оставаясь одним из немногих людей, кому Николай действительно доверял. И вот теперь целая эпоха подошла к концу. Он прекрасно понимал, что я назначу нового человека на его должность, да и как я мог оставить на такой важной должности 79-летнего старика, страдающего от склероза, которому помощники каждый раз подробно растолковывают азбучные истины перед его докладом императору. У сентиментального Николая не хватало духу сказать старику о том, что тому пора на покой, ведь царь понимал, что для графа Фредерикса это фактически будет означать конец его жизни.

– Я, адмирал Нилов Константин Дмитриевич, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием…

– Я, свиты его императорского величества генерал-майор Воейков Владимир Николаевич, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом…

– Я, полковник Горшков Георгий Георгиевич, обещаюсь и клянусь…

Звучали слова присяги. Все новые и новые люди подходили к Евангелию и приносили присягу верности мне, государю императору Михаилу Второму, самодержцу Всероссийскому и прочая, и прочая, прочая…