Борис Рогов - Против течения [СИ]

Наша компания к этому времени пополнилась прибывшими сокурсниками до полного состава. Мы проходим к старенькому экскурсионному ЛИАЗу. Внутри пахнет пылью, бензином и раскалённым кожзамом пассажирских сидений.

— Когда мы издали книжку про деревяшки Томска, нам её заказывали даже из Москвы и Ленинграда! — Важно подняв указательный палец вверх, Дрейзин начинает свой рассказ, — Но даже самый распрекрасный альбом проигрывает осмотру живых домиков.

Вам очень повезло, мои юные друзья! Деревянная архитектура обладает одним неприятным свойством. Она недолговечна. К тому же наши деревяшки расположены в центре города, что рано или поздно приведёт к их сносу. Возможно, какие-то из них будут отреставрированы, какие-то перенесены на новое место, но 90 % будет снесено. Что тут поделать, город — живой организм, он должен развиваться, отбрасывать устаревшее, лечить заболевшее, наращивать новое.

…

Под бодрую болтовню старого архитектора, мы объехали весь город. Останавливались в наиболее интересных районах. Посмотрели и Елань, и Татарскую слободу, и Уржатку и много чего ещё. Все в восторге. Лекция Элиазара Израилевича тоже всем понравилась. Смущала только, его позиция в отношении старой застройки. Прямо как в партийном гимне: «Весь мир насилья мы разрушим, до основанья…». Страшные люди эти советские архитекторы. Мало того, что строят сплошные сундуки, так ещё и всё старое норовят под корень извести…

…

— Мужики, а чего это вы не чешетесь по поводу сегодняшнего вечера? — вдруг заявила Наташка Пахомова, — хотите замылить такой важный этап, как праздник начала? Так дело не пойдёт. Скидываемся сейчас по трояку. Ты, Павлов, берёшь деньги и мухой в магазин. Я думаю, трёх бутылок агдама нам хватит. Ты, ты и ты, — она нагло тычет пальцами в оставшихся, — берёте остальные деньги и бегом на рынок. Купите там овощей и мяска какого-нибудь, лучше свинины нежирной, она готовится быстро. — Она замерла на мгновение, что-то рассчитывая, потом подняла глаза на нас и с удивлением в голосе продолжила, — а почему вы ещё здесь? Я же скомандовала — бе-гом в ма-га-зин. Что не понятно?

Мои усилия объяснить, кто здесь начальник, были подавлены в зародыше. — Ты, Рогов, будешь командовать на объекте. Рабочий день закончился. Поэтому заткнулся и бегом вместе с Самаровичем и Меньшиковым за продуктами.

Первый вечер обмерной практики прошёл в упражнениях по измерению глубины и диаметров стаканов выпитого портвейна, которые позже приобрели элементы эротики. Я старался не пить много, усиленно делая вид, что пью со всеми наравне. Благодаря этому удалось через час улизнуть из гоп-компании. Ни одна из наших барышень не вызывала у меня нежных чувств. Прогулка по вечернему Томску была приятнее.

…

На следующее утро нам были выданы рулетки и нивелир с рейкой, для точного определения вертикальных отметок. Мы разбились попарно, и каждая пара взяла себе отдельный фронт работ. Подвал, уровень земли, чердак плюс мезонин. Я, как бригадир взял на себя общее руководство процессом и помощь Павлову с Пахомовой, которым достался самый большой участок.

— Наташ, крепче рулетку держи! — Кричит Серёга, прижимая пластиковый корпус к полу. — Диктуй, я записываю.

— Три сорок пять.

— Ты не в метрах считай! В миллиметрах сразу говори, а то потом замучаемся цепочки сводить.

— Как скажете, сэр. Три тысячи четыреста пятьдесят три.

— Вот! Теперь правильно.

Такая перекличка слышится со всех углов обмеряемого домика.

Бедные хозяева домика не знали, куды бечь от бригады лихих обмерщиков, которые как стая ворон налетела на их жилище, и бегает с рулетками, блокнотами и карандашами по всем углам. Им напели, что как только будет сделан проект реставрации, и его утвердят в горисполкоме, так им сразу квартиру дадут, такую же по метражу. Ради этого люди готовы потерпеть не только студентов, но, наверное, даже каких-нибудь инопланетян с их боевыми треножниками.

Иногда я подменяю Самаровича, который время от времени берётся за аппарат, чтобы зафиксировать не только сам объект, но и нашу бригаду в трудовом порыве. Это он правильно придумал, потом из этих фотографий можно будет сделать и фотоиллюстрации для отчёта, и репортаж для газет.

— Паш, ты до конца практики сможешь что-нибудь напечатать?

— Я, нет! Ты, думаешь, я Геракла какая? Нет, я простой бедный студент и не хочу надрываться. Поэтому вся обработка — только дома, когда вернёмся.

К пятнице с обмерами покончено. Результат — огромная куча почеркушек, разобраться в которой, казалось, не было ни какой возможности. Тем не менее, в субботу мы приступили к вычерчиванию. Посовещавшись, решили сдать зачёт пораньше, чтобы быстрее сорваться на каникулы.

Чертить в кабинетах «Томскреставрации», где кроме канцелярских столов других чертёжный инструментов не наблюдалось, было неудобно. Сколачивать подрамники ради недели работы тоже желания не было. Поэтому ограничились методом «на глазок». Получалось херовато. Если не сходились размерные цепочки несчастного домика, приходилось бежать на место и заново перемеривать Мы же верили, что наши чертежи могут пойти для реставрационных работ. Я, хоть и знал, что никуда эти обмеры не пойдут не хотел портить друзьям радость хорошо сделанной работы. Деньги выделенные на реставрацию Томска будут пущены на Олимпийские игры, после которых начнётся падение цен на нефть и политика жёсткой экономии на культуре в том числе.

…

— Почему бригада опаздывает к началу рабочего дня? уже десять часов утра, а вас ещё нет. — Встретил нас однажды в среду какой-то бородатый мужик в толстых очках.

— Мы вчера ушли отсюда в десятом часу. Нам так удобнее работать. А вы кто такой? — перешёл в наступление Серёга Павлов.

Мужик словно не слышит и продолжает начальственным тоном.

— Сегодня сюда собирается зайти сам Егор Кузьмич Лигачёв, знаете, кто это?

— Ну, насколько я помню, — я пытаюсь не уронить честь политически грамотного товарища — Лигачёв первый секретарь Томского обкома. Что ему тут надо? Тут же кроме студентов-практикантов нет никого.

Когда Егор Кузьмич придёт, мы не знаем но будьте на месте весь день. Его кабинет из вашего окна виден. Вы тут хотя бы порядок наведите, а то как в свинарнике… — последние слова мы слышим уже на лестнице. Непонятный бородач с топотом спускается по ступенькам.

— Интересно, — Инка Ромашкина, вступает в разговор, — эта шишка пешком придёт, или на лимузине с кортёжем прикатит?

— Как-то не солидно пешком. Наверное, на лимузине. — Рассуждает Павлов. — И с эскортом мотоциклистов.

Пахомова в это время стоит у окна и смотрит на площадь Ленина — огромное пустое пространство метров сто пятьдесят на сто пятьдесят. В лучах утреннего солнца она выглядит знойной пустыней, потому что на всем её протяжении нет ни клочка тени. Только газоны, заросшие чахлыми цветочками, простираются от одного края площади до другого.