Олег Кожевников - Государь [litres]

– Я тоже в это верю. И главное сейчас не поддаваться лживым уговорам отойти от дел и заняться семьей. Никто кроме тебя, Ники, не сможет управлять этой махиной – Россией. Ты помазанник Божий и являешься ответственным за свои деяния только перед Господом нашим. И знай, я всецело на твоей стороне и. если нужно, умру за императора! Может быть, именно из-за этого германские наймиты и открыли на меня охоту. Но не на того напали! Кстати, с помощью генерала Хабалова удалось уничтожить засланных Германией в нашу столицу для диверсионных действий финских егерей. В Кенигсберге из финских добровольцев, сбежавших в Германию, немцы сформировали целый батальон, обучили его для боев в городских условиях и забросили этих врагов империи в нашу столицу. Частично и, скорее всего, временно мне удалось купировать эту проблему, но германский генштаб продолжает работу, чтобы ослабить империю изнутри.

– Что предлагаешь сделать, чтобы навести порядок в Петрограде? Только не говори, что в столицу нужно направить преданные части или завалить Петроград дешевыми продуктами. Того и другого нет.

– Я понимаю, поэтому предлагаю освободить Петроград от многочисленных резервных частей и прочих мусорных подразделений. Они там только разлагаются и проедают государственные деньги. В идеале их нужно расформировать, изъять оружие и распустить по домам. Но понятно, что это окажет очень негативное влияние на солдат, участвующих в боевых действиях. Как же, они воюют, погибают, терпят трудности окопной жизни, а тыловых крыс распускают по домам. Поэтому нужно сделать хитрее. Создать из расформированных частей рабочие команды и направить их на рытье окопов и других укреплений. Думаю, солдаты на передовой воспримут это нормально, а военнослужащие из расформированных частей особо возмущаться не будут. Их же не на передовую гонят, не на смерть, а всего лишь направляют на строительные работы.

– А где армия будет брать резервы? Потери колоссальные, а из Петрограда поступают хоть немного обученные солдаты. По крайней мере, знают, с какой стороны стреляет винтовка.

– Да это разве резервы? Даже, казалось бы, дисциплинированным частям доверять нельзя. Вон Хабалов выделил мне хорошо зарекомендовавший себя в глазах командования батальон латышских стрелков, так они в разгар операции подняли мятеж. Из всего батальона только два десятка человек остались верными присяге. И это в тылу, а если бы такое произошло на фронте, то считай, они бы подставили под удар целую дивизию. Нет, доверять солдатам, пробывшим длительное время в Петрограде, нельзя, они наверняка подверглись массированной пропаганде врагов империи.

– Ладно, Миша, я понял тебя, буду думать, как разгрузить Петроград от разложившихся воинских контингентов. Это неимоверно сложно, но ты прав, очень часто наивные крестьяне (основной контингент мобилизованных), направленные на обучение в столичные учебные части, попадают под пресс пропаганды циничных социалистов.

Только я собирался Николаю II изложить свое виденье ситуации, которая сложилась в Петрограде, как он неожиданно перешел к другой теме. Начал говорить о семье, о своих дочерях, о наследнике. Чувствовалось, что ему уже смертельно надоели разговоры о делах и хочется выговориться о том, что его действительно интересовало. Ну что же, я был только за то, чтобы император выговорился, снял накопившиеся душевные муки, а затем снова в полную силу занялся своей деятельностью. Мало кто мог бы, будучи царем и главнокомандующим, выдержать такой прессинг. С одной стороны, все возрастающая критика со стороны образованной части общества, страшная болезнь сына, предательство близких людей и генералов, которым ты доверяешь, а с другой – колоссальные потери в твоей армии и слишком частые неудачи, казалось бы, в хорошо продуманных планах.

Я послужил своеобразным психотерапевтом по снятию накопившегося стрессового состояния у брата. Слушал Николая II и думал про себя, что вот же я дурак, хотел фактами доказать императору, что не имеет он права слагать с себя корону, а нужно-то, чтобы он излил перед кем-нибудь свою душу. Пожаловался на неудачи, на непомерные требования подданных, поплакался, в конце концов, что его никто не любит и не понимает. В январе 1917-го нужно обязательно к Ники приехать, чтобы он опять смог выговориться. И тогда не будет отречения, и история пойдет нормальным и естественным путем. Монолог Николая II закончился, только когда в кабинет зашел начальник штаба ставки генерал Алексеев.

Усатого генерала, вошедшего в кабинет Николая II, я узнал. Образ генерала Алексеева отложился в долговременной памяти Михаила Александровича. В памяти отложилось и то, что генерал Алексеев, по сути, сосредоточил в своих руках все реальное управление русскими армиями. Император, как правило, принимал лишь общее участие в разработке операций, влияя лишь на кадровую политику. Начальник штаба обычно ограничивался общими докладами, не всегда посвящая венценосца во все детали. В долговременной памяти Михаила Александровича отложился фрагмент беседы с генералом Деникиным о новом начальнике штаба. Деникин положительно воспринял это назначение, по этому поводу он сказал: «Такая комбинация, когда военные операции задумываются, разрабатываются и проводятся признанным стратегом, а повеления исходят от верховной и притом самодержавной власти, могла быть удачной». Что комбинация получилась удачной, показало наступление Юго-Западного фронта. Изначальная идея Брусиловского прорыва была выдвинута Алексеевым. Наступление началось 4 июня, и его успех превзошел все ожидания. С приходом Алексеева изменилось и отношение к союзникам. В долговременной памяти остался и разговор с генералом Спиридовичем, он свидетельствовал: «Отношение к союзникам Алексеева было вообще более серьезно и более патриотично, чем у старой ставки. При великом князе Николае Николаевиче в ставке союзников «обожали», перед ними распростирались по земле, для них жертвовали своими русскими интересами. При Алексееве на союзников стали смотреть деловитее. От союзников, кроме прекрасных слов, стали требовать взаимной и своевременной поддержки, фактической, на деле». Так что по воспоминаниям, оставшимся от Михаила Александровича, генерал Алексеев представал собой скорее положительную фигуру. Но вот полученная мной информация говорила о том, что именно генерал Алексеев сыграл определяющую роль в том, что Николай II отрекся от престола. После чего и начался тот бедлам, который впоследствии переродится в две революции.

Когда я увидел генерала Алексеева, мне вспомнились и слова великого князя Николая Николаевича (бывшего главнокомандующего) об этом генерале, теперешнем начальнике штаба. «Бывало, что ни спросишь у офицеров штаба, либо не знают, либо знают что-то, а теперь на все вопросы – точный ответ. Все знает, сколько на фронте штыков, сколько снарядов, сколько в запасе орудий и ружей, продовольствия и одежды. Все рассчитано, предусмотрено… Будешь весел, поговоривши с таким человеком». Через несколько минут я убедился в справедливости слов Николая Николаевича. Генерал Алексеев действительно был профессионален, точен и в своих расчетах учитывал даже незначительные факты. А начал он докладывать нам о ситуации, складывающейся на Юго-Западном фронте. И свои предложения о помощи армиям генерала Брусилова.