Олег Кожевников - Государь [litres]

– Да нет, самогонка по цвету и вкусу такая же, только пьянеешь немного быстрее, а вот похмелье от нее тяжелое и длится дольше. Те, кто вечерком ее принял, на следующий день уже не вояки.

– Хорошо, полковник! Тогда вы и возьметесь за претворение этого плана в жизнь. Надеюсь, Андрей Кузьмич, все у вас получится. А чтобы местные винокурни передали нам свои запасы самогонки с радостью, вот вам золотые империалы. Думаю, за золото селяне не только продадут вам весь самогон, но и втюхают его хоть самому черту.

Я достал из кармана монеты из оперативного запаса и протянул их полковнику Кузякину.

А еще мне понравилось предложение ротмистра Хохлова. Он занимался стрелковой подготовкой в дивизии Бегильдеева. Соответственно, был ответственен за залповую стрельбу по аэропланам противника. Да, в общем-то, за весь комплекс мероприятий по прикрытию дивизии от нападения и обнаружения с воздуха. Правда, мероприятий было всего два – это залповая стрельба по вражеским аэропланам и огонь по ним же специально отобранных, самых метких стрелков. В это время о снайперах не было слышно, и все их называли просто меткими стрелками. Это я называл стрелковую команду Хохлова снайперами и хотел в других дивизиях корпуса организовать нечто подобное. Так вот, во время отчета ротмистра об организации на высотке, расположенной неподалеку от лагеря, телефонизированного поста для наблюдения и предупреждения кавалеристов о приближении вражеских аэропланов, Хохлов дрожащим от волнения голосом предложил:

– Господин генерал-лейтенант, разрешите моим стрелкам принять участие в штурме станции. Я знаю, перед станцией укрепрайон с пулеметными дзотами, взять их непросто. У меня под командованием есть отличные стрелки. Например, ефрейтор Артюхов с расстояния в двести саженей в глаз австрийцу попадет. А в амбразуру дзота он с гораздо большего расстояния легко всадит пулю. Если перед атакой мои ребята подберутся к этим дзотам, хотя бы саженей на пятьсот, то обещаю, что мы сможем заставить пулеметы молчать во время нашей атаки.

Я не стал говорить ротмистру, что к этим дзотам даже на версту подобраться незамеченным сложно. Секторы стрельбы пулеметов были подчищены капитально. Вопрос незаметного приближения к дзотам меня очень интересовал, и я специально поручил пластунам изучить все возможные подходы к австрийским дзотам. Полученные доклады ничем меня не порадовали – пехотной атакой, без помощи крупнокалиберной артиллерии, взять эти дзоты было невозможно. Оставался единственный вариант: приблизиться к этим дзотам на бросок гранат, прикрываясь броней, набитой на кузова наших автомобилей. Но вариант снайперской стрельбы по амбразурам дзотов из бронированных кузовов автомобилей был очень интересен. И я, благожелательно глядя на возбудившегося от своей смелости Хохлова (все-таки свое предложение он сделал командиру корпуса и брату императора), сказал:

– Вы молодец, ротмистр. Ваших стрелков нужно обязательно использовать при штурме укреплений. Но только пробираться к дзотам не нужно. У нас есть автомобили с бронированными кузовами и проделанными в них бойницами. Пулеметные пули для стрелков, лежащих и ведущих огонь из бойниц, не страшны. Эти бронеавтомобили смогут приблизиться к пулеметным дзотам даже ближе, чем на двести саженей. К самым проволочным заграждениям. Вот там нужно подавить пулеметный огонь, чтобы саперы смогли сделать проходы для автомобилей. Понятно, ротмистр?

– Так точно, господин генерал-лейтенант!

– Тогда готовьте людей. Я предупрежу командира мехгруппы поручика Хватова, чтобы он подготовил бронеавтомобили для ваших людей. А вы отберите самых метких стрелков и следуйте в лагерь мехгруппы. Сегодня же следует приступить к тренировкам. Требуется отобрать восемнадцать стрелков, по два человека на один бронеавтомобиль. Все, ротмистр, начинайте действовать.

Глядя на спину удаляющегося ротмистра, я подумал: «Эх, жалко, что имеющихся бронелистов хватило на защиту колес только двенадцати автомобилей. А если бы хватило на все, то на каждый бронеавтомобиль мехгруппы, можно было посадить в кузова снайперов. Вот здорово бы было, глядишь, и пушки в кузовах “Опелей” не пригодились бы. И картина была бы впечатляющая, покруче, чем в голливудских боевиках – извергающие огонь и еле ползущие задним ходом 32 грузовика».

Мои мечты нарушил поручик Хватов. Он специально прибыл с места дислокации мехгруппы, чтобы переговорить со мной. Это было кстати, мне тоже нужно было переговорить с ним об использовании при штурме станции снайперов ротмистра Хохлова. Свое распоряжение по включению снайперов в десантные команды, оборудованные защитой колес автомобилей, я собирался передать командиру мехгруппы после обеда, когда по плану должен был объезжать лагеря, в которых сосредоточились подразделения корпуса, прорвавшиеся в австрийский тыл. А таких лагерей было уже пять. Наконец прибыла Туземная дивизия и разбила два лагеря – один в полутора верстах от брода, второй в трех. Дивизия выполнила распоряжение, переданное по радиостанции. Места для лагерей были весьма удобные и выбраны не только по рекомендации нашей разведки, но и местные жители, которые хорошо знали местность, посоветовали разбить лагеря именно в этих местах. Да что там посоветовали, старосты рядом расположенных деревень даже просили меня, чтобы воины великого князя разбили свои лагеря рядом с их поселениями. За любое содействие и за продукты я платил крестьянам очень хорошие деньги, иногда даже и золотыми монетами. Уже все местные жители знали, что предводитель (командир) Русской армии, сосредотачиваемой около их хуторов, сам брат императора России. Они этим гордились и растерзали бы иуду, который сообщил бы об этом австрийцам. Вот за сохранение секретности нашего присутствия рядом с Ковелем и приходилось платить, как из дивизионных касс, так и из своего оперативного резерва.

Правда, я опасался, что всадники Туземной дивизии все-таки, несмотря на приказы, проявят свой буйный нрав. Кто-нибудь не удержится и будет грабить крестьян, а скорее всего лавочников, или поскандалит (устроит поножовщину) с местными мужиками из-за какой-нибудь разбитной бабы. И так обидит человека, что тот может донести австрийцам, что недалеко от его дома появилось много русских солдат. Но командир дивизии Багратион, когда явился доложить командиру корпуса, что дивизия прибыла, уверил меня, что конфликтов с местным населением у всадников не будет. Что каждый джигит знает, что сейчас они находятся не на передовой, а в тылу у противника, и следует вести себя подобающим образом. Как доказательство этого, командир «Дикой» дивизии рассказал, как джигиты, после получения приказа по рации, продвигались по тылам неприятеля к Ковелю. Семь тысяч кавалеристов, не поднимая никакого шума, прошмыгнули тихо, как мыши, мимо многочисленных гарнизонов австрийцев. Те, наверное, все еще прочесывали местность, где дивизия немножко пошумела после прорыва в глубокий тыл австро-венгерской армии. Я ему поверил, хотя в долговременной памяти Михаила не было ни одного эпизода за всю историю его командованием «Дикой» дивизией, чтобы джигиты вели себя тихо и незаметно, как мыши. Но все-таки Михаил командовал дивизией только на передовой и ни разу не возглавлял ее в рейдовых операциях в тылу неприятеля. А все-таки всадники Туземной дивизии воюют уже не первый год, а значит, военная хитрость вошла в их натуру. Дисциплина тоже. Любой джигит уже знает, когда свою натуру нужно взять в кулак, а когда можно расслабиться и вести себя как настоящий воин. А все почему? Да жизнь на войне такая – будешь высовываться и похваляться своей удалью и бесстрашием, погибнешь в первом же бою. Рассудительные и осторожные солдаты живут на войне гораздо дольше. Вот и джигиты, воевавшие уже третий год, стали гораздо осторожней и тише. Я мог сравнивать между тем, что отложилось в долговременной памяти Михаила, и тем, как вели себя джигиты на учениях под Житомиром. В долговременной памяти Михаила отложились дикие выходки необузданных горцев, а на учениях я видел вполне себе дисциплинированных кавалеристов. Я надеялся, а больше ничего и не оставалось, что Багратион прав и всадники перед большой битвой будут вести себя тихо и незаметно.