Олег Кожевников - Государь [litres]

Штурм укрепрайона, расположенного рядом со станцией, начался буднично и тихо. Не было никакой артподготовки и даже ружейно-пулеметной стрельбы. Пластуны по-тихому выползли на полосу перед дзотами и начали проделывать проходы в проволочных заграждениях. В это время на дороге, по которой в укрепрайон на телегах завозилась самогонка, появилась колонна наших бронеавтомобилей. Австрийские часовые растерялись и подпустили автомобили слишком близко, за это и были жестоко наказаны – заколоты штыками бойцами десантных групп. Эти бывшие солдаты Осетинской пешей бригады были натренированы на такую ситуацию и уничтожили часовых быстро и бесшумно. Но все равно первые выстрелы прозвучали именно с этого поста. Осетины уничтожили не всех австрийских солдат. Один из них, скорее всего командир поста, находился в это время в будке охраны. Он и начал стрелять, при этом ранил двоих наших бойцов. Этого австрийца быстро обезвредили, расстреляв из пулеметов. Будка после этого начала напоминать решето. Затем, оставив раненых на попечение санитара, автомобили, сильно газуя, ринулись к штабу укрепрайона. Я все это видел и слышал, так как двигался на «Форде» спецгруппы в хвосте колонны. Я не сразу скомандовал Максиму следовать за автомобилями мехгруппы, сначала мы подъехали к раненым, я лично осмотрел их и решил, что раны не настолько серьезные, чтобы делать ребятам инъекцию пенициллина, несколько доз которого мне выделил Кац. Этот драгоценный антибиотик я берег на крайний случай, когда мне стало бы ясно, что медицина начала двадцатого века не смогла бы справиться с инфекцией, полученной в результате ранения. А тут раны были чистые, уже продезинфицированы самогоном. Санитар знал дело и четко следовал инструкции – не жалеть самогон при обработке ран.

Исполнив роль отца-командира, я забрался обратно в кабину «Форда», приказав Максиму следовать за автомобилями мехгруппы. Они, по-видимому, уже добрались до своей цели – штаба укрепрайона. Так как слышалась сильная стрельба и в основном работали пулеметы. Надеюсь, наши, установленные на каждом автомобиле мехгруппы. Конечно, не дело было командиру корпуса не то что принимать участия в боях, но даже находиться в боевых порядках передовой линии наступления. Но я же не настоящий великий князь, а в своем времени был всего лишь сержантом. К тому же я уверовал, что Михаила не заденет никакая пуля или осколок – история не даст, по ее сценарию свой конец великий князь должен найти в Перми. Конечно, я видел начало изменения той истории, которую знал, но она вещь инертная, и думаю, на какое-то время иммунитет от ее воздействия у меня есть. Вот я и пошел на риск попасть под обстрел австрийских вояк и по этой же причине лично возглавил операцию по проникновению во вражеский тыл. Не то чтобы был такой смельчак, который балдел от чувства опасности. Нет и еще раз нет, никакой я не герой – скорее практичный человек, который все просчитал и решил, что участие в рискованной операции должно дать бонусы к имиджу великого князя. Потом будет гораздо легче общаться с местной элитой и выбивать ресурсы для корректировки истории. Нельзя было допустить, чтобы нас с Кацем отправили в Пермь. То есть получается, что рискуя сейчас, я спасал жизнь великому князю и Кацу.

Вот так я думал, направляясь в очаг перестрелки. Но когда мы подъехали к месту, где недавно шел бой, стрельба уже стихла. И из какого-то бункера бойцы мехгруппы выводили оставшихся в живых австрийцев. Штаб укрепрайона был наш. Только я собирался начинать допрашивать пленных, как со стороны передовых позиций укрепрайона, с восточной стороны раздался треск пулеметных очередей. Потом этот треск разбавили несколько винтовочных выстрелов, и пулемет смолк. Я догадался, что там произошло, но все равно не удержался и скомандовал Максиму трогаться и, лавируя между окопами и проволочными заграждениями, постараться въехать на небольшую высотку, расположенную саженях в двухстах от нас. До точки, где я задумал устроить свой НП, «Форд» доехать не смог. Окопы шли по периметру этого холма. Пришлось выбираться из кабины и в сопровождении бойцов спецгруппы по окопам добираться до самой высокой точки холма. По пути бойцы спецгруппы скрутили двоих задохликов. Когда я к ним приблизился, то меня чуть не вырвало. От этих австрийских вояк разило перегаром, как от заслуженных бомжей московских помоек. «Наверное, это последствия приема нашей амброзии», – подумал я. В конце окопа, который привел нас к НП австрийцев, расположенному практически в самом центре холма на самой высокой его точке, нам встретился еще один страдалец. Судя по форме, это был офицер, и пахло от него так же мерзко. Его связали, как и встреченных ранее солдат, только обращались с ним мои ребята более жестко, чем до этого с рядовыми.

Когда я вошел в блиндаж, оборудованный как наблюдательный пункт, то был приятно удивлен. Во-первых, количеством амбразур, которые шли практически по всему периметру. Во-вторых, огромными биноклями на специальных штативах, их было три и они были установлены так, что через них можно было обозревать весь фронт, контролируемый этим укрепрайоном. Конечно, я сразу кинулся к биноклю, через который можно было обозревать сектор, где находился источник стрельбы. Сейчас, конечно, трудно было обнаружить дзот, из которого велся пулеметный огонь. Но автомобиль, из кузова которого по дзоту стреляли снайперы, я наверняка увижу. Я даже не сомневался, что дзот заставили замолчать снайпера. Получается, не все пулеметчики попробовали нашей амброзии с добавлением отвара из мухоморов. Какой-то австриец оказался трезвенником, но за это он и получил пулю в лоб. Остальные сегодня помучаются, а завтра будут уже здоровы, хотя и в русском плену.

После наступления тишины понять, в какой бинокль следует смотреть, было сложно. И я принял соломоново решение – подошел к среднему биноклю. Оптика была отличная, фирмы «Цейс». Даже знаки различия отдельного человека можно было разглядеть на большом расстоянии. По крайней мере, я разглядел унтер-офицера из мехгруппы, по фамилии Пименов. И он был не за броней кузова автомобиля, а находился по эту сторону проволочных заграждений и пинал какого-то австрияка. Автомобиль, командиром которого он был, стоял неподалеку. Вскоре появились и бойцы его десантной группы. Они примерно таким же образом, как их командир, обращались с австрийскими солдатами, выталкивая их, как я понял, из дзота. Вывели из этого оборонительного сооружения четверых австрийских солдат. Видно было, что австрийцы еле стоят на ногах. По-видимому, они и с утра приняли дозу нашей амброзии. За процессом, как австрийских горе-вояк гонят к унтер-офицеру, я смотреть не стал. Меня больше интересовал вопрос – все ли дзоты взяты и не появится еще один пулеметчик-трезвенник. Месторасположение дзотов я представлял, помнил и ориентиры, по которым их можно было найти. Правда, ракурс был не тот, к которому я привык, изучая укрепрайон из рощи, расположенной в двух верстах от этого НП. Но искать ориентиры не пришлось – в этот бинокль я увидел шесть наших штурмовых автомобилей, стоящих рядом с поверженными четырьмя пулеметными дзотами. Два других бинокля тоже порадовали меня – остальные четыре дзота тоже были взяты. Я просто обалдел от такой картины. Этот укрепрайон пытался взять армейский корпус Особой армии, но из-за больших потерь был вынужден отойти, а тут меньше батальона, на трофейных колымагах, за три часа эту, казалось бы, неприступную твердыню взломали. Я про себя хмыкнул и подумал, что правильное, оказывается, высказывание – то, что хорошо русскому, то немцу смерть. Полковник Кузякин, предложивший споить гарнизон укрепрайона, когда я узнавал у него о последствиях разбавления самогона отваром мухомора, сказал: