Роман Казимирский - Девятьсот восемьдесят восьмой

Поэтому историк, не оставляя себе времени на сомнения, чтобы не передумать, в нескольких словах описал свои намерения и, отмахнувшись от возражений знахарки, направился к двери. Однако тут перед ним возникло новое препятствие в лице Курьяна, который до этого лишь испуганно хлопал глазами, вдруг проявил ослиное упрямство и заявил, что ни за что не отпустит друга одного. Напрасно Марсель старался урезонить его, объясняя, что тот будет мешать, – Курьян лишь махал головой в ответ. В конце концов историку надоел этот разговор, и он решил просто пройти мимо Курьяна. Не тут-то было! Встав в дверном проеме, мужик заявил, что скорее сдохнет, чем позволит Баламошке выйти. Даже Меланье не удалось переубедить упорствующего смельчака. Когда женщина попыталась оттолкнуть его в сторону, он впервые за это время так рявкнул, что она удивленно охнула и попятилась.

– Ладно, пес с тобой, дурак, – проворчал Марсель, надеясь, что по пути сможет избавиться от навязчивого помощника. – Иди, только не мешай.

– Чтобы я – да под ногами путался? – радостно воскликнул Курьян. – Я буду нем как рыба. Ты даже не заметишь, что я рядом.

Продолжая бормотать что-то о своей способности оставаться невидимым и неслышным, Курьян вышел из избы, то и дело поглядывая на Марселя на тот случай, если он решит сбежать от него. Меланья же на прощание крепко обняла историка, прижав его к груди, после чего совсем по-бабьи всхлипнула и подтолкнула к двери. Не зная, как следует вести себя в таких случаях, и чувствуя себя как воин, отправляющийся на битву, Марсель растерянно помахал ей рукой и отправился вслед за спутником.

– В чисто поле, говоришь? – обратился Курьян к Марселю. – Понятно, как же. Мигом все устроим. Здесь рядышком. Вроде и под самым боком, а народу нет совсем. Гиблые места, никто туда не ходит.

– Отчего же гиблые? – автоматически уточнил историк, думая о своем.

– Люди добрые говорят, что там нечисть всякая водится, – с готовностью объяснил Курьян. – Если что и приходит недоброе, так только оттуда.

– Не понимаю, о чем ты… – отозвался Марсель, но тут же, оглядевшись, удивленно остановился. – Ты куда это меня привел?!

Обнаружив, что находится рядом с курьяновскими воротами, историк гневно взглянул на спутника, но тот только пожал плечами:

– Мы ведь в путь собрались, верно? Битва или не битва, а все одно от жажды страдать не следует. Жди здесь, Баламошка.

Не дав возможности возразить, он скрылся в доме и уже спустя несколько секунд появился, неся в руках очередной кувшин, покрытый мелкими каплями.

– Студеный, только из подполья, – с гордостью сообщил он. – Хлебнешь?

– Тьфу на тебя! – Марсель не на шутку разозлился, но решил не развивать конфликт. – Ладно, показывай дорогу.

– Как знаешь.

Курьян пожал плечами, словно ничего не произошло, и бодро зашагал в сторону от селища. Вскоре историк с удивлением отметил про себя, что на самом деле ни разу не замечал, чтобы кто-то из местных жителей ходил в этом направлении. Тем не менее места показались ему смутно знакомыми, и весь остаток пути он ломал голову над тем, откуда могло появиться это несносное чувство дежавю. Только когда они приблизились к небольшой роще и Марсель, сделав всего несколько шагов, успел угодить в густые заросли ежевики, до него наконец дошло: друг привел его ровно в то место, где некогда началась его новая жизнь. Это открытие так потрясло Марселя, что он на некоторое время впал в состояние, близкое к тому, что наступает у боксера, пропустившего сильный встречный удар. Проще говоря, он поплыл…

Постаравшись понять свое состояние, пришел к выводу, что оно было вызвано цейтнотом, в котором историк жил последнее время. У него не было ни одной свободной минуты для того, чтобы оценить перемены, произошедшие не только в его жизни, но и в нем самом. И теперь, разглядывая окрестности, он пытался вспомнить чувства, которые испытал, увидев все это впервые. Но давно пережитые эмоции были скрыты под толстым налетом новых впечатлений, и ему не удалось вернуться в прошлое даже на мгновение.

– Смотри, куда идешь!

Курьян успел предупредить замечтавшегося спутника в последний момент перед тем, как тот едва не ухнул в здоровенную яму, оставленную повалившимся набок вековым дубом. Марселю и самому показалась забавной идея свернуть себе шею накануне, возможно, самой важной встречи в его жизни, и он, усмехнувшись, отозвался:

– Ничего, я заговоренный, мне смерть от падения не грозит.

– Откуда такая уверенность? – Курьян вытер со лба пот.

– Я уже падал, помнишь? – Историк показал на свой шрам.

– А как же! – задорно хохотнул здоровяк. – Но слишком уж странная у тебя эта… как ее…

– Логика?

– Точно, она.

– Почему же?

– Если думать, как ты, то выходит, что если один раз не утоп, то потом, сколько пьяным в прорубь ни ныряй, все равно ничего не случится. Не бывает так, брат.

– Наверное, ты прав, – кивнул Марсель, который, передохнув пару минут, уже готов был двигаться дальше. – Долго нам еще?

– А? А… – Курьян почесал затылок и огляделся. – Да мы на месте уже, кажись.

– Так что же ты молчишь? – возмутился историк, бросая гневные взгляды на легкомысленного друга.

– А кто молчит? – отозвался тот, бережно опуская ношу на пень, оказавшийся перед ним. – Кто угодно, но не я. Ну, что будем дальше делать? Злодея твоего звать? Ты давай зови, а я посмотрю.

– На твоем месте я бы спрятался от греха подальше. – Марсель с сомнением посмотрел на Курьяна, понимая, что его несдержанность на язык может испортить все дело. – Мы сюда пришли не шутки ради, поверь. Я понятия не имею о том, что может выкинуть этот волхв.

– Вот и поглядим, – с довольным видом кивнул Курьян.

– Да пойми же ты!..

Марселю вдруг показалось, что его друг, возможно, намеренно валяет дурака, потому что не хочет оставлять его наедине с грозным противником. Перебрав в памяти все переделки, в которые им приходилось попадать вместе, он не смог вспомнить ни одного случая, когда Ку-рьян бросил бы его в беде. Да, мужик был ворчливым и временами даже нудным, не отличался хорошими манерами, и его сложно было назвать храбрецом, но каждый раз, когда Баламошке грозила опасность, он оказывался рядом. Мысленно наградив себя не самыми приятными эпитетами, Марсель смягчился и заговорил с ним совсем другим тоном:

– Пойми, брат, я не хочу думать о том, как бы не только самому спастись, но и тебя от беды уберечь. Если ты останешься со мной, у Ведагора появится еще один повод ставить условия. Вспомни, что произошло с Мусой. Неужели думаешь, будто волхв его навестил просто так, от нечего делать? Нет, он хотел таким образом на меня повлиять, чтобы я перестал путаться у него под ногами. Я не смогу говорить с ним на равных, если он доберется и до тебя.