Владимир Поселягин - Спец [litres (исправленная версия)]

Разбудил меня в полдень молоденький офицер.

– В чём дело? – садясь, спросил я.

Эти палатки поставили специально для нас, койки привезти не успели и армейские матрасы расстелили прямо на полу, но постельное бельё выдали, так что мы спали с некоторым комфортом. Палаток было две, большие, наши разместились все. Как я понял, что с нами делать, пока не ясно, МиГи уничтожены, посольство с нашими на связи, ещё решают с британским правительством. Если новые МиГи вышлют, значит, остаёмся, а если нет, вернут. Будем ждать. Я лично на последнее надеюсь. Нехрена нам, русским, тут на враждебной чужбине делать. Как бы ни скалились вокруг, я видел их настоящее нутро.

– Чего он лопочет? – сел, зевая, сосед, один из инструкторов. – Так быстро говорит, что я не пойму.

– Говорит, немец-высотник летит, явно разведчик. Видимо, немцы засекли шум, который устроила их десантная бронегруппа, и вот отправили узнать последствия. Приказ командования передаёт – подняться в воздух и сбить немца. В общем, пошли они к чёрту, они мне не командиры, пусть сами летят и сбивают, я спать хочу. Да и вообще на аэродроме, как я видел, одни «харрикейны», а они больше палубные самолёты, к тому же потолок у них десять тысяч, я физически не подниму его больше двенадцати. Тут «спитфайр» нужен, ну или МиГ.

– Нашим союзником надо помочь, – сказал особист.

– Всем помогать помогалок не хватит, – проворчал я по-русски и ответил лейтенанту-англичанину: – На аэродроме «харрикейны», а на этих истребителях я не смогу сбить немца. Нужен «спитфайр».

– Мы знаем, – кивнул тот. – Два «спитфайра» стоят в начале полосы, их готовят к полёту. И здесь часть не истребителей, а «харрикейны» в модификации штурмовиков. Вас отправили от уничтоженного аэродрома в ближайшую авиационную часть, где оказались именно штурмовики. Чуть позже за вами придут машины и перевезут на другой аэродром. Из-за неразберихи и возникла эта путаница.

– Как по писаному чешет! – восхитился сосед.

– Я бы тебе не советовал так нелицеприятно говорить при этом англичанине. Похоже, он знает русский не хуже нас, вон как глазами сверкает, – зевая, протянул я по-русски и перешёл снова на английский: – Ладно, господин лейтенант, показывайте, где самолёт, я быстро оденусь.

Тот поиграл скулами и, чётко развернувшись, покинул палатку, а я стал быстро одеваться, пока парни обсуждали то, что только что было. Умывшись у умывальников, я устроился в «виллисе», и меня отвезли к стоянке самолётов. Дальше – облачение в костюм и остальное снаряжение прямо поверх формы, замена фуражки и трости на шлемофон и парашют, и вот в кабине спита я уже поднимаюсь в воздух. Эта машина всё же была получше, чем у погибшего полковника. Не знаю, где его нашли, но аппарат неплохой, хотя пушек нет, только крупнокалиберные пулемёты.

Немца я догнал и сбил, но на пределе. Долго гнать пришлось, и в конце, когда тот видел, что не уйдёт на высоте, пытался уйти с пикированием и на бреющем. Не получилось. Я нагнал его и вбил в морские волны. Рухнул он в считаных километрах от побережья Франции, а я и второй лётчик на спите направились обратно, поднявшись километра на два. Этот лётчик не столько сопровождал меня, сколько всё снимал: как я сбил, когда и где. У него вместо пулемётов стояли фотоаппараты. Я сканером сразу это определил, ещё когда меня разбудили и сообщили такую просьбу в виде приказа.

Немцы тоже не могли подобное оставить, тем более разведчик вопил на всех каналах, как его на высоте нагоняет одиночный спит. Так что сейчас над водами Ла-Манша и за моей спиной рубились немцы на мессерах и английские лётчики со своими союзниками на разных типах самолётов. Сбитые падали в волны пролива только так. Две сотни немцев против такого же количества британцев. К последним постоянно подходили подкрепления, немцы рвались, чтобы догнать нашу пару, а баррикада из британских истребителей не давала им этого сделать. И не дали, мы ушли.

Посадка прошла штатно на том же аэродроме, я сдал машину и снаряжение и прошёл к палаткам. Там уже собрались все наши, сворачивают палатки, меня покормили, и нас, устроив в двух грузовиках, повезли на другой аэродром. На нём я надолго не задержался, вызвали к английскому командованию, там оказались и представитель посольства, и даже королевская чета. Меня поздравили с очередным сбитым и наградили Крестом Виктории.

После небольшого банкета, когда мы катили обратно, один из представителей Союза, сидевший рядом со мной, видя моё кислое лицо, поинтересовался:

– Недовольны наградой, майор? По-моему, у англичан этот орден в почёте.

– Вы знаете, из чего он изготовлен?

– Э-э-э… из меди?

– Из бронзы. Из бронзы от русских пушек, захваченных в Севастополе во время Крымской войны. Так что такое награждение для меня лишь тонкое издевательство со стороны британского правительства и командования. Я лишь один хороший момент в этом вижу: часть нашего русского оружия, пусть и в британской награде, всё же возвращается на родину.

Дальше мы ехали молча. А на месте узнали, что наконец наше положение прояснилось. Из Союза высылается ещё пять мигарей. Мы остаёмся. Ладно, на эту ночь у меня тоже планы, хотят англичане войны – они её получат. Есть пара идей, как ещё больше подогреть панику, тех немцев всё ещё ищут. Буду драконить их, пока меня не отправят обратно.

А по прибытии на аэродром, тоже полевой, на котором базировались «спитфайры», подразделение перехвата, как их называли, я попросил местного командира дать мне полетать, хотел пополнить свой лётный навык на новой для меня машине. Да и парни-инструкторы тоже выразили желание. Тот возразил, топлива лишнего нет, но если мы будем заступать на дежурные полёты, то проблем нет. Так и сделали, тем более начальство этому майору дало добро. Нам перегнали три новых спита, и мы, облетав их, стали каждый день делать вылеты, по нескольку часов. Иногда даже удавалось провести учебный тренировочный бой.

Три дня так прошло, уже было известно, что из Мурманска вышел очередной конвой, и на его борту есть и МиГи. Немцы особо не летали, был один ночной налёт, но далеко от нас, там другие истребители работали. Я же, убедившись, что истерия по поводу десантной группы немцев на острове и не думает стихать, зря эти три дня ждал, решил, что откладывать больше не стоит, пора действовать. Тем более на спитах, летая на дежурствах, я облетел окрестности на сто километров в разные стороны и теперь отлично знал местность, где что находится, и, когда возвращался, наносил всё на карту.

И вот наступила очередная ночь. Когда парни уснули – я облучил их одним хитрым амулетом, теперь они не проснутся до утра, сами точно, а будить тяжело будет, – я натянул чёрный комбинезон, между прочим немецкий, танковый, а моя форма осталась аккуратно сложенной на стуле, и, втихую покинув казарму и территорию аэродрома и достав мотоцикл-одиночку, погнал к лагерю для военнопленных. Этот был самый крупный на острове, там находилось порядка двух с половиной тысяч военнопленных, немцев (итальянцев держали в другом месте), много лётчиков, но основная масса – офицеры и унтер-офицеры, попавшие в плен в Африке или других местах. Были там и моряки. Именно они и были моей целью. По дороге не раз приходилось объезжать посты или патрули, но, благополучно достигнув нужного мне района, я стал готовиться. Извлёк на поле двенадцать английских транспортников «Албермал» и выстроил их в ряд. В стороне достал десять самоходок «Штуг-3», десять грузовиков «Опель» со снарядами и топливом, потом восемь четвёрок, три тройки, десять «Ганомагов», две зенитные батареи в кузовах машин, батарею лёгких немецких гаубиц, две батареи батальонных миномётов с боезапасом к ним в машинах. Вооружения и остального столько, что освобождённым точно пригодится. После этого оделся в форму офицера СС, звание гауптштурмфюрер, что соответствовало армейскому капитану, вполне подходит, изменил внешность и на немецком броневике подкатил к воротам лагеря. Используя «руки» амулета-помощника, уничтожил часовых на вышках и патрули, а потом один за другим всю оставшуюся охрану. Её тут без малого батальон было, тоже неплохо, будет чем вооружать пленных, а то у машины я оставил всего полторы тысячи единиц немецкого и английского лёгкого оружия, у меня больше не было. Рядом никого, лагерь находится обособленно, так что, включив прожекторы, я активировал амулет-громкоговоритель и сообщил на немецком: