Геннадий Марченко - Возвращение [litres]

– Суд присяжных выслушал доводы сторон и отправляется совещаться, – тяжело поднимаясь, заявил председательствующий.

Вернулись они почти час спустя, почему-то старательно избегая моего вопросительного взгляда. Разве что немного пришедшая в себя миссис Трувор пялилась на меня со скрытым во взгляде торжеством. По серьёзным лицам присяжных читалось, что их вердикт будет далёк от оптимистичного для меня сценария. Что и подтвердилось, когда слово взял председательствующий, тот самый толстяк по фамилии, кажется, Сентенс. Что ж, очень говорящая фамилия, если учесть, что на русский она переводится примерно как «приговор».

– …Суд принял во внимание все доводы обвинения и защиты, – между тем вещал толстяк, – и, посовещавшись, постановил.

В зале повисла напряжённая пауза. Я покосился на родственников покойного. М-да, все признаки вырождения в их семейке налицо. Даже удивительно, что этот тип, который, оказывается, ни на одной работе толком не задерживался, а последнее место его работы – разделывание рыбы, делал в столь пристойном баре?!

Потом я перевёл взгляд на Стетсона и побледневшую от напряжения Варю. Оба, конечно, верили в мою невиновность, но и знали, что улики, вернее, одна железная улика, играют против меня.

– Виновен!

Кто-то в зале выдохнул с облегчением (мол, получил по заслугам), кто-то, как представители моей стороны, разочарованно. Что ж, я догадывался, что этим всё и закончится. Правда, окончательный приговор должен вынести судья О’Салливан. Он подобрался и с осознанием собственной важности в голосе огласил решение, из которого следовало, что следующие пятнадцать лет своей жизни я должен провести в местах не столь отдалённых, а именно в федеральной тюрьме штата Калифорния Сан-Квентин. Правда, с возможностью выхода по УДО через десять лет. И вообще имею право подать апелляцию в десятидневный срок, пока буду находиться в ожидании этапа.

М-да, с одной стороны, в глубине души я надеялся сначала на оправдательный приговор суда присяжных, а затем на то, что судья даст минимальный срок по этой статье. С другой – мог ведь и электрический стул впаять. Во всём нужно видеть позитив. Но тут я поймал растерянный взгляд Вари, чуть ли не до крови закусившей нижнюю губу, и с ужасом понял, что не увижу её целых пятнадцать лет! Разве что короткие свидания. Это ж, когда я выйду на свободу, мне будет шестьдесят шесть! Надеюсь, всё же мне удастся первые десять лет отсидеть без косяков, хотя, зная свой характер, отнюдь не был в этом уверен.

Ой, как грустно-то!.. Конечно, в Бутырке было не лучше, когда людей ежедневно водили на расстрел, да и меня пытались на тот свет отправить, но сейчас, спустя почти полтора десятка лет, всё это казалось уже каким-то сном. Похоже, кто-то там, наверху, решил, что пора окунуть удачливого бизнесмена и счастливого семьянина Ефима Сорокина мордой в дерьмо. Эх, знать бы ещё, чьих это рук дело… Кому я перешёл дорогу, что он захотел упечь меня в места не столь отдалённые… От бессильной ярости мне оставалось лишь сжимать кулаки и двигать желваками.

– Позвольте?

Полисмен предлагал мне вложить запястья в раскрытые наручники, что я, секунду поколебавшись, и сделал. Не когти же рвать, в самом деле, ещё не хватало, чтобы меня пристрелили при попытке к бегству. Меня повели по коридору мимо расстроенного Стетсона и Вари, в глазах которой застыли слёзы.

– Саймон, доведите с Джейкобом это дело до конца, – успел я сказать Стетсону, чуть задержавшись. – Наймите хоть целую армию сыщиков, но выясните, кому я перешёл дорогу. Попробуйте напрячь своё руководство в Бюро. И кстати, добытый нами компромат на присяжных можете слить в СМИ, пусть это будет нашей маленькой местью. – А Варе прошептал на русском, одними губами: – Я тебя люблю.

На что она прошептала в ответ:

– И я тебя.

На первое время меня определили в небольшую тюрьму при здании суда. Здесь осуждённые содержались до того, как им объявят о переводе в пенитенциарное учреждение, где им предстоит отбывать постоянный срок.

– С днём рожденья меня, с днём рожденья меня… – пропел я на манер знаменитого спича Мэрилин Монро в адрес президента Кеннеди, прежде чем улечься на жёстком матрасе.

В камере на четверых нас было двое – я и неразговорчивый грустный негр. Остаток дня и ночь, ворочаясь на не первой свежести матрасе, я гадал, что собой представляет Сан-Квентин. До оглашения приговора я почему-то думал, что в случае признания виновным меня могут отправить на знаменитый остров Алькатрас, который Аль Капоне покинул уже сифилитиком. Туда, правда, отправляли самых отпетых уголовников, каковым я ещё не успел стать, но, с другой стороны, территориально она находится в штате Калифорния. Имелась на территории штата и открытая в конце 30-х годов этого столетия тюрьма на острове Терминал, но какая она, я догадывался весьма смутно. Впрочем, думаю, в Сан-Квентине если и лучше условия, чем в Алькатрасе, то ненамного.

Как я и ожидал, апелляция судом была отклонена. Утром десятого дня я кое-как привёл себя в порядок при помощи захваченных из дома рыльно-мыльных принадлежностей, включая безопасную бритву. После завтрака, состоявшего из традиционной кукурузной размазни, куска подсохшего хлеба и, как ни удивительно, стакана пусть и не свежевыжатого, но всё же сока, дверь в мою камеру распахнулась, и на пороге застыл конвоир. Смерив меня равнодушным взглядом, он кивнул, держа руку на расстёгнутой кобуре:

– Собирайтесь, мистер Бёрд, пора.

Ну вот и настал момент истины. Будем надеяться, Стетсон и адвокат сделают всё возможное и невозможное, чтобы выдернуть меня из тюряги как можно быстрее.

Спустя восемнадцать часов утомительного путешествия с остановкой на обед в придорожном заведении (нужно было видеть округлившиеся глаза посетителей забегаловки) и парой остановок для отправления нужды на обочине автобус с эмблемой пенитенциарной системы Калифорнии въезжал в ворота расположенной на севере штата тюрьмы Сан-Квентин.

Государственная тюрьма Калифорнийского департамента исправительных учреждений и реабилитации напоминала какого-то мифического дракона, греющегося на скале в последних отсветах редкого декабрьского солнца. Сразу вспомнились фильмы «Побег из Шоушенка» и «Зелёная миля». Кстати, даже несмотря на то, что книги Кингом ещё не написаны, можно было бы сделать экранизацию. Сюжет я помнил неплохо, особенно «Побега из Шоушенка». Другой вопрос, будет ли в застенках возможность хотя бы сценарий написать…

Я и ещё семеро бедолаг были скованы одной цепью, опутывавшей левую лодыжку каждого из нас. Из всей восьмёрки я выглядел самым спокойным, в смысле, не пускал нюни, как большинство ехавших со мной осужденных, и не хорохорился, как вон тот явно не мывшийся пару месяцев тип, назвавшийся Диком. Заявив, что это уже третья его ходка и одна из них пришлась как раз на Сан-Квентин, он решил запугать нас рассказами о жутких тюремных порядках.