Геннадий Марченко - Возвращение [litres]

Ночи в этих местах темны, а последняя выдалась лунной и звёздной. Мне отчего-то не спалось, и уже за полночь я тихо, чтобы не разбудить мирно спящих коллег, встал, накинул на плечи пиджак и вышел на крыльцо, аккуратно, чтобы не скрипнула, прикрыв дверь. Где-то забрехала собака, но вскоре умолкла. Больше ничего не нарушало девственную тишину, и, глядя на мерно переливающиеся звёзды, я ощущал себя стоящим на краю мироздания. В этот момент я по-настоящему осознал, как же ничтожен человек со всеми своими проблемами на фоне Вселенной. Что вся наша цивилизация – не более чем искорка, мелькнувшая и погасшая в её бесконечности. Миллиарды лет до нас, миллиарды лет после нас… Разум отказывался принимать такие цифры. И как же хотелось верить, что где-то там, в тысячах и миллионах световых лет от нашей планеты тоже существует разумная жизнь. Не может быть, чтобы не существовала. Пусть даже в зачаточном состоянии, или сверхразвитая, где разумные существа давно покинули телесные оболочки и переместились в цифровое измерение.

От столь высокодуховных размышлений меня отвлекло раздавшееся из недр живота бурчание. М-да, прощальный ужин нам устроили весьма обильный, я еле выполз из-за стола с мыслями, что за время пребывания на Украине точно поправлюсь на пару-тройку килограммов как минимум.

Ничего, добегу до стоявшего чуть на отшибе сортира в виде деревянной будки. Там, кстати, и газетка всегда имелась, за этим следила помощница режиссёра. Причём, прежде чем отнести в сортир газеты, она всегда их тщательно просматривала. А то ведь скандальчик может выйти, ежели человек оторвёт клочок подтереться, а там портрет Сталина или ещё кого-то из руководителей партии.

Затворив за собой дверь будки, я присел на корточки, с сожалением подумав, что, наверное, зря не курю. В такой ситуации подымить – самое то… Спустя минут десять я вышел на свежий воздух. Вышел – и замер, так как возле нашего барака в неверном лунном свете промелькнули какие-то подозрительные тени. Вроде двое, вроде мужики. Что они, интересно, забыли здесь в это время?

Неслышно ступая и пригибаясь на фоне цветущих зарослей жимолости, я подкрался поближе. Опа, а что они делают? Не иначе дверь барака подпирают толстой жердиной. Ай-ай-ай, нехорошее задумали ночные визитёры. А теперь стены дома обкладывают охапками соломы да ещё и поливают их из канистры. Твою ж… бандерлоги недобитые! Не иначе решили заживо спалить всю мою команду! Ну уж нет, такого удовольствия я вам не доставлю.

Дальше пришлось действовать быстро. Хорошо, я так вовремя посетил уборную! В мои пятьдесят два двигался я замечательно. На то, чтобы вырубить не ожидавших атаки со спины мужиков, пусть и достаточно крепких, у меня ушло не более пятнадцати секунд. И чтобы скрутить им руки за спиной их же ремнями – ещё пара минут. После этого, не обращая внимания на хохляцкие проклятия, я выдернул жердину, открыл дверь и, войдя внутрь, зажёг керосиновую лампу. Другого источника освещения ввиду отсутствия электрификации барака здесь не наблюдалось.

– Рота, подъём! – гаркнул я, со скрытым весельем наблюдая, как соратники с недоумённым и обиженным видом продирают глаза.

– Что случилось? – Это Юра Никулин из своего угла подал голос.

– Ничего страшного, диверсантов поймал. Явно бандеровцы.

Ух, что тут началось! Все заметались в поисках одежды, лихорадочно натягивая кто штаны, кто сапоги или ботинки, за шторкой не меньшую активность проявляли женщины. Минуту спустя народ с керосиновыми лампами повалил с крыльца поглазеть на живых бандеровцев. Те лежали на траве, но уже не ругались, а просто ненавидяще зыркали на обступивших их киношников.

– Ну шо, хлопцы, не получилось «клятых москалей» спалить? – поинтересовался я, присаживаясь на корточки. – И откуда же вы такие взялись. Местные, из Зелёного?

Те молчали, и я попросил Никулина метнуться к главе сельсовета, у которого дома имелся единственный на всю округу телефон. Мол, пусть вызывает милицию или чекистов, в общем, сотрудников силовых ведомств.

После звонка глава сельской администрации тоже прибежал посмотреть на диверсантов.

– Тю, це ж Петро Скодоба і Василь Хвощ. З війни їх не бачили, вони тоді поліцаями служили. Думали, згинули вони. Ан ні, живёхоньки. Ну нічого, хлопчики, тепер і на вас куля знайдёться.

Под утро пленённых хлопцев со спадающими штанами увезли. Мы же ближе к полудню, собрав вещички и технику, загрузились в автобусы и отбыли восвояси.

Неделю спустя вернулись в Москву, чтобы остальную часть эпизодов отснять уже в павильонах. К тому времени в столицу возвратились и Варя с детьми. Полная светлой грусти, супруга с упоением рассказывала о поездке, я же поделился своими историями, упомянув и о схватке с бандерлогами.

– Так и знала, что вляпаешься в какую-нибудь катавасию! – всплеснула руками Варя.

– Ну здрас-сти, – обиделся я. – Можно подумать, я их лично приглашал поджечь наш барак, чтобы потом продемонстрировать молодецкую удаль.

– Надеюсь, ты свою молодецкую удаль ещё не растратил, – недвусмысленно улыбнулась Варя, расстёгивая на мне рубашку…

На следующий день меня настигла награда. Указом Президиума Верховного Совета Украинской ССР мне вручили медаль «За отвагу». Церемония проходила не в Кремле, а в столичном представительстве республики, но тоже выглядело всё достаточно цивильно…

Следующий месяц прошёл в напряжённой работе. Мы пахали как проклятые, никто себя не щадил, но теперь, после того как пришло время монтажа, я понял, что на выходе должен получить о-о-очень качественный продукт. Может, Голливуд и видел нечто подобное, но уж точно не советский кинематограф. Это будет бомба!

Лишь бы прокатная комиссия не зарубила. Надеюсь, в её ряды не затешется Пырьев. Если финал фильма покажется членам комиссии очень уж жёстким, пусть ставят возрастной ценз, но проект должен попасть на экраны страны. И не только страны, у меня уже была предварительная договорённость с прокатными компаниями США и Канады, а теперь можно будет до кучи и Европу подключить. В общем, мировой прокат!

К середине августа мы закончили с озвучкой. К тому времени Саймон успел бракосочетаться с Вишневской, ставшей Галиной Стетсон. Начинающая оперная дива подала в американское посольство документы на green card, и, если всё сложится, она получит постоянную прописку на родине мужа. Мне не жалко, она же мировое достояние, не только советской оперной сцены. Да и за помощника своего порадовался, а то сколько можно бобылём жить!

От финальных аккордов создания картины меня отвлекло приглашение посетить Всесоюзный день авиации, который отмечался 18 августа. Праздник по традиции проходил в Тушино, туда мы и поехали с Варей и детьми. Приехали заранее, за два часа до начала авиационного шоу и прибытия первых лиц, чтобы спокойно побродить на выставке авиационной техники. Сонька уплетала мороженое, а вышагивающего по земле мальца мы держали между собой – за одну ручонку супруга, за вторую я. Данька, пользуясь тем, что его держат, то и дело с радостным визгом подпрыгивал и повисал в воздухе, словно маленькая обезьянка.