Александр Башибузук - Эмигрант. Господин поручик [litres]

– Алекс… – Серж повернулся ко мне. – Я знаю, ты будешь против, но мы с Лили должны помочь Доминику. Нам надо отдать свой долг…

– Подожди, – я сделал знак ему замолчать и принялся допрашивать пленного. А когда закончил, ненадолго задумался.

По большому счету мне плевать на долги анархистов, свары клошаров и на самого Красавчика в том числе. Но есть один очень неприятный момент, который не позволит мне остаться в стороне. Дело в том, что Доминик знает, где расположена наша база. Да, он еще не раскололся, но это совершенно не значит, что так будет всегда. При должном подходе язык развязывается у всех. Бывают исключения, но столь редкие, что только подтверждают это правило. Поэтому короля клошаров надо либо спасать, либо… убивать. Другого не дано. Правда, можно перебазироваться куда-нибудь, но этот вариант чреват многими сложностями. Гораздо проще вырезать активных заговорщиков, благо их осталось всего трое. Так что…

– Идем вместе.

– Этот нам еще нужен? – деловито поинтересовался Умник.

– Нет.

– Пощадите-е-е… – обреченно завыл клошар, но тут же заткнулся и захрипел, фонтанируя кровью из распоротой сонной артерии. Умник, по своему обычаю, перерезал ему глотку от уха до уха.

– Серж… – я поморщился, смотря, как анархист тщательно протирает свой тесак платочком. – А нельзя было… ну… менее эффектно, что ли? Или тебе просто нравится так?

Умник на несколько секунд задумался и совершенно серьезно ответил:

– Наверное… да. Нравится. Это так… волнительно. Гораздо приятней, чем просто убить…

– Исчерпывающе. Пожалуй, на этом закончим. Выступаем. Диспозицию изложу по пути.

Дальше все прошло словно по нотам. Но только до определенного момента.

«Община» оказалась практически пустой – почти все клошары на время смуты разбежались кто куда. Мы вошли с двух сторон и аккуратно перестреляли обдолбившихся наркотой заговорщиков. Но на этом все успехи закончились и началась сплошная хрень.

Сначала, откуда ни возьмись, выскочил какой-то малец и, прежде чем я успел его завалить, пальнул в нас дуплетом из лупары. Основной заряд прошел мимо, но одна картечина все-таки попала Сержу в бедро. И засела в нем очень глубоко. Анархист сразу охромел, но к счастью, остался на ходу.

Но и это не все. Очень скоро выяснилось, что мы приперлись в «общину» совершенно напрасно, так как Красавчик уже был мертв. Эти уроды мало того, что сожгли ему ступни и переломали все кости, так еще вспороли живот. Как признался один из недобитых заговорщиков – думали, что он проглотил ключ от своего сейфа. Который нашли чуть позже в обнаруженном тайнике.

Тьфу, дебилы!

Вот такая незавидная судьба оказалась у короля клошаров. Пять лет править железной рукой, пережить взлеты и падения своего королевства, переиграть кучу претендентов на трон, со слов Сержа, весьма достойных претендентов, и погибнуть от рук пустоголовых недотеп – это… Словно уцелеть в жуткой войне и помереть от банальной простуды. Глупо то есть. Впрочем, в жизни еще не то бывает. Его Величество случай порой выкидывает еще не такие фортели.

Слабым утешением нам послужили двадцать пять тысяч франков и пятьсот фунтов стерлингов из сейфа Красавчика. А вот где он хранил общак, не знал никто. И теперь уже и не узнает.

Сука, дурацкий день…

– Ему смогут помочь только в больнице…

– Нет, – Лили досадливо прикусила губу. – Никаких врачей.

– По-другому нельзя. Это слишком сложный случай.

– Но ты же помог брату Доминика! – Воробышек сложила ладони в умоляющем жесте. – Попробуй, я умоляю тебя.

– Хорошо, – я заставил себя кивнуть. – Посмотрю еще раз. А ты приготовь мне кофе…

– Конечно! – Лили вскочила и метнулась к плите. – Тебе же без сахара? Да-да, я знаю…

Всегда уверенная в себе, дерзкая и гордая, Воробышек сейчас была похожа на обыкновенную растерянную девчонку.

Я вздохнул и вышел из кухни.

Серж спал, оглушенный большой дозой лаудаума 20 20 Лаудаум – спиртовая настойка опия. . На осунувшемся синюшно-бледном лице застыли крупные капли пота, при каждом вздохе грудь тяжело вздымалась, а по телу пробегали мелкие и частые судороги.

Правая нога Умника превратилась в толстое бревно, покрытое черной блестящей кожей. Из нескольких лопнувших волдырей на ней сочилась желтоватая, омерзительно воняющая сукровица.

Стараясь не отводить глаза, я осторожно нажал пальцем на бедро и невольно вздрогнул, когда послышался сухой отчетливый скрип.

«Гангрена… – диагноз не вызывал никаких сомнений. – И самое пакостное, что я ничего не смогу сделать. Будь очаг воспаления чуть пониже, еще куда ни шло, можно было бы попробовать ампутировать самому, но здесь придется вычленять ногу из тазобедренного сустава, а с этим справится только опытный хирург, причем в больничных условиях…»

После того как мы вернулись из канализации, я тщательно обработал ранку на ноге Умника, но даже не стал пробовать вытащить картечину, потому что она застряла очень глубоко, почти у самой кости. Понимая, что может быть осложнение, предложил обратиться к мэтру Гинадону, но Умник и Воробышек отказались наотрез. Мол, пустяк, само пройдет.

Действительно, поначалу ничего не предвещало беды, рана не выглядела воспаленной, Серж прекрасно себя чувствовал, но уже к утру его стала бить сильная лихорадка, а к вечеру нога начала стремительно воспаляться.

Я было собрался погнать Воробышка за антибиотиками, но потом вспомнил, что таковых еще не изобрели. Предложение вызвать доктора опять не нашло отклика. В первую очередь у Лили. Серж молчаливо соглашался с сестрой. Мне показалось, что только одно слово «врач» уже вызывает у них искреннее отвращение. И, как ни странно, ужас. Поэтому пришлось самому вскрывать рану и чистить ее от гноя.

Но и это не помогло; к исходу второго дня началась газовая гангрена. Серж держался прекрасно, казалось, он вообще не чувствует боли, но было ясно, что без квалифицированной медицинской помощи Умник долго не протянет.

Да, все скверно. Если не сказать больше.

Я закрыл обратно его ногу простыней и вышел из комнаты.

– Ну что? – Лили сразу кинулась ко мне.

– У меня ничего не получится, Воробышек, – я крепко прижал ее к себе. – Увы, не стоит даже пробовать. Поверь.

– Что же делать? – девушка жалобно всхлипнула. – Я не могу… не смогу… мы одно целое – умрет он, не выживу и я… – она вдруг вцепилась мне ногтями в плечо и протяжно и тягостно завыла. – Он всегда был со мно-о-ой… в приюте, в тюрьме, в психиатрической лечебнице… всегда-а-а… а я с ним… помоги-и-и…