Эдуард Нэллин - Эдатрон. Лесной край. Том 1 [СИ]

Ольт подпер голову ладошкой и задумчиво уставился в открытую по случаю хорошей погоды дверь. Хорошо ему было, когда он, будучи директором винзавода, собирал линию по переработке винограда. Толпа специально собранных специалистов и куча старых, но рабочих запчастей, немного здравого смысла и умение правильно определять приоритеты и распределять людей и обязанности — и через месяц заработала одна линия, а через некоторое время и вторая. Пришлось правда перечитать пару книжек, чтобы понять смысл и цель делаемого, но большего и не надо было. Главное — это понять принцип, а в остальном пусть разбираются специалисты, а его дело — запустить завод и следить, чтобы он работал, как часы. А тут какой-то примитивный редуктор, но который надо продумать и собрать самому чуть ли не на коленке, от примитивной деревянной шестеренки до шатунного вала. И посоветоваться не с кем.

Истрил сидела в уголке на нарах и накладывала на рубаху сына очередную заплатку. Вообще-то в наследство от разбойников ему досталось множество одежды, половину которой она перешила под его нынешний размер, а другую оставила на вырост. Но с его ненормальной активностью, когда он совал свой нос всюду, куда падал его взор, очередные дырки и потертости появлялись на его одежде с завидной регулярностью. Крестьянская бережливость не давала ей наплевательски относиться к вещам, которые еще можно было починить. И даже те лохмотья, которые уже трудно было назвать одеждой она не переделывала в тряпки, а по совету сына вырезала из них и нашивала налокотники и наколенники на еще целую одежду. Ольт говорил ей, что о подобном ей рассказывал Архо Мед и все матросы на его корабле были одеты в подобную одежду. Она штопала, с улыбкой посматривая на задумчивое лицо сына, и думала о своем. Если бы кто-нибудь знал, как она благодарна Единому, что в тот день он надоумил ее поехать вместе с сбором. Она была благодарна даже разбойникам, напавшим на сбор. Если бы не они, то еще неизвестно, встретилась бы она с Ольти. И та, уже зажившая рана — совсем небольшая плата за счастье вновь обрести сына. И какого сына — весь в отца. И глаза такие же синие. У местных — это редкость. Голубые бывали, особенно у тех, у кого в предках текла кровь северных воинов, но вот таких, пронзительно синих — не было. Жаль только Арнольт уже не увидит, какой умный и красивый сынок у них получился. При воспоминаниях о муже брови Истрил нахмурились. В это время Ольт тоже насупился, и она, сама от себя не ожидая, вдруг произнесла:

— Ты тоже подумал об отце?

Сын внимательно посмотрел на нее.

— Какая ты у меня догадливая. Конечно. Ведь мы так до конца и не отомстили за его смерть. — Ольт не стал говорить о своих подлинных мыслях. Зачем огорчать свою названную мать? Тем более, что и на самом деле еще раньше уже думал над этим вопросом, но оставил его решение на потом. Граф Стеодр от него никуда не убежит, а вот вопросы с домами, крестьянами и множество других дел надо было решить до зимы. А времени оставалось все меньше. Но сейчас Истрил вытащила этот вопрос на поверхность и ему не хотелось терять уже завоеванные преимущества, связанные с признанием Арнольта отцом. Да и зачем? Отомстить за Арнольта, которого он и сам уже считал за отца, как и Истрил за мать, полностью совпадало с его жизненными установками и принципами. Тем более, что греха таить, это ему не то, что ничего не стоило, а даже наоборот сильно помогало в легализации. Поэтому он для себя решил, что если надо сделать что-то, чтобы доказать, что он является сыном Арнольта и Истрил, то он сделает это без долгих раздумий. В той жизни он частенько сдерживал себя, оглядываясь на закон, который частенько засаживал в тюрьму невиновного и миловал тех, для которых и расстрел был слишком мягок, но теперь он считал, что он сам себе закон и никаких сдерживающих факторов, вроде продажных адвокатов, судей и ментов, просто не существовало в природе. Поэтому — только кровная месть. Здесь нет такого обычая? Что ж, тем хуже для этого мира, теперь будет. В конце концов сын он или нет? За Арнольта кому-то еще придется ответить. А вообще-то надо будет как-то провентилировать этот вопрос с Карно.

— Я думаю, что только убить его — этого мало. Мы устроим ему плохое посмертие при жизни. Сейчас он потерял двух баронов. Сколько еще осталось? Четверо? Прикончим и этих, пусть видит, как вокруг него гибнут люди, его люди. Затем умрет его наследник. Матушка, я клянусь, сладкой жизни у него не будет и умрет он как последняя шелудивая собака.

Всю эту речь Ольт проговорил спокойно, без пафоса, как будто объяснял какой-нибудь кулинарный рецепт, как о деле давно уже решенном и не подлежащим пересмотру. Истрил удовлетворено кивнула головой. Уж она-то давно поняла, что ее сынок слов на ветер не бросает, и он отомстит за отца. Ведь это граф Стеодр издал тот приказ уничтожить всех потенциальных мятежников, пусть он даже и не знал именно об Арнольте. А она подождет, и будет ждать столько, сколько понадобится. Месяц, год, три года, да хоть десять лет, но она дождется того момента, когда сможет плюнуть на могилу врага. Суровые времена, суровые люди.

— Только не забудь меня предупредить, когда будешь его убивать. Хочу перед его смертью посмотреть в его подлые глазки.

— Как можно, матушка? Ты будешь первая, кого я приглашу на представление.

Мать и сын заговорщицки улыбнулись друг другу. В последнее время они все чаще понимали друг друга без лишних слов. При их сдержанности в чувствах и в то же время учитывая то, сколько времени они провели вместе — это было неудивительно. Их семейная идиллия была прервана самым неожиданным образом. В землянку ворвался вихрь по имени Олента.

— Все сидим!? Чего сидим? Ольт, ты опять мозги мучаешь? А ты видел, охотники медвежонка поймали, к папке принесли. Смешной такой! Я про медвежонка, хотя вообще-то и папка смешной. Медвежонок на него — вот так, — девочка изобразила лицом какую-то обиженную гримасу, — а папка на него — вот так. — Она прикрыла один глаз и опять скривила лицо, на этот раз сделав задумчивую мину. — Короче, смеху — полные штаны! Пошли посмотрим!

Порой Истрил смотрела и не узнавала ту молчаливую, с не по-детски серьезными глазами, девочку, которую взяла в дом после смерти своей подруги Вайолет. Оли тогда стала похожа на маленькую старушку. Бывало, что целый день от нее и слова нельзя была услышать, а уж дождаться от нее улыбки было делом совсем нереальным. Истрил с содроганием вспоминала то время, когда они остались вдвоем против этого большого враждебного им мира. Две одиноких женщины, большая и маленькая и не важно, что младшей тогда было всего семь лет отроду. Общее горе сплотило их лучше всякого кровного родства и помогло им выжить. И вот теперь с воскрешением каких-никаких семей, а особенно с появлением отца, Оли как прорвало и из нее полезло все то детское и девчачье, что так долго сдерживалось и скрывалось за маской недетской серьезности.