Харольд Ковингтон - Очищение

Совет Армии сознаёт риск слишком быстрой победы, как бы странно это ни звучало. Там понимают, что если вдруг американская власть рухнет, как это произошло раньше в Советском Союзе, им не хочется остаться кучей боевиков, которые только и умеют, что нажимать курки и кидать бомбы, и вдобавок к такой ситуации они не знают, как ею управлять или разрешить.

Можно победить в войне и проиграть мир. Они намерены взяться за дело так, чтобы на деле построить работающее государство, жизнеспособную экономику и разумное устойчивое общество, основанное на реальной производительности и экономическом здравом смысле. Это очень, очень трудная задача, но должен сказать, что я наслаждаюсь каждой минутой работы над ней.

— А ты бы пошёл в добровольцы, если бы не Джан? — спросила Аннет.

— На тебя можно положиться, когда нужно перейти к сути, — хмыкнул отец. — Думаю, да, если бы представилась возможность. Аннет, не стоит и говорить, что значила для меня и твоей мамы смерть Джан. Но речь идёт не о мести за твою сестру, хотя какое-то время я думал, что это так. Дело не в Джан, а во мне, в становлении такого человека, каким я давно должен был стать.

Помнишь наш разговор в моём кабинете вечером в день похорон, голубка, когда я рассуждал о том, как нужно справиться с этим горем и тому подобное? Я почувствовал, как упал в твоих глазах в тот вечер. Это очень обеспокоило меня, потому что я знал, что ты всё меньше меня ценишь, именно потому, что мои разговоры в основном были не более чем старательными оправданиями труса. Могу вам сказать, что тот, кто считает себя трусом, несчастный человек.

Потом Фламмус получил по заслугам. Я точно знал, что это сделали вы вдвоём, и мне пришлось стать перед тем фактом, что пара ребят, тогда семнадцатилетних, превзошла меня, сделав то, на что у меня не хватало физической и моральной смелости. Голубка, я не могу изменить прошлое или человека, каким я был, но в моих силах стать в будущем другим человеком, и я намерен это сделать.

— Ты ничего не сказал маме, ни о ком из нас? — спросила Аннет.

— Упаси Бог, нет! Мы на месте.

Аннет не знала, что это за дорога, но отец повернул машину на подъездную бетонную дорожку к дому, покрытому от непогоды белым сайдингом. Потом остановил машину, и они вышли. Риджуэй подошёл к двери, несколько раз стукнул, и дверь открыл лейтенант Уинго. Когда все вошли в гостиную, навстречу им поднялся Оскар.

— Я посмотрел ваш телевизионный дебют, — сказал он, кивнув на телевизор. — Одна из местных станций повторила запись с камеры слежения из студенческого союза, и все посмотрели короткий жестокий эпизод. А Рей Риджуэй с бесстрастным выражением лица увидел, как один из псов Сиона швырнул его дочь к стене и ткнул заряженным пистолетом в её голову.

— Обычно, когда происходит нечто подобное, мы хотим получить подробный отчёт, но я бы сказал, что видеозапись почти исчерпывающая. Есть что-нибудь добавить?

— Мы благодарны за эвакуацию, но были немного удивлены, когда увидели водителя — сказал Эрик, кивнув на отца Аннет. — Во всяком случае, как он там появился, сэр?

— Джим доложил мне, что вы, ребята, закричали «Техасский чай», а я случайно обсуждал с соратником Риджуэем-старшим несколько вопросов, когда раздался тот звонок, — ответил Оскар. — Я полагаю, была техническая необходимость это знать, а Рей это знать был не должен, но иногда обычная пристойность важнее правил, поэтому я сказал ему, что вы, ребята, зависли, и он вызвался провести эвакуацию.

— Я больше сегодня не нужен, Оскар? — спросил Рей.

— Нет, сейчас нам надо продумать новую карьеру для двух наших свежеиспечённых безработных товарищей, — сказал Оскар. — Конечно, учитывая ваши отношения, вы можете поприсутствовать, если хотите.

— Если я не буду знать, то и выболтать не смогу, — ответил Рей. — Думаю, что когда я вернусь, то обнаружу в доме ФБР или «пухлых», или тех и других. Слава Богу, жена уехала из города в гости к своей сестре, хотя, видимо, это означает, что она узнает про Аннет, увидев её по телевизору. Это плохо, но лучше, чем, если бы вооружённые ниггеры в бронежилетах без предупреждения просто выбили дверь ногами. Я, конечно, буду совершенно шокирован и потрясён известием о дурных поступках моей дочери, но они могут не купиться и решат взять меня в один из этих подвалов в Центре юстиции для небольших физических экспериментов.

— Разве вы не вытащите и его, сэр? — с тревогой спросила Аннет.

— Это невозможно, голубка, — сказал Рей. — Чтобы я приносил пользу движению, мне нужно оставаться там, где я сейчас. Никто другой не может выполнить то, что я теперь делаю. Не беспокойся, у меня достаточно хорошее положение, поэтому они будут аккуратны со мной. Я надеюсь. Но если я ошибаюсь, и они попытаются сломать меня, я ничего не знаю о вашем местонахождении или делах. Я лучше умру, чем по своей воле предам вас, но все мы знаем, у этих ублюдков имеются свои грязные способы выбить что угодно из кого угодно. Я могу не выдержать. Вы смените место сразу же, Оскар?

— Они будут далеко отсюда, ещё до того, как вы вернётесь в город, Рей, — заверил его Оскар. — По правде говоря, я собирался спросить ребят, не заинтересует ли их возможность официально войти в состав Третьего отдела. Хмурый взгляд лейтенанта Уинго говорит нам, как ему не нравится, что мы отбираем его лучших людей. Мало кому из линейных рот это по душе. Но вы оба проявили талант к такой работе, и мы сможем использовать вас в других районах, кроме Портленда, в котором некоторое время для вас будет слишком опасно.

— Ну, вот оно как, — вздохнул Рей. — Я не знаю, когда увижу вас снова, но не стоит и говорить, что я всегда буду о вас думать и молиться.

Он торжественно пожал руку Эрику, а затем наклонился и поцеловал дочь в лоб.

— Я сделаю всё возможное, чтобы помочь твоей матери пройти через это, и если что-нибудь случится с любым из нас, Оскар передаст вам. Будьте осторожны, товарищи, — мягко пожелал он на прощанье.

— Ты тоже, папа, — ответила Аннет.

Зимний Портленд и в лучшие времена никогда не был оживлённым городом, но в четвёртую зиму «Волнений» он стал мрачной и неприютной зоной с укреплениями из бетонных блоков и колючей проволоки, взорванными домами и выбитыми витринами. Угрюмые молчаливые прохожие спешили по дождливым улицам, стараясь избегать постоянных патрулей ФАТПО и их блок-постов, которые, казалось, прячутся за каждым углом в центре города. Даже граждане, которые не имели ничего общего с Добрармией и поддерживали политику правительства, пытались избегать встреч с громилами в бронежилетах, которые быстро снискали зловещую славу своей продажностью, издевательствами, жестокостью и внезапными вспышками бессмысленного насилия.