Михаил Ланцов - Фельдмаршал. Отстоять Маньчжурию!

Посидели.

Алкоголь не брал.

Никаких внешних признаков угрозы не наблюдалось. Однако Николая Александровича все еще не отпускало гнетущее чувство тревоги.

Вышли подышать свежим воздухом. Чисто. Даже тех трех китайцев не видно. Парочка выпивох лежали у стены, не справившись с алкогольным дурманом. Еще один «по стеночке» шел домой. Трое мальчишек с явным интересом посматривали на валяющиеся «тела», прозрачно намекая на то, что, как те очнутся, у них в карманах не будет ни гроша. А то и обувь снимут или кое-что из одежды.

Вечер откровенно не ладился.

Несмотря на объем выпитого алкоголя, дурман и приятное расслабление не приходили. «Этих босяков», с которыми он вынужденно связался, полковник уже не мог видеть. Однако все равно держался, опасаясь оказываться в одиночестве. С этими-то хоть все было понятно. Вон как душу вывернули. Обычные обыватели без цвета, запаха и вкуса. Никаких сюрпризов. Предсказуемы и удобны. А с другими как быть?

Стремительно смеркалось.

Чуть-чуть помедлив, он попрощался с железнодорожниками и решительным шагом двинулся прочь, намереваясь как можно скорее достигнуть выделенной ему квартиры. А там напиться до изумления и хорошенько проспаться. Первый раз в жизни чувство опасности его подвело. Видимо, предвкушение бешеных денег довело до паранойи.

Стало темно.

Ухач-Огоровский прямо оттаял немного. Кто его в этой темени разглядит?

— Нихао! [13] Нихао — «здравствуйте» по-китайски. — раздался хриплый голос откуда-то с боку.

Не медля ни секунды, находящийся на взводе полковник выхватил револьвер из кармана галифе и выстрелил на звук. Он давно держал его там в руке, опасаясь нападения. Нервы были ни к черту, а это немного успокаивало.

Выстрелил и словно под каким-то озарением побежал вперед. Николай Александрович никогда так не бегал. Он «летел» словно Остап Бендер, преследуемый шахматистами в той дивной деревне Новые Васюки. Куда бежал Ухач-Огорович? А черт его знает! В практически незнакомом городе он плохо ориентировался. Да еще в темноте. Так что его маршрут оказался предельно прост — вперед и только вперед.

Сзади доносился топот множества ног. Сколько там человек бежало, сложно было понять. Двое или пятеро? Сейчас ему было все едино. Главное — они не отставали.

Несколько раз он выстрелил куда-то за спину. На удачу. Не целясь. Попал или нет? Неизвестно. Скорее всего, он смог ранить только ночное небо. Барабан опустел. И полковник, осознав это, с истошным криком запустил свое уже бесполезное оружие в темноту. Вояка из него был совершенно никакой, но от интенданта этого никогда и не требовалось.

Несколько секунд спустя его ударили в живот, заставив скрючиться. Скрутили, надели на голову мешок, подхватили под руки и потащили куда-то.

Минут через двадцать за его спиной захлопнулась дверь. Сквозь мешковину пахнули запахи хлева. Впрочем, ее почти сразу сняли, позволяя полковнику оглядеться. Да. Хлев и есть. Только ни коров, ни лошадей, ни коз. Только люди. Он встряхнул головой. Прищурился, всматриваясь в лица, что было непросто при столь скудном освещении. И похолодел. Здесь были те самые «три китайца», от которых он тогда и почувствовал угрозу.

— Кто вы? Что вам от меня надо? — прохрипел полковник.

— Николай Александрович? — по-русски, но с сильным акцентом, поинтересовался один из мужчин, выйдя чуть вперед. Если бы Ухач-Огоровский был пятого апреля у штабного вагончика, то, безусловно, узнал бы в этом китайце того второго «ходока». А так ему это лицо ни о чем не говорило.

— Да! Я начальник разведки Маньчжурской армии! Кто вы такие?

— Хорошо, — произнес этот мужчина и, кивнув остальным, отступил в сторону. А те принялись за дело. Быстро заткнув рот полковнику, они занялись пытками, что обычно применяли японцы при допросе пленных в полевых условиях. Бывший боевой офицер Цинской армии знал, как работают японцы. Сталкивался минувшей войной… И идея, задуманная генералом, ему пришлась более чем по душе.

Куропаткин отъезжал к Засуличу на Ялу с легким сердцем. Все, что нужно было сделать, он сделал. Поручения раздал. От старого адъютанта избавился, взяв себе матерого казака с такой биографией, что хоть сразу кандалы вешай. В том, впрочем, и был залог его верности. Куда ему деваться-то? Особенно теперь, когда засветился подле генерала. Разве что сразу стреляться или в острог. Но главное, доверил своему новому сообщнику — Дин Вейронгу — серьезное поручение.

Вейронг — тот самый подтянутый ходок, возглавивший делегацию к генералу пятого апреля. И был довольно интересным человеком. Из бедняков, как и его дальний родственник, покойный китайский адмирал — Дин Жучан [14] Дин Жучан (1836–1895) — китайский адмирал. Происходил из бедной семьи. В Японско-китайской войне (1894–1895) командовал Бэйянским флотом. Одержал тактическую победу над японским флотом в сражении при Ялу (1894), вынудив японцев отступить, и прикрыл транспорты с подкреплениями. Однако большие потери привели к панике в Пекине и запрету на выход Бэйянского флота в море, что привело к достижению японцами господства в море. А это во многом обеспечило их решительный успех в войне. Полностью связанный по рукам и ногам приказами из столицы, Дин Жучан был вынужден капитулировать перед японцами после мятежа в Вэйхайвэй (базе китайских ВМФ) 17 февраля 1895 года. После чего совершил добровольное самоубийство. . Поднялся вслед за ним, хоть и не столь высоко. Но для его семьи и младший комсостав в действующей армии — уже достижение. Прошел всю войну с Японией в 1894–1895 годах. Участвовал в боях. Выжил. Отличился. В Бэйянскую академию его не взяли как родственника оплеванного Пекином адмирала [15] Дин Жучан был одним из наиболее успешных и толковых командиров той войны. Однако это не помешало правительству лишить его посмертно всех званий и наград. Реабилитация же произошла только в 1911 году, уже после смерти (1908) вдовствующей императрицы Цы Си. . А иного пути на командные посты в разворачиваемую армию «европейского образца» не было. Поэтому он вынужден оставить службу, уйдя оттуда «обиженным на весь мир». После фактической передачи Маньчжурии России переехал и осел в небольшом провинциальном городке — Ляояне. Сколотил банду из своих бывших солдат. Взял под контроль мелкий бизнес — чайные там, забегаловки, бордели и прочее. В дела серьезных людей не лез. Жил тихо. Но когда услышал от Куропаткина о плане «Желтая хризантема», едва сдержался от гневных высказываний. Генерал надавил ему прямо на старый больной мозоль. Вейронг-то надеялся, что уже все прошло, что время вылечило. Однако это не так. Время просто помогает забыть, но не вылечить старые душевные боли.