Вадим Мельнюшкин - Затерянный в сорок первом [сборник litres с оптимизированной обложкой]

Ишь, как заговорил, прямо Бехтерев и Кащенко в одном флаконе, а прикидывался обычным красным командиром. В тылу врага. Ох, что-то меня несет! Неужто, правда, надломился. И жарко, хоть на улице и подмораживает. А еще меня тянет идти куда-то. Куда? В гости к Кузьме? Зачем? Ни черта не понимаю.

Прислушался к своим ощущениям. Кто-то внутри меня рвется сейчас же все бросить и идти. Нет, не к Кузьме. Туда, где я появился. Там должно произойти что-то важное! Что? Откроется портал, через который я смогу вернуться? Куда? Да не все ли равно куда, главное, вернуться. А проверяющий из Центра? Мне надо его найти! А на дорогах немцы, нас ищут или нашего связного. С ними тоже надо что-то делать. Нельзя людей оставлять вот так!

– Найди Жорку. Только это… я самогонку не буду. У старшины коньяк еще должен быть. Имею право.

Черные глаза рассматривали меня практически в упор. Боюсь, они даже проникали много глубже, так что в мозгу что-то шуршало и переливалось. А может, это из-за коньяка? Выпил я о-го-го сколько. Попытался отодвинуться от этого сверлящего взгляда, но не тут-то было – оказалось, что я лежу, а затылок упирается во что-то мягкое. Судя по душистому травяному запаху, на траве я и лежу. Странно, снег же недавно выпал. Не мог я столько проспать.

Глаза прикрылись веками с огромными густыми иссиня-черными ресницами. Мгновение, и тяжесть в голове пропала, а я вижу сначала удаляющееся лицо, а затем и всю фигуру ребенка. Да, глаза, оказывается, принадлежали девочке лет двенадцати, может, чуть старше. Одета она была странно: в какую-то то ли куртку, то ли пиджачок темно-зеленого цвета, поверх бирюзовой рубашки с открытым воротом. Ниже шли светло-синие шаровары, другого слова для этого элемента декора подобрать не смог, заправленные в невысокие, до середины икры, зеленые сапожки. Голову, в обрамлении недлинных, выше плеч черных волос, венчала небольшая зеленая же шапочка, украшенная пером.

– Надо меньше пить, – голос девчонки был пронзительно звонкий, но в то же время с небольшой хрипотцой. Как такое может совмещаться – не понимаю.

– Готов согласиться в обмен на кружку рассола.

– Ха, как всегда, в карман за словом не лезешь. Держи.

Это была не кружка, а высокий стеклянный бокал. Как он оказался у нее в руке, непонятно, но даже задумываться не стал. А вот сама рука была примечательна. Отнюдь не нежная детская кисть. Кожа была суховата для ребенка, к тому же отчетливо выделялись синие линии сосудов. Неровно остриженные или даже обломанные ногти, при этом не имели траурно-грязных полосок, так характерных в таких случаях. И вообще эта кисть внушала уважение своей силой, скрытой под призрачной хрупкостью.

Содержимое бокала оказалось отнюдь не рассолом, оно было чуть сладковатым и отлично прочищающим мозги.

– Что это?

– В своей прежней ипостаси тривиальный березовой сок, но я чуть поколдовала, – девочка заразительно рассмеялась. – Это ж надо придумать – рассол после французского коньяка. С тобой не соскучишься.

– Ты кто?

– Бэ-э-э, – девчонка состроила рожицу. – Сам догадайся, пень стоеросовый. И чего сестрица в тебе нашла – ты хоть и смешной, но глупый.

– А сестру как звать?

– Ишь, шустрый – может, тебе три подсказки дать, как в фольклоре заведено?

– Не стоит. Ты Недоля. Только я тебя по-другому представлял.

– Вот еще, буду я под твои представления подделываться.

– Связной с Большой земли – твоя работа?

– С чего бы это? Я за тебя еще не бралась. А то просто намек – хватит на сестринском благорасположении выезжать. Халява, как ты говоришь, кончилась. Теперь сам.

– Но врагам моим ты помогать не будешь?

– Много чести. Что тебе, что им. Сами разбирайтесь. Теперь кто кого перемогнет – умом, силой, терпением, выносливостью.

– Понял.

– Зря ты не ушел.

– Зря не зря – я здесь нужен. Чувствую.

– А не чувствуешь, что и там ты тоже нужен? Может, тебя там ждут. Родные, друзья ждут и надеются, что ты придешь, поможешь, спасешь. Не чужих, как здесь, а своих.

– Мне кажется, что здесь тоже уже нет чужих.

– Ну, смотри, твой выбор. И… я за тобой приглядываю. Пока. Будь здоров, не кашляй.

Опять! И ведь так и не поймешь, что это было, – что-то реальное или реакция мозга на стресс и алкоголь. Что интересно, голова не болит. Вообще ничего не болит, и чувствую себя отдохнувшим. Вот только понять бы – то, что вчера было, это реакция организма на усталость или, правда, зов? Было это имитацией попытки к бегству перегруженного мозга или я на самом деле мог уйти? Вот чего рассуждать – сейчас я ничего не чувствую, а значит, если даже чего-то и было, то теперь этого уже нет. Надо жить дальше. Здесь и сейчас.

Жорка был здесь, распластался на соседней лежанке и тяжело дышал и постанывал. Вот он, похоже, и правда, болеет. Растолкал. У, глаза какие мутные.

– Снилось чего?

– Ага. С немцами друг за другом бегали.

– И как?

– Не знаю, ты разбудил. Лучше бы самогонку пили, как же от этой клоповой настойки башка трещит.

– Да, Георгий, не приспособлен ты для благородных напитков.

– А ты, смотрю, как огурчик.

– Так я же лечился, а ты просто коньяк пьянствовал.

– Вот и делай людям хорошее.

Сегодня на улице было солнечно, и даже, кажется, будто бы пригревало, но это только кажется. Снег уже покрылся еще нетолстым и нетвердым настом и даже поскрипывал под ногами. В лагере было пустовато и относительно тихо. Первой, кто бросился в глаза, была Мария, несшая в сторону кухни два ведра, набитых чистым снегом.

– Ой, товарищ командир, вы как? А то Леонид Михайлович сказал, что вы занедужили.

Глянул на зеленоватого и морщащегося то ли от солнца, то ли от громкого Машиного голоса Байстрюка.

– Нет, Маш, что-то он напутал. Ординарец мой слегка прихворнул, но ему вроде уже лучше, – и, обращаясь к Жорке, участливо поинтересовался: – Тебе ведь лучше?

– Угу, – Георгий еще и попытался согласно мотнуть головой, но от того больше скривился.

– Съел, наверно, что-то несвежее.

– Вот уж нет, – Маша воинственно вскинула подбородок. – У нас на кухне тухлятина не водится.

Затем внимательно присмотрелась к ординарцу, перевела такой же изучающий взгляд на меня и снова обратно.

– Скорее, не съел, а выпил.

– Ну, и такое может быть, – решил я увести разговор с опасной темы. – А Михалыч-то сейчас где?

– На продуктовом был.

– А, ну мы тогда пошли. Лекарство взять нужно. Для ординарца.

– Ну, идите – лечитесь.

– Жор, – спросил я спутника, когда отошли подальше. – А неплохая бы жена была?

– Мегера, пока маленькая, как вырастет, сущий дракон будет.