Александр Михайловский - Герой империи. Битва за время

Кстати, Борзилов заинтересовал Жукова значительно сильнее, чем Ария Таним. Окинув ротного командира внимательным взглядом и, видимо, определив, что она не в его вкусе, командующий фронтом переключился на командира седьмой танковой дивизии, оробевшего от присутствия целого генерала армии. Разговаривать с Жуковым – это вам не геройски драться с германцами под Ивацевичами, слой за слоем укладывая в землю обнаглевших белокурых покорителей мира, разговаривать с Жуковым – это гораздо сложнее. Но генералу Жукову действительно были интересны подробности сражения под Слонимом и Ивацевичами, поэтому слово за слово – и вместо уставных для старой армии «так точно», «никак нет» и «не могу знать» у них через какое-то время пошел непосредственный живой разговор. Командующий фронтом задавал короткие вопросы, а генерал Борзилов отвечал на них со всей своей крестьянской обстоятельностью.

Потом в беседу вступила капитан Ария Таним, рота которой тоже поучаствовала в сражении за Ивацевичи – и перед нами во всей красе раскрылись подробности сражения первых дней войны, когда первой и основной задачей имперское командование считало удержание за хвост рвущегося на восток фашистского зверя. И это у Борзилова, Болдина, Арии Таним и иже с ними получилось в полном объеме. А потом свое слово сказали мы в Минске – и хваленый германский блицкриг закувыркался под откос, будто поезд, под которым подорвали рельсы. Все наши, кто участвовал в тех двух операциях, теперь покрыли себя неувядаемой славой, обласканы вождем и любимы народом, а их оппоненты с противоположной стороны давно гниют в земле. Но там, в Минске, в моем распоряжении была только пехота, а генерал Борзилов все-таки командовал сводной мехгруппой, поэтому и я крайне внимательно слушал его рассказ о том, как его небольшой отряд из новых советских танков, с десантом из роты штурмовой пехоты на броне, наголову громил превосходящие численностью германские полчища. Капитан Ария Таним время от времени вставляла в этот рассказ короткие и точные замечания, и сражение под Ивацевичами развернулось перед нами во всем своем великолепии.

– Знаете, товарищ генерал армии, – сказал разоткровенничавшийся в конце Борзилов, – до встречи с имперцами мы находились в пучине отчаяния. Приказ генерала Павлова отступать с максимально возможной скоростью бросая все, деморализовал и демобилизовал войска. Год, конечно, был не семнадцатый, но настроения были очень похожими. Нас предали, нас бросили и послали на смерть – то ли из-за чьего-то разгильдяйства, то ли во исполнение каких-то тайных целей. Потом в небе появились «защитники» – и с шеи будто сняли удавку, а после того, как не стало вражеских налетов, а вражеская авиация подверглась уничтожающей показательной порке, нам буквально стало легче дышать… А потом к нам явились сами имперцы и указали возможный путь для мести, а потом и для победы; и мы прошли по этому пути, с каждым шагом становясь сильнее и умнее. Теперь мы знаем вкус победы, и нас уже не остановить, пока мы на наших танках дойдем до Берлина. Пусть это случится не так скоро, как этого бы хотелось, но мы обязательно начертаем наши имена на закопченных развалинах Рейхстага. Недаром же товарищ Сталин сказал, что наше дело правое, враг будет разбит и победа будет за нами.

Он говорил, а вокруг нас постепенно собирался народ. Бойцы и бойцыцы, бросившие свои игры на свежем воздухе, местные жительницы с детьми, оставившие домашние дела – все они молча внимали словам генерала Борзилова. Не пустой треп заезжего пропагандиста, полный пустых штампов, а рассказ непосредственных очевидцев и участников событий, на своем опыте понявших, что врага можно и нужно бить так, чтобы во все стороны летели кровавые брызги. Впрочем, Ария Таним и ее бойцыцы и так знали эту истину, им только требовалось внушить ее тем, кто находился под ложным убеждением о бесчисленности и непобедимости врага. И им это удалось. Теперь все знают, что немца можно и нужно бить, и что непобедимость германской армии – всего лишь миф, который уже нами развеян.

* * *

Тогда же и там же. Капитан штурмовой пехоты Ария Таним.

Я так счастлива! Сегодня ко мне в гости приехал любимый. Его часть, так же как и нашу роту, отвели на отдых во второй эшелон, и он сначала прислал мне письмо с признанием в любви, а потом смог взять отпуск «по семейным обстоятельствам». Как приятно, однако, осознавать, что я и есть это самое его семейное обстоятельство… Предложение руки и сердца воительнице штурмовой пехоты со стороны мужественного хуманса со Старой Земли прозвучало, конечно, напыщенно и немного наивно, но я-то знаю, что эти слова были сказаны им от всей души, и поэтому очень умилилась. Любимый мой, родной и драгоценный; если бы он знал, как сильно я люблю его с момента той самой нашей первой встречи на пыльной местной дороге!

Да, я уже не наивная девочка, только что покинувшая стены офицерского училища, но и не закоснелая в своем презрении к противоположному полу сука, какими годам к тремстам становятся фанатички из числа отпетых светлых эйджел. И неважно при этом, что они напропалую спят со всем, что имеет между ног эту мужскую штуку; важно то, что они не вкладывают в процесс соития ни грамма души. А в таком случае это уже не любовь, а просто трение слизистых оболочек; а мы с моим генералом действительно влюблены друг в друга. Он – моя душа, а я – его, и мое сердце трепещет в его руках. У меня до этого, конечно, уже были партнеры по постели, но ни один из них и близко не подходил к слову «люблю» и предложению руки и сердца. Но мой генерал не такой, для него любовь не пустой звук. Большая часть его сердца, конечно, занята любовью к его Родине, за которую он сражается всю свою жизнь. Но мне хватит и того уголка, в котором я смогу свить семейное гнездышко, став частью его семьи, его клана и его страны.

Но едва мы с моим женихом успели сказать друг другу первые слова приязни и любви, как за окнами дома, в котором я остановилась, раздались звуки надвигающегося переполоха. Правда, сразу было понятно, что это не нападение врага. Не было слышно громких бахающих звуков местной перестрелки и специфических боевых кличей. Не звучали также сигналы военной тревоги, обычно предупреждающие об опасности. Не успела я собраться и выйти на крыльцо, чтобы разобраться с источником шума (капитан Ария Таним в гневе – это страшно), как мне навстречу прямо под ноги попался мелкий белоголовый хозяйский сынок. Он так бежал, что остановиться смог, только уткнувшись головой в мой мощный пресс. Увидав, что он прибежал куда надо, мальчишка начал быстро что-то тараторить на местном диалекте русского языка, который я и мои девочки разбирали с пятого на десятое. Единственное, что я смогла понять из его сообщения, было то, что к нам едут два больших начальника.