Александр Колосов - Гроза над Элладой [СИ]

— Спасибо за сведения, Крисп, — горячо выдохнул Кан. — Они очень важны для Ритатуя. Я приложу все силы для того, чтобы передать их, но всякое может случиться. Я и сюда-то пробрался каким-то чудом… Поэтому, если у вас есть такая возможность, пошлите своего гонца к Ритатую. Сегодня он командует обозом и легковооруженными, но скоро станет архистратегом. Пусть ищут Ритатуя. Ты меня понимаешь, Крисп?

— Понимаю, — донеслось со стены.

— Тогда я пополз, — вздохнул афинянин.

— Удачи тебе, герой! — донеслось со стены.

— И это вы называете боевыми скакунами?! — облачённый в новенькие доспехи и роскошный плащ цвета морской волны, Кан презрительно скривил губы и сплюнул под ноги конюхам, которые привели на погляд очередного коня. — У нас в Афинах на таких клячах крестьяне землю пашут!

— Задолбал ты меня, афинский молокосос! — взорвался командир конного когопула Муроб, который с восхода солнца присутствовал при выборе коня. — Уж больно ты разборчив, как я погляжу! Это лучшие наши кони.

— Я потому, уважаемый господин, разборчив, поскольку после выполнения задания конь станет моей собственностью, — наставительно пояснил ужасно важный и прагматичный в роскошных обновах сын великого воина Кан Норит. — Кроме того, чтобы выглядеть афинским послом, я должен примчаться на породистом скакуне, а не на крестьянской кляче.

Развалившийся в кресле за накрытым столом громадина Клет вышел из состояния блаженной дрёмы и, насмешливо кося в сторону своего подопечного, нагнулся к уху Муроба.

— А ты приведи ему Дива! — пророкотал его густой бас. — Див его быстрёхонько вернёт на землю из заоблачных высот, где витает этот маленький наглец.

За время общения с Клетом Кан успел изрядно поднахвататься атлантского наречия, поэтому он с любопытством и некоторой опаской ожидал появления пресловутого Дива. Явление оправдало возлагавшиеся на него ожидания. Огромный серый жеребец был строен и широкогруд на диво; мощные длинные ноги поддерживали круп, увенчанный лебяжьей шеей с соразмерной мордой.

Это чудо природы пытались обуздать два сильных конюха, но Див волоком тащил их к столу, храпя и стараясь лягнуть попеременно того и другого.

— Ну, как тебе эта кляча? — ехидно поинтересовался Муроб.

Кан, молча, встал из-за стола, на ощупь разломил хлебец и щедро посыпал его солью. Безбоязненно подойдя к бунтующему Диву, он доверчиво протянул ему одну половинку хлебца со словами:

— Давай будем дружить, мой красавец!

Никто не знает, как возникает та неразрывная нить приязни, что связывает коня с его наездником. К величайшему изумлению имперских кавалеристов огромный жеребец остановился и осторожно взял угощение из рук незнакомца. Кан обнял его за могучую шею и тихонько шепнул на ухо:

— Выручай, дружище! Без тебя мне отсюда не выбраться! Посейдоном тебя заклинаю, помоги!

Конь слушал внимательно, похрустывая кристаллами соли на крепких зубах, горячо дышал эфебу в плечо…

— Дайте седло! — уверенно скомандовал Кан, обращаясь к конюхам.

Загипнотизированные удивительным зрелищем — мальчишка взял Дива! — оба конюха метнулись к привязи, на которой были развешаны предметы упряжи и притащили потник и седло, которое представляло собой две сшитые овечьи шкуры с приделанными к ним ремнями. Попытка накинуть эти предметы на круп коня были встречены его бурным негодованием — один из добровольных помощников эллинского разведчика едва успел увернуться от удара копытом.

— Не лезьте к моему другу, болваны! — гаркнул Кан, удерживая Дива на месте. — Дайте сюда!

Он лично возложил на возмущённо фыркающего жеребца и потник, и седло, осторожно, но крепко затянул подпругу и дал своей надежде вторую половинку хлебца. А потом вспрыгнул в седло.

Опешивший от подобного коварства Див на секунду замер на месте. В следующий миг он взвился на дыбы и попытался сбросить шустрого нахала, да не тут-то было — Кан сжал ногами конские бока, и ребра затрещали под их чудовищным нажимом. Тогда свободолюбивое животное решило перекатиться с боку на бок, чтобы придавить свирепого наездника. Однако Кан был начеку и вовремя рывком развернул конскую морду в ту сторону, куда тот собирался упасть.

— Помоги мне, дружище! Спаси меня! — продолжал взывать он к лучшим струнам в душе благородного зверя.

Обиженно всхрапнув, Див принял судьбоносное решение — он во весь опор рванул, куда глаза глядят. А глаза его в это время глядели в сторону границы атлантского лагеря.

— Спасите! Спасите меня! Остановите эту скотину! — во всю глотку орал ахейский разведчик имперским кавалеристам, разбегающимся с пути несущегося вскачь громадного жеребца — они знали, каково это — попасть под копыта свирепого Дива, о котором в империи ходили настоящие легенды.

Выбирая коня для побега, Кан не мог знать, что во всей Атлантиде с его скакуном мог сравниться лишь его родной брат Кедр, принадлежавший Ивену Аяхти. Все предыдущие попытки объездить своенравного Дива привели к самым печальным результатам — он искалечил четырёх лучших объездчиков. И Вилен отступился — Дива оставил в покое на улучшение генетики табунов Онесси, от него рождались великолепные жеребята.

Одним словом, дурачка, готового преградить путь легендарному Диву, в атлантском лагере не нашлось.

— По коням! — гаркнул Муроб на свою свиту. — Догнать их вы не сможете, но попытайтесь предупредить разъезды, устройте ему эстафету, вымотайте Дива и приведите ко мне этого ловкача живым!

— Ты зря так всполошился, дружище! — хохотнул Клет, наливая себе очередной кубок вина; вино у Муроба было хорошее. — Парнишка только с виду дохляк, он не позволит Диву скинуть себя. Погоняет полчаса и вернётся — он ещё своё золото не получил.

Муроб развернулся к телохранителю и воззрился на него с полным изумлением.

— Ты что, совсем идиот?! — спросил он тихо. — У тебя на глазах ахейский лазутчик укротил и угнал Дива, а ты ждёшь, что он к тебе добровольно вернётся? Ты понимаешь, пешеходная крыса, что это не Див унёс гадёныша, а гадёныш Дива угнал?! Он же потоптал троих моих ребят, которые пытались увернуться! В третий раз объясняю тебе, тупица, у нас Дива угнали!

Потайной ход из города вывел Кэма за пределы атлантского лагеря. Наружная дверца, замаскированная грудой сгнившего хвороста, медленно распахнулась, выпустив на волю молодого дружинника коринфского тирана Аристарха и его коня, облегчённо вздохнувшего полной грудью. Тысячник Мелантий, сопровождавший гонца в лабиринте подземелья, пожелал ему удачи и быстро захлопнул дверь.

Кэм влез на коня и внимательно осмотрелся, опасаясь стрелы из кустов. Погони он не боялся. Во-первых, под ним нетерпеливо танцевал Ясень — один из лучших скакунов Коринфа, а во-вторых, панцирь у Кэмаса Даретида был крепок, и на поясе висели два меча — отцовский и его собственный. С таким снаряжением Кэм мог противостоять кому угодно.