Кулак Петрович И Ада - Брод в огне

— Я пришлю вам лекарства утром. Постарайтесь много спать ближайшие дни, с остальным наша малышка-ветеринар справится, я уверена, — и покинула комнату, прошуршав юбкой на прощание.

Наклз посидел еще минут десять — под тяжелым взглядом, буравящим затылок — кое-как поднялся из кресла, опираясь на подлокотники. Переместился к окну, повис на подоконнике, жадно глотая воздух. Грегор следил за ним почти не мигая, как хищная птица.

Вряд ли речь шла о ясновидении, так что, скорее всего, у кого-то было «весьма похвально» по рэдди.

— Идти можете? — сухо полюбопытствовал Грегор.

— Да, — в тон отозвался Наклз. Ответ был несколько оптимистичный — он скорее не шел, а плелся — но, в принципе, истинный.

— В таком случае, я рассчитываю, что через минуту вас в этом доме не будет. И никогда более не будет. Я понятно выразился?

— Понятнее не бывает, — вот уж что, а затевать скандал в чужом жилище просто потому, что хозяин ему хамит, Наклз бы не стал. В конце концов, он уважал неприкосновенность семейного очага и частную собственность. — Когда мне ждать охранку? — без вызова уточнил он.

Грегор прищурился:

— Если я все правильно понял — а я все правильно понял, иначе вы бы уже орали и возмущались — ни по одному закону вас нельзя судить и признать виновным. Единственное доказательство — ваша память, вот с ней и договаривайтесь. Что касается вызова охранки — мне не доплачивают за охоту на бывших цетников, так что идите и никогда сюда не возвращайтесь. Если хотите покурить — сигареты в прихожей на тумбочке, можете взять. Пролетку я вас попрошу дождаться на крыльце, если вас вэрда-11 не прикончила, то сквозняк уж точно не добьет.

— Весьма любезно.

— Вон отсюда.

Магрит паковала саквояж молча и методично, стиснув зубы и стараясь не всхлипывать. Благо, у нее имелось не так много вещей, которые следовало взять с собой. А если быть честной — у нее вовсе не было своих вещей. Даже пальто, в котором она прошлась по столичным улицам в день своего приезда, когда еще шла убивать злобного палача и сатрапа, врага свободы, и то пропало, а вместо него шкаф украшала теплая женская шубка модного фасона. Правда, не из рыси или чернобурки, в каких щеголяли признанные красавицы и модницы, а из практичного и неброского каракуля. Вот уж ее бы Магрит ни за какие деньги забирать не стала — не хватало еще уезжать в чужих мехах, словно она и впрямь проститутка какая, приехавшая в кесарию на заработки и покидающая ее с нажитым добром. А так оно, по сути, и было. Приехала с древним револьвером и дырой в кармане, уезжала с отличной калладской метрикой, за которую в Рэде можно выручить большие деньги, одетая-обутая, сытая и очень обиженная.

Будь на дворе лето, она бы Наклзу весь дом увешала подорожником на прощанье. Может, однажды он бы все-таки его приложил к сердцу и понял, что не помогает. Хотя, наверное, не было у магов никакого сердца, так что вместо сердец они раскрывали кошельки. И Магрит еще крупно повезло, что данный кошелек раскрылся для нее совершенно безвозмездно. А что она его любила как родного — ну, это ее глупость, не его. Сама нашла себе такую кандидатуру для приложения неиспользованной дочерней любви, сама и расхлебывать будет.

Магрит сунула в саквояж два полотенца, смену белья, одну ложку, одну кружку — не из сервиза с маками, а старую, васильково-золотую, со сколом на ободке — брусок мыла, гребень, теплые шерстяные носки. И платье сверху. Еще поместилась жестяная коробка, в которой она хранила всякие мелочи — булавки, вышивки, сделанные Кейси фотографии — и больше места не осталось. Магрит вздохнула. Пошла на кухню, соорудила пару бутербродов, завернула их в бумагу, засунула руку в банку со сладостями и извлекла оттуда всего пять конфет. Кончились. По привычке подумала, что надо сбегать в кондитерскую, потому что маг без сладкого грустнел, а потом сообразила, что она же сейчас уезжает насовсем, и свои проблемы с миром и шоколадками Наклзу придется снова решать самостоятельно. Может, хоть разок про нее вспомнит. Рэдка вернула две конфеты в банку, две сунула в карманы, и еще одну, развернув, бросила Гниде. Мухоловка явно не любила семейные ссоры, потому что была вялая и апатичная и за любимым лакомством не потянулась.

— Ну, Адель, прощай.

Адель жалобно зашипела.

Магрит стало совестно. Бесы знали, когда Наклз вернется — завтра, послезавтра, а то и никогда — а бедной твари куковать на подоконнике и мучиться голодом и одиночеством. Маг, в конце концов, имел право жить и умирать как ему нравится, бедную же Адель никто не спросил.

Решение созрело быстро.

— Адель! Слышишь, тварь гнусная, у меня к тебе серьезный разговор. Обещаешь не кусаться? Если пообещаешь, я тебя к Греберу отнесу.

При имени Гребера шипение мухоловки сделалось громче и, пожалуй, перестало быть грустным. Видимо, вспомнила, как тот ей наливал.

Маргит не то чтобы очень сильно торопилась — у нее не было ни билета, ни четкой идеи о том, куда и как ехать: она разрывалась между желанием махнуть к Миклошу, рациональным советом Наклза не позорить драгуна притащившейся за ним на фронт юбкой, а также великим делом освобождения Рэды от калладских захватчиков и привязанностью к некоторым из этих самых захватчиков. Иными словами, могла ехать на все четыре стороны. Поэтому большой беды бы не вышло, потрать она лишний час и занеси Греберу обездоленную мухоловку.

— Слышишь, злая злюка, попробуешь меня укусить — прям на улице оставлю! — в последний раз пригрозила Магрит вроде бы ведущей себя прилично мухоловке, с опаской подхватила горшок — тяжелый, между прочим, уж никак не легче Матильды — и целенаправленно поволокла свою ношу в сторону дома Дэмонры.

Вся абсурдность этой идеи сделалась понятна Магрит, когда та прошла уже почти весь путь — благо, недолгий — и поворачивать назад, не проверив, стало глупо. Конечно, Греберу не обязательно было сидеть дома вечером. Он мог сидеть где-нибудь в чайной, или гулять, или вообще уйти по делам на другой конец города. И вообще, не факт, что он до сих пор жил в особняке Дэмонры — нашелся бы у него где-то и свой угол.

С первого же взгляда на дом Дэмонры, Магрит поняла, что здесь никто не живет и, наверное, жить не захочет. Двухэтажный особняк темно-серого цвета с остроконечной крышей и мансардой, больше напоминавшей башню злого волшебника из сказки, никогда не производил впечатления уютного места, скорее он выглядел мрачновато-величественно и, на вкус Магрит, очень по-калладски. От подчеркнуто холодного шика в духе великой кесарии не осталось ничего. Рэдка удивленно смотрела на свороченную оградку: кому она помешала — представить было трудно, высотой она взрослому человеку по колено, и все равно кто-то не поленился ее разломать. Дорожка к крыльцу тонула в палой листве, словно дворник сюда не заходил последний месяц. А дальше все было совсем плохо: окна первого этажа зияли выбитыми стеклами, а стены обильно исписали.