Кулак Петрович И Ада - Брод в огне

Правда бывают случаи, когда даже Скульд не справляется. Тогда возникает феномен, который в широких кругах называют «боковым коридором». На самом деле это не что иное, как вторичный поток. Весьма неприятное явление, должен сказать. «Перехитрить судьбу» — это романтично и красиво только в поэзии, Маргери. Реализма в таких опусах столько же, сколько в сказках о прекрасно ужившихся принцессе и свинопасе, познакомившихся на почве горошины под подушкой. Переломить ось и создать жизнеспособное ответвление от нее удается единицам — вот Тильвару, например. Обычно данный процесс сопровождается сильнейшими катастрофами и общей нестабильностью, а потом они постепенно затухают и побочный поток сам становится осью. Со временем.

В общем, Маргери, вероятно, молодым романтикам приятно думать, что в перспективе судьбы мира зависят от того, свернут они по дороге на лекцию в бордель или в кабак, но это не так. Мир никогда не меняется. Последствия необратимы, вариативность концовки — нуль. Мы только можем доехать до нее с большим или меньшим комфортом. Все.

— Так значит, мы совсем ни на что не влияем?

— Мы только слагаемые, из которых получается равнодействующая. Абстрагируйся от мысли, что имеет какой-то смысл сражаться с людьми. Они такие же слагаемые, как ты сама. Сражаться имело бы смысл только с самим итогом, если он есть, но, опять же, если он есть, ты уже включена в него и ничего не меняешь. Победить Аксиому Тильвара невозможно, как невозможно переиграть в гляделки свое отражение в зеркале.

— А обойти ее можно?

Наклз задумался, глядя куда-то в сторону. Вряд ли этот вопрос был для него загадкой к почти сорока годам. Скорее всего, он размышлял, стоит говорить о своих выводах ей, Магрит, или нет. В конце концов, маг вздохнул и сказал:

— Если и можно, то для этого нужно уйти на другую сторону зеркала. Оттуда не возвращаются и методичек не пишут.

Магрит попробовала представить себе, как это может быть, но быстро сдалась. Теперь ее волновало одно:

— А это точно правда? Все то, что ты сказал?

Маг устало вздохнул и покачал головой:

— Не знаю. Нас учат поправкам и поправкам к поправкам, что само по себе плохой признак. Возможно, какие-то вещи неверны, возможно, теория вообще неверная, но конкурирующих пока нет, кроме одной, которая лично меня пугает.

— Тебя разве можно напугать?

— Не льсти людям, Маргери, воспитанным барышням это не к лицу, — фыркнул маг. — Меня еще как можно напугать. Я вообще порядочный трус.

— Не верю.

— Но ты здесь сидишь. А не был бы я трусом — спустил бы тебя с лестницы для твоего же блага. Но мы пьем коньяк, который тебе вреден, и обсуждаем Аксиому Тильвара, которая тебе нисколько не нужна.

— Неправда! Мне хотела это знать, — горячо возмутилась Магрит, в душе сознавая, что не поняла и половины рассказанного и, нет, знать ей это ей не следовало.

— Ну, я и так рассказал тебе все, что знаю из того, о чем можно говорить.

— А есть еще то, о чем нельзя?

— Скорее то, о чем не принято. Например, о бессмысленности добра и зла и отсутствии принципиальной разницы между ними. Громко говорить об этом могут только всякие социалисты-утописты в стремлении произвести впечатление на девушку. К сожалению, это тот редкий случай, когда они — по врожденному безвкусию — попали в цель. Благотворительность действительно бесполезна и все такое прочее. Извини.

— Сколько тебе было лет, когда тебе впервые это сказали?

— Четырнадцать. Но ты не спеши меня жалеть. Я это сам понимал лет с двенадцати, это я помню хорошо.

— И ты до сих пор в это веришь?

— Я это знаю. Вопрос веры тут не стоит. Впрочем, наши знания не мешают нам поступать так, как нам нравится. Достаточно взглянуть на статистику самоубийств, чтобы в этом убедиться.

— Значит, правда все можно?

— Это не математический вопрос.

— А ты как думаешь?

— Да, Маргери, все можно и все не ведет ни к чему такому, что мы бы хотели получить. Если только очень удачно не поплыть по течению, вовремя закрывая глаза и отворачиваясь.

— Я даже могу поверить в твою жуткую Скульд, но вот в это я верить отказываюсь. Есть разница между тем, пнул ты котенка или накормил, даже при том, что в конце умирают все.

— А в конце все и правда умирают. Маргери, не забивай себе голову. Если допустить, что мы здесь зачем-то, то никто как бы и не виноват. А если не допускать и говорить о моем персональном мнении… Твоя жизнь и все, что с тобой происходит — не более, чем твое отражение. Друзья, мечты, книги, которые ты читаешь, и нищенка, которой ты не подала на хлеб — все это отражение твоей жизни. Как зеркала, они стоят друг напротив друга, множат отражения, искривляют их, ломают перспективу и искажают твое восприятие себя и мира. Каждый из нас — зеркальный лабиринт. А в сердце — в слепой зоне лабиринта — стоит она. Справедливость, или необходимость — Аксиома Тильвара. И вот она и решает, чем обернется тот или иной наш поступок. Но сам поступок все-таки совершаем мы. Таким вот почти нордэнским фатализмом я предлагаю закончить наш разговор.

— Не обижайся, Наклз, но мне бы очень хотелось, чтобы ты ошибался.

Маг пожал плечами:

— Это вполне возможно. В лучшем случае, вычисления просто слишком сложны в рамках используемого нами математического аппарата, поэтому на каждое верное решение мы имеем два неверных и три погрешности. А, возможно, все дело в том, что сам метод — ошибка. И причины не порождают следствия, а лежат с ними в одной плоскости. Или мир — хаос и причин со следствиями в нем вовсе нет, а есть просто события, идущие в случайном порядке. А смысл и связь выдумываем мы, чтобы загнать мир хоть в какие-то категории. Тебе срочно пора прекращать об этом думать, как мне срочно пора прекращать пить и пойти выспаться, пока еще есть шансы заснуть.

— Сейчас час пополудни, не больше, — удивилась Магрит. Потом сообразила, что Наклз и вправду выглядит как привидение. — Погоди. Бессонница?

Тот невесело покачал головой:

— Бессонница — это ведь когда не снятся сны? Мне их снится даже слишком много. Так что, пожалуйста, шуми погромче. Я смертельно устал. Десятую ночь расстреливаю Кейси во сне. Убивать мертвых — ужасно утомительное занятие, представь только.

Магрит так и не поняла, то ли маг так неприятно пошутил, то ли пожаловался в своей нечеловеческой манере, и не нашлась, что ответить.

Только проследила, как он все еще вполне аккуратно донес посуду до раковины, а потом, отвесив ей насмешливый полупоклон, пошел к лестнице. У самых ступенек резко остановился, как будто налетел на что-то невидимое, и раздраженно бросил:

— Прочь отсюда.

В первый момент Магрит решила, что сказанное относится к ней, и застыла в немом изумлении, с чашкой в руках и полным непониманием происходящего. А потом Наклз указал на дверь. Но не ей, а чему-то такому, что находилось перед ним, наверное, лежало на полу, потому что глядел он в землю.