Чайна Мьевилль - Последние дни Нового Парижа [litres]

Он с воплем бросился в укрытие, на ходу пытаясь стрелять, пытаясь вспомнить под огнем, чему его учили. Когда он повернулся и привстал, то оказалось, что Ише стоит на прежнем месте в своем грязном платье в цветочек и курит, не обращая внимания на пролетающие мимо пули.

Потом она подняла правую руку, что-то прокричала, и появившийся невесть откуда чересчур огромный орел ринулся прямиком на врагов, собравшихся у входа в тупик. Пока Тибо выглядывал из укрытия, наблюдая за тем, как крылья бьют по противнику, который растерянно вопит и пытается бежать, Ише сказала что-то еще и сотворила гусеницу длиннее и толще лошади, с головой хищной птицы, и та заструилась следом за орлом по битому кирпичу. Тибо услышал крики и влажные звуки. Ише создала ванну, полную мерцающих осколков зеркала, и заставила свое творение поскакать на когтистых лапах прямо на командира гестапо, который растерянно таращился на происходящее. Ванна врезалась в него, осыпала острыми обломками. Он заорал и превратился в облако кровавых брызг и отражений.

– Однажды я видел, как Ише заставила собственные стихи воплотиться в жизнь, – говорит он. – Не многие так умеют.

– Может, у твоих товарищей тоже было секретное оружие. Я слышала всякое.

– Ты это уже не в первый раз повторяешь. Не знаю. Не знаю, удалось ли им найти то, что они искали. Если оно вообще существовало.

– Ну, слухи-то ходили. О сражении. О каком-то манифе с их – с вашей – стороны и о чем-то со стороны нацистов…

– Я тоже слышал эту болтовню, – перебивает Тибо, и она растерянно моргает. – Если у них и было секретное оружие, оно не сработало, верно?

– Так ты поэтому уходишь? – спрашивает Сэм через некоторое время. Он не отвечает. – Что там случилось, в лесу? Вы нашли, что искали?

– Мне надо было на хрен уйти прямо тогда, – говорит Тибо. – Как только я узнал про фиаско. Про то, что они погибли. Но я остался. Мы все остались. Решили следовать карте.

Его ячейка. Вокруг костра. Они пьют за погибших. За людей, чьи настоящие имена знали не всегда. Но о чем они точно знали – по слухам, по зашифрованным сообщениям, которые к границам арондисмана наконец-то принесли гонцы, по переменам в атмосфере, которые могли ощущать люди вроде Тибо, – так это о том, что неудачное нападение что-то изменило. Что их сторона упустила свой шанс.

Никто из них не спал той ночью, когда пришло известие, в истинности которого они не могли быть уверены, но почему-то не сомневались. Они собрались вместе и, тихонько переговариваясь, попытались восстановить ход событий и понять, который из громких взрывов, раскатившихся над городом за последнюю неделю, ознаменовал гибель товарищей под натиском неизвестных сил.

Те, кто был близко знаком с погибшими, рассказывали истории из прошлого. Но Тибо встревожил товарищей: он ничего не стал говорить о своих наставниках. Не проронил ни слова. Нащупав в кармане марсельскую карту, он вспоминал разведчицу, которая пришла за ним, – и то, как он отправил ее восвояси.

Получив отказ, эта женщина, преодолевшая столь опасный путь, чтобы разыскать Тибо, больше ничего не сказала. Кто-то другой на ее месте принялся бы умолять, настаивать. Наступила долгая пауза, и она вынудила его встретиться взглядом – а потом, когда поняла, что он не передумает, молча повернулась и, поднявшись по ступенькам, вышла из погреба.

После секундного колебания он пошел за ней. На первом этаже он застал Элизу в замешательстве у приоткрытой задней двери, за которой виднелся двор со сломанной стеной, ночь, улицы, а женщина, которую никто из его товарищей не видел, ушла тем же путем, каким явилась, назад к тому, что замышляли ее друзья, – без него.

Потом стали называть имена. Эроль. Рофаст. Риус. Ише. До чего ужасная перекличка.

– Но нет, – говорит он, обращаясь к Сэм. – Мне пришлось уйти позже. После леса. – Он смотрит на грязную пижаму, которую носит поверх одежды. – Да, мы нашли там то, что искали. Когда мы заподозрили, что оно нужно британцам, мы сразу же возжелали его намного сильней – ну, ты понимаешь?

Последний шанс. Однажды утром они проснулись и обнаружили, что Седрик ушел.

– Да ну его… – сказал Пьер, но все знали, что без священника в случае атаки демонов им придется нелегко. Тибо развернул шпионскую карту и предложил план.

В Новом Париже базилика Сакре-Керпокрыта комковатым слоем черной краски, а из всех ее великолепных, некогда застекленных сводчатых окон и дверных проемов без дверей торчат метры трамвайных рельсов. Тибо и его команда добрались до тени бывшей церкви – туда, где рельсы тряслись, словно хвосты ящериц, хлестали тротуары и крыши, издавая скрежет и металлический свист, двигались, появляясь в ткани пространства, вгрызаясь в землю, как части древних фундаментов, резко исчезая из виду, дергаясь, изменяя расположение и снова пропадая.

Каждые несколько часов изнутри появлялся трамвай без вагоновожатого и с воем уносился из похожей на пещеру внутренней части базилики прямиком в город по какому-нибудь из эфемерных путей.

Члены «Руки с пером» нашли место, чтобы подождать, поднялись по лестнице из жилистых, мускулистых рук, которая извивалась под их тяжестью, и устроили лагерь на углу улицы, наблюдая за манифами, которые наблюдали за ними в ответ, высматривая, не появятся ли нацисты или демоны. Будущее поблекло теперь, когда они начали подозревать, что кое-какие части плана уже провалились. Брусчатка перед ними сдвинулась, уступая место рельсам. Они ждали, почти не разговаривая друг с другом, – большей частью просто следили за тем, как меняется земля, как проезжают мимо неправильные трамваи.

А потом, спустя сутки, усталый Тибо увидел, как один трамвай выбрался из базилики, словно червяк, и поехал в их сторону. На его лобовом стекле красовалась табличка: «Булонский лес».

– Сейчас же! – крикнул Тибо. – Немедленно!

Партизаны выскочили из укрытия и побежали, раскручивая веревки с «кошками», которыми и подцепили трамвай, словно молодого вола, когда он проезжал мимо.

– Жан упал. – Тибо вспоминает крик и то, как трамвай скользил прочь. – Он был слишком медлительным. Но остальные смогли забраться внутрь.

Они высовывались из дребезжащих окон, ликуя, пока трамвай несся через могилы Северного кладбища, расшвыривая по сторонам землю и сбивая надгробия. Рельсы появлялись перед ним и утопали в земле позади. Он изучал Париж, а Тибо с товарищами цеплялись за перила внутри.

В семнадцатый арондисман, по рю Ганнерон, продираясь прямиком сквозь близко стоящие дома на рю Дотанкур, Лежандр, Лакруа. Фары трамвая озаряли останки внутренних стен. Потом они снова выехали наружу и пронеслись над железнодорожными путями, на которых гнил брошенный поезд.