Алексей Ивакин - Время возвращаться домой [СИ]

- Спасибо, не надо, я не просил, - отказался было Волков, но кассирша недоуменно посмотрела на него:

- Это бесплатно. Берите.

"Пакетно-шуршащий коммунизм" - невесело усмехнулся Волков, выходя из магазина.

В нем было прохладно, откуда-то сверху дул свежий ветерок, как в машине покойного Вахи. А вот на улице не по-майски жарило солнышко, вскарабкавшееся под самый зенит.

Мимо пронесся очередной автомобиль, оглушая окрестности "бум-бум" музыкой. Краем глаза Волков успел отметить, что машина похожа на тот "Гелен". К машинам он уже привык. Правда, удивляло то, что все они были похожи друг на друга, отличаясь лишь размерами да фарами. Интересно, а зачем они днем ездят с включенным светом? И не жалко им аккумуляторов?

Завернув за угол, подошел к подъезду. Старухи снова замолчали и стали таращиться на него. Он улыбнулся им, но ответной улыбки не последовало.

Дверь открылась с первой попытки. Это радовало. Все -таки не такой уж и отсталый... Хотя в чем особая отсталость? Кнопки нажимать и медведя можно научить. А ты попробуй за несколько секунд рассчитать в уме траекторию полета пули с учетом плотности воздуха и с поправкой на скорость ветра. Ну и кто у нас дурнее паровоза? А вот чайник жалко, да...

На лестничной площадке Таниного этажа Волкова кольнуло в сердце. Что-то не так. Дверь была приоткрыта. А ведь Таня ее закрывала...

Лейтенант осторожно шагнул в дверь, расстегнув кобуру. Тишина...

- Таня! - почему-то вполголоса сказал он.

Ответом опять была та же тишина. Тяжелая тишина, давящая...

Он положил пакет на пол и заглянул на кухню - никого.

Шагнул в комнату...

Таня лежала на кровати, раскинув руки. Она уже сняла свой бесстыдный халатик, натянула синие обтягивающие штаны, а вот верх надеть не успела. Маленькие ее грудки дерзко смотрели в потолок. Туда же, куда и пустые, остекленевшие глаза. Маленькая дырочка во лбу и медленно краснеющее под ее затылком белоснежное белье со смешными медвежатами.

Волков сглотнув, сделал шаг назад. Одно дело - убивать врага. Например, такого бандита, как Ваху. Первый раз, что ли? Первый был лет десять назад, под Харьковом, когда в групповой драке он резанул одного из местных. После чего и попал в исправительную колонию к Антону Семенычу.

А вот чтобы так... Чтобы девочку. Пусть и дурную, глупую, но девочку... Ведь только что, минут пятнадцать назад, разговаривали...

И - все.

Нет больше девочки. И не будет.

В голове помутнело. Лешка выскочил из квартиры, огромными шагами, в полпролета, сбежал вниз и вылетел из подъезда. Старухи лениво повернули свои очки на него.

Промчавшись несколько десятков метров, он остановился. Сердце колотилось о грудную клетку, как бешеная канарейка.

"Трус! Трус!" - билась одна-единственная мысль. "Струсил, бросил девчонку!"

Он присел на пустой скамейке, снял пилотку и, зажав голову ладонями, замычал от боли и бессилия.

Вот как же так - он, лейтенант Красной армии, не смог защитить беззащитную девочку от бандитов, не стоящих и ногтя ее? Ведь он как раз и должен защищать. Это же его работа. Почему не сумел? Потому что - трус.

Трясущимися руками он развязал вещмешок и достал початую бутылку коньяка. Глоток, как ни странно, слегка отрезвил его. Так бывает, когда адреналин глушится спиртом.

"Спокойно, товарищ лейтенант, спокойно..." - уговаривал Волков сам себя, глубоко дыша.

Ну что бы он сделал, уйдя в магазин минут на пять-десять позже?

Пристрелил бы убийцу Тани, и рука бы не дрогнула.

На самом деле, человека убить очень легко, если ты не видишь его на прямой дальности. Из миномета, например. Удачный выстрел - и ты даже не узнаешь, что по твоей команде погибли три-четыре человека. В общем, неплохих человека, у которых были женщины, дети, были мечты, было прошлое. Вся вина их оказалась в том, что они оказались врагами. Причем, врагами оказались не в том месте и не в то время.

Труднее убить из нагана или винтовки, когда ты видишь глаза того, кого убиваешь. Недаром палачи завязывали глаза своим жертвам. Дабы не видеть глаз их.

Очень трудно убить человека своими руками - ножом, топором. Прикладом, лопаткой...

А что делать, если за твоей спиной женщины и дети? Они должны жить ценой твоей жизни. Вся твоя жизнь сводится к одному единственному моменту. К одной единственной точке пространства. К моменту истины. И да не дрогнет твоя рука, наносящая удар лопаткой поперек рожи ублюдка, изнасиловавшего твою дочь. И дальше - будь что будет? А ведь вчера он даже не задумался над этим... Просто выстрелил. Просто выстрелил вчера, а чужая пуля догнала Таню сегодня.

Волкова одолевали самые разнообразные мысли. Что делать дальше?

У себя там, в сорок первом, он просто вернулся бы к Тане, вызвал милицию и они вместе бы искали преступников. И нашли бы, это без сомнения. Не сразу, но нашли бы.

А здесь? Как это происходит здесь? Судя по тому, как кривилось лицо Тани при слове "полицай", связываться с ними было себе дороже. Да и кто он такой для них? Бродяга с сомнительными, естественно, сомнительными для местной полиции, документами.

Лейтенант сам не заметил, как встал и побрел в неопределенном направлении, не видя ничего перед собой.

Очнулся лишь тогда, когда уперся животом в заграждение. И оцепенел. Огромный проспект был забит сотнями, а может быть, тысячами автомобилей. Все они гудели, фырчали, воняли. Воняли так, что солнце скрывалось за угарной дымкой. На него можно было смотреть, не прищуриваясь - бледный лик в сером тумане.

Здесь были и громадные грузовики, и хищно-приземистые двухместки типа старинного, только модернизированного, рондо, и вообще смешнючие четырехколесные коробчонки, на которые, кажется, дунешь, - и перевернется или сломается.

Только чего вот они стоят, словно дорога заперта пробкой?

"Богато живут..." - позавидовал лейтенант "этим". И начал считать. Досчитав до второй сотни - а машины стояли в четыре ряда - сбился. Побрел вдоль ограждения, разглядывая всевозможные масти и породы автомобилей.

"Живут, может быть и богато, но глупо", - понял Волков. Ну, вот что такое - две сотни машин? Это двести водителей и, в лучшем случае, восемьсот пассажиров. Нет, грузовые считать не надо, это полезные штуковины. Так, если в каждый автобус посадить по пятьдесят человек, то получится не тысяча легковых, а всего лишь двадцать автобусов. Правда, придется от остановки пешком пройтись, но ведь тогда здоровее будешь! И угарного газа меньше в воздухе. Интересно, почему они тут друг о друге не думают?

Немного успокоив себя этими дурацкими размышлениями, Волков понял простую вещь: возвращаться домой к Тане нельзя. Придут ее подруги с хлебобулочного субботника и найдут тело девушки. А рядом - горюющий незнакомец. Как говорится, картина маслом.