Владислав Савин - Зеркало грядущего

Ефремов отметил про себя — значит, Сталин и Пономаренко не до конца доверяют гостям из будущего? Нет, тогда бы не сочеталось — что "иные из присутствующих рождены в этом времени, а иные нет". А кто, любопытно — с Вождями все ясно, так же и про Лючию Смоленцеву писали, "героиня Италии" — а вот Лазарев однозначно "оттуда", и Кунцевич себя обозначил таким же. Юрий Смоленцев под вопросом, вполне может быть и из здешних, приставленных для контроля и взаимодействия. Так же и Анна Лазарева — с одной стороны, сильно она выбивается из привычного образа советских ответственных работниц, даже внешне, с другой же, вряд ли даже в будущем подводники берут с собой своих жен. Да и в разговоре прежде она не раз ссылалась на обстоятельства своей жизни в довоенном Ленинграде. Так что по отношению к ней могут быть оба варианта.

— Предвидя вопрос, который у вас наверняка возник: технические подробности Контакта с будущим, это отдельный секрет СССР — заговорил Пономаренко — знание которого для вашей текущей задачи вовсе не требуется. Далее, второй важный фронт, это педагогика. Воспитание и образование коммунистических людей столь же важно, как массовое производство всякого "железа". На этом фронте также другие люди работают уже — но вам для сведения, Иван Антонович, генеральная линия Партии тут, это воспитание человека-творца. Не можем мы в обозримом будущем, Америку догнать и перегнать по потреблению товаров — а тем более, оградить наших людей от "тлетворного влияния Запада", где в их фильмах у каждой семьи и дом, и телевизор, и две машины в гараже (умалчивая, что все в долг, в кредит взято, а бездомные и вовсе не показаны). В той истории Хрущев попытался — и что получил… Это не значит, что потребительским товарам не будет уделяться внимания — но приоритет должен быть на том, чтобы каждому предоставить возможность творить, "найти себя", свое место в жизни, быть счастливым. Дело тоже трудное, поскольку возможно это лишь в самой живой динамике, развитии — а устоявшиеся формы, то есть бюрократия, будут этому мешать, причем из самых лучших побуждений, так что назревают еще и реформы управленческого аппарата. Но повторю, этим другие люди заняты, вам же сообщаю для сведения, о чем в книгах писать. И третий фронт, это психофизиология — сделать будущих людей не только духовно иными, но и возможно, биологически иными. Впрочем, на эту тему вам товарищ Смоленцев лучше расскажет.

— И не только расскажу — ответил Смоленцев — вот беда многих товарищей здесь, наплевательское отношение к своему здоровью — что-то острое вылечат, а остальное принимают как должное, "мы себя не щадили". А от всяких хронических и незаметных болячек мрут еще вернее, чем от пуль — при том, что и медицина эти "сбои организма" лечит гораздо хуже, чем острый кризис. Вы, Иван Антонович, уже здоровье испортили — и от того, не выработаете до конца весь отпущенный вам срок, раньше нас покинете, а это непорядок. Причем поправить его можно не совсем традиционным методом — нашел я одного кадра, еще в Самарканде, теперь в Москву пригласил, все наши товарищи уже у него побывали. Хоть завтра съездим, курс лечения пройдете. И проживете дольше, лет на двадцать. Напишете еще много отличных книг.

— Но как же… — замялся Ефремов — мне из Института Палеонтологии уйти, и про мою науку забыть?

— Ну отчего же — сказал Смоленцев — был в будущем такой Игорь Можейко, он же Кир Булычев, вполне успевал совмещать, попробуйте и вы. Предвижу ответ на ваш вопрос — там вы в итоге сделали выбор в пользу литературы, но это произошло через несколько лет, ну а в текущей здесь истории, с учетом изменений, и в вашей судьбе, и вообще, очень может быть, что вам и выбирать не придется.

— Я надеюсь, вы не будете на меня в обиде, что кое-какие ваши мысли из будущих книг, об этике и эстетике, я уже в свои выступления и труды включил? — произнес Сталин — потому можете считать, что мы вам долг отдаем, за то заимствование. Творите — а мы издадим, и даже экранизуем. Хотя пока это сложный вопрос, нет уверенности, что современное состояние кинематографа позволит действительно хорошо передать ваши будущие книги — но и над этим мы будем работать, перенимая опыт кино иного времени.

— Мечтаю сыграть Фай Родис — сказала Лючия — или здесь у этой героини уже будет русское имя?

— Мне кажется, что эта роль куда больше бы для Анны Петровны подошла — заметил Пономаренко — но товарищ Лазарева у нас человек очень занятой. Хотя после "Высоты", отчего бы нет? А вы, товарищ Смоленцева, в том фильме сыграли бы Чеди Даан, так кажется ее звали?

Лазарев Михаил Петрович, вице-адмирал, Трижды Герой Советского Союза, зам. министра ВМФ СССР, "Адмирал Победы". Из лекции в военно-морском училище М.В.Фрунзе. Ленинград, 30 октября 1953.

Товарищи курсанты, какая лекция была у вас последней перед нашей встречей — военно-морская история. Поднимите руки, кто считает, что запоминание дат и имен давно минувших сражений не нужно современному морскому офицеру — не стесняйтесь, я сам так когда-то считал в ваши годы, к моему великому сожалению. После пришлось уже во время службы наверстывать, читая — а времени и возможности было не так много.

История нужна, чтобы мы могли гордиться традицией предков. Детям и внукам победителей — нельзя позорить их память. Да, можно привести в пример Традицию британского флота — я имею в виду вовсе не британских политиков, Адмиралтейство и высшие штабы, которые часто были и неповоротливы, консервативны, недопустимо медлительны в принятии решений. Я говорю про простых моряков, которых воспитывали в духе — никогда не отступай и не уступай, пока можешь выстрелить ещё хотя бы раз! Всегда нападай, если есть хоть малейшая возможность причинить противнику вред! И не считай врагов, их от этого меньше не станет! Да, Британия часто была нам врагом — но вот эти качества их моряков заслуживают уважения. И должны быть учтены в вероятной будущей войне — победить такого врага, больше чести.

Немецкий флот такой традиции не имел. Хотя у них были вполне совершенные технически корабли, и хорошо подготовленные моряки — а артиллерийское дело и борьба за живучесть поставлены даже выше, чем у англичан. Но вся их манера боя была построена по принципу — ударь там и тогда, где противник слаб, уклонись там, где он сильнее. Да, диверсии тоже нужны и полезны — но когда все крутится только и исключительно вокруг них, туши свет! Потому что на войне случается момент истины, "битва за шверпункт", когда решается все, и надо вырвать свою победу здесь и сейчас — иначе завтра вас уже не будет, или обстановка необратимо изменится не в вашу пользу. А вот с этим у немцев была полная катастрофа.

Вы знаете тому множество примеров. Бой при Ла-Плате, когда Лангсдорф совершенно бездарно погубил свой "Адмирал Шпее". Норвежское море, апрель сорокового — когда Лютьенс с двумя линкорами драпанул от "Ринауна", подставив нарвикский отряд под разгром. Баренцево море, лето сорок первого — когда германский флот, в отличие от нашего СФ, ничего не сделал для того, чтобы помочь своим войскам на приморском фланге, вместо этого занявшись набегами на наших рыбаков — скорбим о гибели "Тумана" и "Пассата", но общим результатом было, что Мурманск немцы взять не смогли, и не в последнюю очередь благодаря нашим морским десантам и обстрелам с моря. Список всех германских морских побед — это в подавляющем большинстве, удавшиеся диверсии, когда "враг спину подставил, а нам повезло" — потопление "Худа", "Глориеса", рейд "Шеера" в Южную Атлантику в сорок первом. Ну и конечно, их подводные корсары — я имею в виду не специфику подплава, исключающую открытый эскадренный бой, а совершенно идиотскую расстановку приоритетов. Если для адмирала Деница тоннаж был главным и единственным критерием успешности — и потопленный транспорт-порожняк где-то у черта на куличках всерьез считался равным такому же транспорту с десантом или снабжением во время стратегической операции противника — то кто ему доктор? Понятно, что в первом случае атаковать легче и безопаснее. Но любой военный человек должен понимать — любое наше действие, приближающее нашу победу в войне, в конечном счете уменьшает наши общие потери. Немцы же этого не осознавали совершенно — или же, что еще хуже, считали по-подлому, "пусть кто-то другой кладет голову за победу, а конкретно я буду после вкушать ее плоды". А потому, видя что бой может быть насмерть, лучше уклониться — дождемся другого раза, когда враг не будет готов. Вот только "другого раза" может и не быть — что в реальности и случилось.