Сергей Савелов - Подготовка к выполнению замысла [СИ]

— Об этой песне речи не было, — напоминаю. — Я ее уже продал, — информирую.

Видно, что Сева не доволен.

— Спеть можешь? — интересуется.

— Спеть могу, но эта песня, возможно, уже зарегистрирована в ВААПе под другим авторством и передана исполнителю, — предупреждаю его.

— Пой, хоть оценю, — машет кистью.

— Однако, — качает головой, прослушав, — действительно стоящая вещь.

— У кого песня не скажешь? — придя к какому-то решению, спрашивает.

— Коммерческая тайна, — сообщаю, мотая отрицательно головой, — Даже Павел не знает, — добавляю, отводя от друга возможные неприятности.

— Хорошо. Я знаю, какую цену ты просишь за песни. Я могу купить (тянется за нотной тетрадью) «Кольщика», «Владимирский централ» и «Ушаночку» за названную сумму. «Извозчик» — еще сырой и требует доработки. За него дам пятьсот рублей. За дворовые песни — по триста, — предлагает.

— «Извозчика» отдам за так. Сомневаюсь, что это полностью моя песня. Вроде бы, чего-то похожее слышал, — сообщаю. — А дворовые стоят значительно больше.

Сходимся на пятистах рублях за песню. Сева не скрывает своего удовольствия, убирая в дипломат бобину и нотные записи. Выкладывает на стол две банковские упаковки двадцатирублевок и десятирублевок и отсчитывает пятьсот рублей. Пишет на бумажке свой телефон и просит звонить ему в случае появления новых песен незамедлительно. Намекает, что за достойные песни сможет заплатить больше. Жмем руки и расстаемся почти друзьями.

Оставляю на столе упаковку червонцев. Остальные деньги кидаю в сумку. Павел горестно вздыхает, глядя на одинокую пачку денег на столе. Сил на споры у нас уже не было и жрать хотелось не по-детски.

Вернулась с авоськами Евгения Сергеевна, как будто дожидалась ухода гостя.

— Ну как все прошло? — интересуется, заметив банковскую упаковку денег на столе.

— Все в порядке, — смущенно улыбается Павел.

— Ладно, все разговоры потом, сначала поедим. Я из ресторана кое-что принесла, чтобы не готовить, — сообщает она. — Чьи это деньги? — интересуется.

— Пашины, — злорадно закладываю друга. Тот только вздыхает.

Иду довольный и сытый домой. Эта пара так и не согласилась принять тридцать процентов от денег москвичей. Согласились только на полученную сумму от меня и сегодняшнюю тысячу. «Возможно, большие суммы пугают неизбалованных провинциалов», — предполагаю.

Дома отсчитываю и приношу маме десять тысяч рублей. Она при виде такой суммы теряет дар речи. Не давая ей собраться, информирую, что завтра вечером уезжаю в Ленинград на неделю. Прошу поискать адрес тети Светы, двоюродной маминой сестры, проживающей там.

Мы с мамой в моих начальных классах ездили к ней на несколько дней. Жили тогда у нее где-то в центре города в комнате коммунальной квартиры. Из будущего помню, что она давно получила отдельную квартиру в новостройке на Московском проспекте, так как в увольнениях иногда навещал ее.

Выбрав из пачки старых газет последние номера, двигаюсь к бабушке. Через некоторое время в дверь протискивается смущенная мама с листком в руке.

— Ты знаешь сколько лет нам надо работать с отцом, чтобы заработать такие деньги? — вполголоса со страхом спрашивает меня.

— Года три? — предполагаю.

— Это, правда, все законно? — интересуется, не слушая мой ответ.

— Все законно, никто не придет с обыском, — успокаиваю. — Только все равно не надо бы хвастаться перед знакомыми, — напоминаю.

— Я, что, совсем без головы? Даже отцу не скажу, — бурчит довольная. — Себе денег оставил? — интересуется.

Киваю.

— Вот тут новый адрес тети Светы. Завтра соберу ей посылку, передашь, — сообщает обычным голосом, протягивая листок с адресом. — Совсем взрослым стал, — констатирует, оборачиваясь в дверях.

«Ни слова против поездки сына-недоросля в большой город одного», — удивляюсь и радуюсь, что не было скандала. «Вероятно, от шока при виде таких денег не отошла», — предполагаю.

Принимаюсь за чтение газет, чтобы быть в курсе последних событий в стране и мире. Надеюсь, что встретив знакомые события или фамилию государственного деятеля, смогу вспомнить чего нибудь значимое из будущего. Вдруг пригодится мне в дальнейшем.

Родители выписывают газеты «Труд» и «Комсомольскую Правду» (мне). Журналы «Работница» и «Крестьянка» (маме из-за выкроек). «Смену» (мне — по настоянию Горкома ВЛКСМ).

Пролистываю первые страницы, отмечая привычное. Строится БАМ. Нечерноземье успешно развивается. «Союзы» с космонавтами летают в космос. В СССР готовятся к Всесоюзной переписи населения, Олимпийским играм в 1980 году и Всемирному Фестивалю молодежи и студентов в Гаване. СССР во главе соц. стран активно борется за разоружение и мир во всем мире.

В Китае недавно принята новая конституция. Происходит какое-то сближение Китая с ЕЭС. А с Вьетнамом у них затеваются какие-то «терки». Вспоминаю, что между ними должна вскоре случиться война. Когда, не помню! Вроде бы этой осенью или зимой. Мама, как и многие тогда, кинулась запасаться макаронами, спичками и солью. Помечаю.

Чаушеску из Румынии мотается по свету с визитами. Отметился в Китае и Великобритании. (Куда наши смотрят?)

Зацепился взглядом за Гондурас. Ничего интересного. Пробегаю глазами заметку. Зато вспомнился анекдот:

«— Что-то меня в последнее время беспокоит Гондурас! — А ты его не чеши!»

В Чили правит Пиночет. В Италии «Красные бригады» убили Альдо Моро.

Выписываю в тетрадь, что показалось мне интересным. Апрельская революция В Афганистане. Амин и Тараки.

Цепляюсь за Иран и вспоминаю про исламскую революцию и аятоллу Хомейни. «Уже была или еще будет?» — задаюсь вопросом.

Иду в комнату родителей за порцией более ранних газет. Сожалею, что нет у нас дома «Аргументов и Фактов». Вспоминаю, что когда буду в десятом классе мы подпишемся на этот бюллетень, размером с тетрадный лист, по рекомендации Райкома.

О революции в Иране ничего не нахожу. Только про беспорядки. Значит еще будет в ближайшем будущем. Помечаю.

Воюют в Никарагуа, в Эфиопии, в Ливане и других странах. В Кампучии Пол Пот.

Цепляет фамилия члена Политбюро — Кулакова Ф. Д. Он вроде вскоре должен умереть. Еще какие-то сплетни ходили, связанные с его смертью. Пытаюсь разворошить свою память из будущего. Ничего не вспоминается.

Пытаюсь найти ассоциативные цепочки: «От кого я слышал про сплетни? Вроде бы от отца, а он слухи принес с работы. Когда? В июле меня дома не было. Наверное, услышал в августе. Значит, умер раньше». Помечаю. Пригодится.

«Не мешало бы „Голос Америки“ на русском языке на магнитоле послушать. Почему раньше не пытался?» — сокрушаюсь.

Откидываюсь на подушку, глядя в потолок. «Как мне действовать в Питере, тьфу в Ленинграде?» — задумываюсь.