Сергей Савелов - Подготовка к выполнению замысла [СИ]

«И здесь хотят заработать жуки!» — думаю с неприязнью.

Приехали к старому пятиэтажному дому. Дом был с всякими архитектурными изысками. Поднялись на четвертый этаж по широкой лестнице. Между лестничными пролетами было пустое квадратное пространство. «Для лифта, что ли?» — возник вопрос, «для подъема крупногабаритной мебели», — пришел ответ от памяти будущего.

На звонок открыл дверь невысокий седоватый мужчина, лет пятидесяти, одетый в халат на белоснежную рубашку с галстуком. С интересом посмотрел на меня и расцеловался с Антоновной. Антоновна представила нас:

— Сережа Соловьев, Иосиф Аркадьевич!

Пожали руки.

«Рука мягкая, теплая», — мысленно отмечаю.

— Проходите, пожалуйста, — приглашает рукой вглубь просторной роскошной квартиры.

Не снимая обуви, проходим в просторную комнату. Оглядываюсь. В углу рояль, вдоль стен вычурные диванчики и стулья. В другом углу столик с букетом живых цветов, похоже на антикварный со стульями на гнутых ножках. У входа какие-то статуи, в углах вазы. У левой стены белая мебельная стенка, в тон со светлыми стенами. Комната, да и вся квартира оформлена богато и со вкусом.

— Чай, кофе? — радушно предлагает хозяин.

— Благодарю, только пила, — отказывается Антоновна.

— Спасибо, — тоже отказываюсь.

Он приглашает нас к столику и садится спиной к окну.

«Лицо прячет в тени», — соображаю.

— Ну-с, молодой человек, говорят, вы можете удивить старика? — мельком взглянув на Антоновну, с интересом смотрит на меня, приглашая к разговору.

Пожимаю плечами, молча ожидая продолжения, и достаю из пакета бобину с пленкой и конверт с нотами.

— Вам решать, — сообщаю.

— Хорошо, не будем терять время, послушаем, — забирает пленку. — Может, сам споешь? — предлагает, не выпуская бобину из рук. — Мне сообщили, что ты хорошо поешь, — опять взглянул на Антоновну. — В живую песня по-другому звучит, — объясняет.

— Могу, — соглашаюсь с ним.

— Что тебе для этого надо? На каком инструменте играешь? — интересуется.

— На акустической гитаре, шестиструнной, — сообщаю.

Непроизвольно морщась от выбора плебейского инструмента, встает из-за стола:

— Сейчас посмотрю, где-то был этот инструмент.

Приносит гитару и протягивает мне. Пробую звук. Шикарно. Гитара эксклюзивная, концертная. Немного подстраиваю и начинаю с первой песни, записанной на пленке — «Так хочется жить».

Во время моего исполнения Аркадьевич положил подбородок на сцепленные в замок руки и прикрыл глаза. По окончании песни задумчиво посмотрел на меня.

— Я не буду сомневаться в твоем авторстве, хотя твой возраст и эта песня не соответствуют друг другу. А исполнение у тебя дворовое, — сообщает. — Эта песня первая на пленке? — интересуется и снова берет бобину.

Киваю. Он встает, идет в стенке и, открыв одну из дверок умело заправляет пленку в большой магнитофон. Марки не вижу. По комнате разносятся из невидимых динамиков звуки синтезатора Павла и мой голос. «Вроде неплохо получилось записать», — мысленно отмечаю.

— Кто играет? Не ты? — останавливает магнитофон по окончании песни и спрашивает меня.

— Один профессиональный музыкант, — отвечаю.

— Хм, не плохо, — признает, — давай тогда и другие песни на пленке послушаем, — принимает решение и запускает магнитофон.

«Не вдохновился моим исполнением», — догадываюсь.

Аркадьевич, отойдя от магнитофона, прослушивает все записи. Потом выключает и поворачивается ко мне.

— Какие разноплановые песни. Все твои? — не выдерживает он.

Молча смотрю на него и киваю.

— Я бы не решился показывать их профессионалам, если бы это был плагиат, — наконец сообщаю ему.

— Спой под гитару про коня, — предлагает он.

Пою «Коня», потом и другие песни по его просьбе. Наконец он подходит к главному вопросу:

— Сколько ты за них просишь?

Передаю слово в слово то, что уже озвучил Аде Антоновне.

— Ого! — восклицает и, обращаясь к ней: — Ничего себе аппетиты у современной молодежи! — Зачем тебе столько денег? — спрашивает, хитро глядя не меня.

— Овес нынче дорог, — отвечаю репликой Бендера.

Аркадьевич тонко захихикал. «Тоже знает Ильфа и Петрова», — мысленно отмечаю.

— Я могу тебе заплатить тысячу рублей за все песни, — предлагает.

Встаю, задвигаю стул и беру со стола конверт с нотами.

— Извините, что отнял у Вас время. Пленку отдадите? У меня в Москве еще много дел, — смотрю угрюмо на него.

— Пленку-то отдам. А если эти песни прозвучат потом где нибудь? Что будешь делать? — хитро сморит на меня.

— Я могу даже оставить пленку и уйти без нее и без денег. Но могу сообщить, что обманув меня сейчас, в будущем Вы потеряете больше. Я не злопамятный, но память о зле у меня хорошая. А жизнь сегодня не заканчивается, — сверлю его взглядом.

Некоторое время меряемся взглядами. Наконец он отводит взгляд. Антоновна сбоку облегченно выдыхает, чуть скрипнув стулом.

— Не собираюсь я никого обманывать, — буркнул в сторону. — Кто же так торгуется? Сразу собираешься уходить, угрожаешь, — возмущается, видимо забыв, что только что сам угрожал кинуть меня.

— Я не люблю торговаться, — сообщаю. — Я знаю настоящую цену моим песням. Она значительно больше, чем прошу я.

— Откуда ты можешь знать? Я предлагаю тебе реальную цену, по две тысячи за первую песню и про коня, за остальные по пятьсот рублей.

Начался конструктивный торг. В результате пришлось скинуть свою цену. Сошлись на четыре тысячи пятьсот рублей за «Так хочется жить», «Коня» и «О той весне», после того, как я объяснил концепцию песни о войне — несколько детей в касках и солдатских скатках поют на фоне военной кинохроники. Остальные четыре песни ушли по три тысячи за каждую. Согласился с дополнительным условием Аркадьевича, привезти ему еще песен. Вижу довольство в глазах Антоновны.

— Не споешь ли те песни, которые уже продал? — спрашивает она.

— Кофе можно? — интересуюсь, наглея.

— Иосиф Аркадьевич, у Вас сливки найдутся? — улыбаясь, спрашивает в спину, отсчитывающего деньги Аркадьевича.

— В холодильнике посмотри, — отмахивается он.

Через некоторое время отхлебываю ароматный напиток и берусь за гитару. Пою «Дальнобойщик», «Маленькую страну» и «Все пройдет».

— Однако, — неопределенно произнес Аркадьевич. — Еще есть? — интересуется.

— Есть дворовые и блатные, — признаюсь.

— Спой, — чуть ли не в унисон попросили оба.

Пожимаю плечами и пою «Кольщик», «Ушаночку», «Ребята с нашего двора» и «Старые друзья».

— У тебя кто-то сидел из родных? — формально поинтересовался Аркадьевич. (Видимо, не впечатлился от этих песен).

— Нет. Много знакомых сидело и сидит, — признаюсь.

— Какую песню ты пел на вашем концерте? — не унимается Антоновна.