Семён Афанасьев - Доктор. Заново

— Какие интересные слова… Государство. Ещё скажи — Родина… Кузнец, а для этого пацана — что есть Родина?

— Понятия не имею. Могу сказать только за себя.

— Зря. А я тебе скажу. За него. Для него Родина — это дом, где он живёт. Бабка с дедом. Школа, куда ходит. Чтоб улица по дороге в школу — без ворья и алкашни. Чтоб учителя в школе — не неудачники, а как в Китае: уважаемые люди с не самой маленькой зарплатой. И твои служебные необходимости ему — до одного места. Тем более, твои надежды и чаяния. А действия твои, чтоб его вербануть, сто процентов незаконны. Вот поэтому ты тут, Кузнец. Для него Родина — это с девкой нормально по улице идти. И чтоб менты его при этом ни за что не попетали — просто потому, что взрослому дяде вдруг понадобилось то, что у него в голове. Ну или в других частях тела. Чтоб мать его с ума не сходила, когда менты его по твоей команде изолировать на неопределённое время будут. Когда ителефон отрублен, и пацан из школы домой не попал.

— Мда уж… какая-то я сволочь крайняя получаюсь, да? — одним углом рта улыбается Кузнецов.

— А ты и есть она. Другое дело, что ты сволочь не от личного сволочизма. А искренне по тупости. Все привыкли, что наша «…строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения». Привыкли все — и вы первые. Вот ты — это показательный пример всем . Что так думать — ошибка.

Бахтин встаёт со стула и начинает ходить по помещению. Кузнецов слушает, не поворачивая головы.

— «Папа» не строит иллюзий на тему того, что стоит ему только щёлкнуть пальцами — и все тут же с пробуксовкой кинутся исполнять. Он наоборот считает, что надо будет много раз приказывать, карать, снова приказывать — потому, что рефлексы. У Системы есть рефлексы. И эти рефлексы Системы, устаревшие на сегодня , надо заново переучить либо перестроить. Каждый винтик Системы — хоть и такой, как ты — должен до боли в ушах бояться нарушить единый для всех закон . — Бахтин выделяет интонацией последние слова.

— Понял. — Коротко бросает Кузнецов. — Банкуй. В таком разрезе, всё понятно. Родине нужны мёртвые герои. Не в том смысле, что убитые — а в том, что на чьём-то примере будут дрессировать оставшийся личный состав.

— Воооот. — тянет Бахтин. — Наконец, ты правильно оцениваешь ситуацию.

— Ну, в таком разе, у меня вообще нет шансов выскочить. Одних телефонных разговоров за год хватит, чтоб… не подумай, что трясусь за себя. Просто вслух анализирую.

— Верно. Всё верно понимаешь.

— Сам чего сюда ехал?

— Будешь смеяться. Сейчас скажу — самого от пафоса тошнить будет.

— Да не боись. Мне не до смеха.

— Хотел посмотреть на человека, которого когда-то уважал. Когда было за что. Хоть и без особой любви.

— Молодец, посмотрел. — Без эмоций говорит Кузнецов.

— Кузнец, один хрен, это уже ни на что не повлияет. Но вот скажи мне. Без протокола. Ты правда искренне считаешь, что вправе гнуть через колено любого — даже мальчишку — если тебе это только покажется целесообразным для твоей работы и каких— то мифических интересов Государства, которое, если что, из таких вот людей и состоит?

— Есть элита. Есть плебс. Если без протокола — вот тебе мой ответ.

— Спасибо за откровенность. Вот мы и докопались. Кузнец, есть такая фигня — называется гордыня. Вот её «Папа» и сказал лечить в первую очередь. И лично от меня: есть мнение, что Бог — если он есть — иногда разговаривает с человеком языком жизненных обстоятельств.

— Ты это сейчас мне серьёзно?

— Ну, человеку, который хватает на улице пацана ради того, что ему только померещились какие-то божественные способности у оного — вполне нормальное объяснение, нет?

— Уел…Нечем крыть…

— Ладно. Поговорили — и будя. Я зачем ехал-то… Живи, Кузнец. Твой, как говорят по-модному, кейс переквалифицируется из «в отношении…»в «по делу…». От нас вердикт: неполное служебное соответствие. Резюме по кейсу — на усмотрение твоего героического командования. Вскрытые обстоятельства показали, что подобный уход он процессуальных норм сегодня — не исключения, а правило. То есть, пока в масштабах страны инфа не обработана и даже не до конца собрана, но картина ясна. Её теперь только перевести в читабельный вид. Из ямы нужно вылезать постепенно, чтоб не оторвать себе что-то нужное… Каждый случай разбирается индивидуально. В «ручном» режиме. «Наш» «Вашему» на тебе показал, что хотел…

— А зачем тогда весь этот антураж? — Кузнецов удивлённо обводит рукой вокруг себя. — По-человечески нельзя сказать было?

— А ты бы по-человечески не понял. А твоё героическое командование — и подавно. Тебе твой босс, сам говоришь, пытался сказать. И что, сильно ты его послушал?

— Согласен…

— Это хорошо, что ты резко стал способен на компромиссы, — ржёт Бахтин, — га-га, всего-то несколько часов тут… А как меняется сознание, скажи?.. По итогам твоей проверки, стали проверять твоих ментовских товарищей. По ним вскрылось такое, что они, как ты, «неполным» не отделаются. Тебя придержал на время, необходимо для завершения всей работы по ним. Ну и заодно — у меня свой приказ. На твоём примере — последнее китайское предупреждение. Вам и всей Системе. Такие случаи быстро разносятся… так что, ты теперь знаменитость, поздравляю. В узких кругах.

— В этом случае, эффективнее было бы довести вопрос со мной до логического конца. — Бесстрастно бросает Кузнецов. — Печальный конец в качестве примера действует эффективнее. Для качественного примера, меня логично не отпускать, а по полной утрамбовать, нет? В чём подвох?

— Ну-у, без ложной скромности, кое что решаю в этой теме и я лично… На «печальные примеры» пойдут другие. Менее чистоплотные, чем ты, в мотивах, скажем мягко. Про тебя скажут — тебе просто повезло. Справедливости ради, откровенно корыстного умысла в твоих действиях нет.

— Это мне тебе спасибо теперь сказать надо, да?

— Своё спасибо оставь себе. Считай, я с тобой за Валька т о г д а рассчитался.

— Это ещё помнят?..

— Кому надо — все всё помнят. Кузнец, ты меня как не слушаешь… Позиция «Папы» — мы не ищем виноватых. У нас нет цели покарать. Мы просто решаем задачу — навести порядок и исправить процессы. Исправить так, чтоб этого твоего деления на элиту и плебс не было. Почти что твоими словами. «Папе» уже не сорок. И не пятьдесят. Видимо, задумывается о том, что останется после него. И со своей колокольни считает так, как считает. Идея не новая — ты и сам не против. Просто мало кто в неё верит. Ну да, как сказал Наш, «…Христос тоже с двенадцати человек начинал…».