Александр Михайловский - Затишье перед бурей [litres]

При расставании мне вдруг захотелось хоть чем-нибудь помочь этому попавшему в трудную ситуацию доброму человеку, который уже сделал для меня так много хорошего. Как говорят русские – долг красен платежом.

– Послушайте, Джонас, – осторожно сказал я, – вы не задумывались о том, чтобы сменить ваш малопочтенный и опасный род занятий на что-нибудь более пристойное?

Мистер О'Нил тут же сделал охотничью стойку, подобно фокстерьеру, почуявшему притаившуюся в норе лису.

– У вас есть для меня какие-то предложения? – спросил он.

– Скорее предположения, – ответил я. – Скажите, вы не думали о том, чтобы уехать куда-нибудь подальше от этого проклятого места? Например, в Константинополь или в Америку на Дикий Запад? Ни там, ни там никто уж точно не будет смотреть на ваше ирландское происхождение. И вы, с вашими способностями и талантами, сможете сделать весьма впечатляющую карьеру.

– Константинополь? – задумчиво переспросил Джонас, будто пережевывая это слово и пробуя его на вкус. – А почему, Сэм, вы заговорили о Константинополе?

– Дело в том, друг мой, – тихо ответил я ему, – что я только что оттуда, и у меня есть там кое-какие знакомства, с помощью которых вы могли бы занять достойное место в жизни. Я всего лишь писатель и журналист, но если вы согласитесь, то я напишу вам рекомендательное письмо.

– Это весьма интересное предложение, – задумчиво сказал мой собеседник и спросил: – А к кому я должен буду там обратиться?

– К канцлеру Югороссии сэру Алексу Тамбовцеву, – ответил я, – ну а уже он решит – где лучше применить все ваши способности и таланты. Константинополь – это новый центр мира, и вам обязательно найдется там место, которое вы заслуживаете.

Мой собеседник какое-то время молча разглядывал меня, словно увидел в первый раз.

– Да, Сэм, – наконец сказал он, – похоже, что вы действительно высоко летаете. Пишите ваше письмо, и можете считать, что я уже согласился.

И вот, наконец, все лондонские дела остались позади. Сегодня утром извозчик доставил меня до вокзала на Ливерпуль-стрит, где я и сел на вполне комфортабельный по американским меркам поезд, который и умчал меня в Оксфорд. У западной границы Лондона смог вдруг расступился, и засияло солнце на синем-синем небе. Я посчитал это хорошей приметой. А в Оксфорде на вокзале меня встретил высокий человек, весьма экстравагантно одетый в разноцветные одежды.

– Мистер Клеменс? – вежливо осведомился он. – Меня зовут Оскар Уайлд. Мой друг Джонас написал мне о вашем прибытии. В Магдален-Колледже уже ждут вас на обед. А потом вы встретитесь со своими почитателями, не только из Магдален, но и из других оксфордских колледжей.

– А откуда вы знаете Джонаса? – поинтересовался я.

– Он вам разве ничего не рассказал? – переспросил мистер Уайлд. – Ну, прежде, когда учился в Тринити, я в некоторой мере был боксером и имел честь лично своротить нос этому достопочтенному джентльмену. Так мы и подружились с ним. Кстати, я вам дам рекомендательные письма к моим знакомым в Дублине. Знаете ли, мы, ирландцы, намного более читающий народ, чем эти англичане. И смею вас заверить, что с вас там будут пылинки сдувать. Да, Ирландия – прекрасная, сказочная страна… И я это говорю не только потому, что она – моя родина.

– А зачем вы тогда приехали в Англию? – спросил я.

Мистер Уайлд усмехнулся:

– Скажите, а где я еще найду столь большое количество забавных типажей для моих сочинений? Знаете, я в некоторой мере тоже писатель, хотя, конечно, не вашего уровня. Мистер Клеменс…

– Сэм, – поправил я его.

– Тогда и вы зовите меня просто Оскар, – кивнул он в ответ. – Так вот, Сэм, должен сразу вас предупредить – еда у нас в Оксфорде не лучше, чем в среднем по Англии. Да и вообще, чтобы хорошо есть в Англии, нужно завтракать три раза в день…

Я не стал ему говорить, что мне и английские завтраки, с их недожаренным беконом, овсянкой и шпротами, тоже не особо нравятся. В готической столовой колледжа мне довелось сидеть вместе с ректором и профессорами. Хотя профессоров кормили намного лучше, чем Оскара и других студентов, насчет еды Оскар, увы, попал в точку. И только дорогой портвейн хоть немного помог мне прожевать и съесть жесткую и безвкусную говядину и разваренные до состояния каучука овощи.

А вот последующая встреча со студентами оказалась довольно приятной. Моего впечатления не испортило даже то, что ректор, представляя меня, начал с того, что сказал: «…мы все знаем, что английская литература – лучшая в мире, но и в других странах иногда бывают авторы, которых тоже иногда стоит почитать. Это такие, как наш гость мистер Марк Твен из наших бывших колоний». «Ну, точно, – подумал я, – надутый сноб».

Во время встречи мне пришлось подписать около двух дюжин книг и ответить на все заданные мне вопросы, которые хотя бы частично имели отношение к написанным мной книгам.

После той встречи с читателями Оскар и несколько его друзей отвели меня в местный паб и хорошенько напоили английским пивом. Должен сказать, что оно как раз оказалось намного лучше, чем то, что я про него слышал. И когда я спросил у Оскара, что именно он написал, тот только покраснел.

– Вообще-то я пишу юмористические рассказы и зарисовки, – смущенно сказал он. – Но это так, малоинтересно. Давайте я вам лучше прочитаю поэму про Равенну, которую я написал этой весной в Италии.

И он начал читать свою поэму. Да, подумал я, молодой человек не без таланта. Особенно запомнились последние строчки:

Пригласив молодого человека погостить у меня в Коннектикуте – тогда я даже не мог представить, что в ближайшем будущем я окажусь в совершенно другом месте, – я отправился на вокзал, где, распрощавшись с Оскаром и его друзьями, расположился в относительно удобном купе первого класса английского ночного поезда. Завтра я уже буду в Ливерпуле, а послезавтра – в Дублине.

14 (2) декабря 1877 года. Петербург. Район Новой Деревни. Российский Императорский институт микробиологии

Получив письмо Ильи Мечникова с приглашением приехать в Петербург и работать во вновь образованном Императорском институте микробиологии, переправленное в Страсбург с дипломатической почтой, Луи Пастер на некоторое время впал в мучительные раздумья. Вопрос стоял так – ехать ли ему в этот далекий северный город, или выбросить письмо в мусорную корзину и навсегда забыть об этом странном предложении. Что может быть невероятнее, чем Институт микробиологии в стране, где, как ему рассказывали, живут северные варвары, да еще и учрежденный не на средства доброхотов и меценатов, а за счет государственной казны?