Владимир Поселягин - Солдат

Мы, лязгая гусеницами, домчались до перекрёстка, повернули там и снова по газам, и снова повернули, вот и сельсовет. Два грузовика, два мотоцикла и легковушка – вот что мы увидели.

– По двери входа в здание… огонь! – скомандовал я, наблюдая, как немцы разбегаются.

Они, видимо, ещё на шум насторожились, а когда мы появились, уже пытались спастись, многие в здание бросились, надеясь укрыться за крепкими стенами. Вот в эту пробку, а те тоже застрять умудрились, снаряд и влетел. Дальше работали пулемётами, лишь дважды били по окнам, когда по нам оттуда стреляли. Даже из пулемёта, но огневые точки быстро были подавлены. Расстреляв из пулемётов технику – пусть пешком прогуляются, – мы задом покинули небольшую площадь у сельсовета и, развернувшись, покатили обратно к нашим. Два грузовика, два мотоцикла и легковушка – около пятидесяти немцев были нами уничтожены. Остальные по крайней мере серьёзно напуганы. Неплохой результат.

– Стой! – скомандовал я, продолжая держать округу, с помощью хорошего обзора командирской башенки, под наблюдением. – Сдай назад на пару метров… Всё, стой. Твою ж мать!

– Что там, командир? – первым успел спросить Алесей.

– Немцы. Тут в просвет между деревьев дорогу видно к селу. Много танков, пехоты, что пешком, что в грузовиках, бронетранспортёры, артиллерия, и всё идёт на нас. Видимо, те части, что мы блокировали тут, прорываются к месту, где мост был.

Скользнув на место радиста, я стал вызывать командира второго танка, радист, к счастью, сразу откликнулся, видимо на приёме сидел. Приказав подозвать капитана Кривова, я дождался, когда тот ответит, и ввёл его в курс дела, приказывая, несмотря на разницу в звании:

– Делай что хочешь, но раненых нужно эвакуировать. Грузи во все машины, у артиллеристов тоже забирай, те машины карателей тоже бери, даже разбитые, на буксир и вывози в сторону батальона. Сколько сможешь, столько и вывезешь. Противотанкисты пусть оборону у госпиталя занимают, укрепляются, а я со вторым танком на окраине немцев встречу. Я трезво оцениваю свои шансы. Больше десяти минут с неопытными экипажами мы не продержимся, но это время вам дадим. Поторопись.

– Понял.

Приказав командиру второго танка двигать к окраине, встретимся на перекрёстке, я связался с батальоном. К счастью, и тут радист был на волне, но на другой, пришлось покрутить тумблер, чтобы поймать его. Комбата я дожидаться не стал, времени не было, быстро сообщил радисту, что видел, приказав передать комбату, и, отключив связь, перебрался на место командира. Пока я общался, Алексей уже доехал до перекрёстка, где мы и встретились со вторым танком, после чего проследовали к выезду из села. Тут пост уже брошен был, никого, видимо сбежали, когда бой у госпиталя начался. Успели мы едва-едва, немцам до въезда метров сто осталось. Сначала те дёрнулись, увидев нас, но опознав свои танки, только ускорили ход. Да, я снял флаг с антенны, сейчас он как раз и не нужен.

– Стой, – скомандовал я, быстро осматривая дорогу, после чего скомандовал наводчику: – Бери под прицел головного. Старшина, твой второй. Твои чётные. Работаем… Огонь!

Танкист из группы старшего лейтенанта Малышева, что командовал второй боевой машиной, имел звание старшины, но такие труднопроизносимые имя и фамилию, что коверкать язык я не стал и обращался к нему по званию. Тот казахом был.

– Гори-ит, сука-а! – орал наводчик, когда передовой танк вспыхнул, а потом двумя снарядами поджёг третий, второй, расстелив гусеницу, свернул набок башню, что съехала на корму, и замер неподвижно.

Впереди ехали мотоциклисты, их прочесали из пулемётов, и выжившие бросились в разные стороны. Дым горящей техники начал заслонять дорогу, наше орудие хлопнуло уже в четвёртый раз с одного места, когда я скомандовал:

– Алексей, сдавай назад. Я буду говорить, куда поворачивать… Старшина, уходи за дома, иначе снесут. Не бойся использовать любое строение как укрытие. Я влево от дороги, ты справа. Больше одного выстрела с одного места не делай. Выстрелил, и сразу укрывайся, ищи другое место, иначе подловят.

– Понял.

Тут мы и разъехались. Подмяв забор и прокатившись по городу, уже пустому, стараясь не тронуть яблоню, подъехали к забору, что также маскировала вишня, дальше поля были, и, встав, я сразу скомандовал наводчику:

– Видишь, колонна грузовиков встала? Там бензовозы и машины с бочками видны. Бей по ним осколочными. Лёха, после второго выстрела без команды сдаёшь назад и уходишь за амбар, потом за дом. Я буду твоими глазами, пока ты назад сдаёшь. Ну как обычно.

– Понял!

– Понял! – ответили оба.

После второго выстрела, а в колонне хорошо полыхнуло, начались пожары, танк резко стал сдавать назад, и тут по броне здорово чем-то засандалили. Да так, что двигатель стих.

– Все живы? Лёха, что с машиной?

Бойцы, кряхтя, отвечали, что вроде в порядке, в ушах лишь звенит. А вот мехвод только матерился, но сердце танка молчало.

– Не волнуйтесь, это рикошет, самоходка влепила. Лёха, заводи, иначе нас сейчас сожгут.

– Пытаюсь, командир.

Тут в наушниках раздались крики заживо сгорающих людей, и я понял, что наша машина осталась одна. Старшину всё же подловили, почти как нас. Наконец танк взревел, и мы уползли за амбар. Тот затрясся от попаданий снарядов, но мы уже были за домом, из-за которого, высунувшись, двумя снарядами подбили ту самоходку, что так коварно подстерегла нас. Поджечь не смогли, лобовая броня больно толстая, но гусеницу сбили. Второй снаряд под самоходку рикошетом ушёл. Потом ещё дважды сменив позиции, мы подожгли ещё два бензовоза и грузовик с бочками. Полыхало здорово, но наконец и нам не повезло. Обманул я Кривова, восемь минут бой шёл, не смогли мы обещанное ему время продержаться.

– Горим! Ребята, горим! – прокричал я.

– Командир, двигатель работает, машина на ходу, – услышал я от Алексея.

Тронул за плечо наводчика, но тот был убит, снаряд, что пробил броню башни, убил его. Немцы уже были вокруг, пехотинцы кричали, чтобы мы сдавались. Не раз пытались остановить, бросая на броню гранаты, те хлопали, сильно оглушали нас, но пока мы ещё могли вести бой, и вот смогли нас поджечь. Сергей пытался выбраться, открыл боковой люк, но тут же повис, словив пулю.

– Лёха, мы вдвоём остались, – кашляя от заполнившего боевой отсек дыма, хрипло сказал я. – Гони вперёд, впереди автоколонна и пехота. Пока не остановят, успеем немало взять своего, а потом в поле, укроемся за дымами, может, сможем уйти. Тарань су-ук!

Я орал, уже изрядно задымило боевое отделение, и пока изредка виднелись языки пламени, а танк, подминая яблоневый сад, сбил забор и выскочил на поле, объятый пламенем, и понёсся под небольшой уклон, оставляя за собой чёрный дым. Немцы в ужасе разбегались. А я, спихнув тело наводчика и заняв его место, поливал их из пулемёта. Потом мы врезались в грузовик, первый, второй, третий, и на четвёртом танк лёг на бок, практически перевернувшись, попавшийся под левую гусеницу бронетранспортёр не был отброшен, а сработал трамплином. Во время переворота я просто выпал наружу через открытый верхний командирский люк, специально его открыл, чтобы выбраться быстро можно было, а тут меня это спасло. Покатавшись по обочине, сбивая пламя со спины, хотел было броситься обратно к танку, но меня оттащили немцы. Не знаю, был ли жив мой мехвод, но криков я не услышал. Меня же быстро разоружили, вытащив из кобуры наган, били. Сильно, ногами, целая толпа набежала. Правда, забить не успели, помяли хорошо, но подоспевшие офицеры остановили разгорячённых солдат и велели поднять меня. Ха, у меня даже силы были стоять, хотя и шатало. Сплёвывая кровавую слюну – в этот раз зубы целыми остались, немцы гуманнее наших оказались, – я угрюмо смотрел на полковника, что тут командовал. Меня уже обхлопали по карманам, выгребли всё, что было, и, не найдя документов, поинтересовались, кто я.