Татьяна Тихонова - Вопль археоптерикса

– А что? Столько уже сумасшествий с нами случилось, одним больше – только на пользу. Чтобы не нарушать традицию, так сказать.

Километров за сто я начал плавно высоту сбрасывать. Ближе к земле – в теплый слой вошли, и расстегнул комбинезон. Летим. Внизу и впереди город большой, и, что удивительно, огнями вроде бы сверкает.

– Странно, никакого затемнения. Три часа ночи по местному времени, а свет горит тут и там, – раздался беспокойный голос Алексея.

Значит, не померещилось мне. И правда, цепочки огоньков могли быть только улицами. Со стороны центра города светило как днем. Совсем обнаглели фрицы – оборона сильная, это понятно, и от всех фронтов далеко. Погода безоблачная – не подберешься незамеченным. Но мы-то подобрались! И ни одного выстрела, тем более ни одного самолета в воздухе. Хотя…

– Алексей, Прохор, что вверху видите по правому борту?

В небе быстро ползла зеленая точка. Алексей дальномер навел:

– Вне пределов измерения. Похоже, тысячах на десяти – одиннадцати идет. И скорость…

Для самолета слишком быстро. «Фау»? Секретный приказ слушали – немцы ракетные снаряды на Англию запускать готовятся. Но почему здесь, около Мюнхена? Полигон испытательный? Вернемся – доложим. Если дотянем…

Указатель топлива шевельнулся и сполз на деление влево. Слишком быстро, слишком часто скачет. Почему? Заплатка наша прохудилась? Двигатели жрать больше стали? Тогда конец, точно не дотянем. В придачу к этим неприятностям появился странный звук. Я прислушался. Посмотрел на Прошу. Сидит спокойно.

– Мне одному слышится? – спрашиваю.

Экипаж молчит. Что-то будто болтается в фюзеляже. Не пойми что. Люк до конца не закрылся? Нет, я бы это ощутил на штурвале.

– Костя, – кричу, – спустись, взгляни, что в бомбоотсеке мотыляется?

Пошел. Назад – по проходу, как влетел, ржет, довольный, будто старого друга встретил:

– Там отсек птеродактилями набит! Шевелятся! Не сосчитать. Хорошо, что дверь только чуть приоткрыл – боялся, вдруг ветер свистеть будет. Полезли, еле захлопнуть успел.

Алексей к Прохору поворачивается:

– Откуда птички?

– Я им не разрешал. – И глаза у физика испуганные, как у первоклассника.

Я не удержался и рявкнул:

– А они тебя спрашивали?!

– Не-а, – головой мотает и смеется, – сами залезли. Из боевой кабины Галюченко подтянулся, как прознал про события, непонятно.

– Зайцы, – говорит, – безбилетники.

Откуда только слов таких у себя в деревне набрался? А птеродактили отогрелись, надо понимать, уже вовсю шебуршатся. Обшивку внутреннюю сгрызут – это ладно. Что там важного по стенам у нашего аппарата проходит? Не перекусили бы.

– Что делаем? – спрашиваю. – Поднимаемся, чтобы они примерзли опять?

А Проша не слушает, рассуждает:

– Аппаратуру активировали над джунглями, гнездо в самолет турбулентностью засосало…

– Да заткнись ты, – беззлобно ворчит Костя, – думай не о том, как они сели, а как их высаживать.

– А чего высаживать? Откройте дверь, они и выйдут. У них же крылья.

Да-а, ученый он таки гениальный. Крыльев-то мы и не заметили. Оно и без крыльев не жалко было бы эту гадость выбросить. На головы немцам.

– А ну! – кричу. – Зря меня все время за ваши веселухи чистят? Сейчас вместе хулиганить будем. Даешь гадам гадов на головы!

– А чего? – раздался голос Галюченко. – Все равно помирать, давайте птичек на Рейхстаг сбросим. Хоть запомнят нас немцы.

– Давай, – вразнобой три голоса.

Ну и мне такое больше по вкусу, чем шкуру спасать. Веду штурвал левее, только потом спохватываюсь:

– Алексей, давай новый курс. Только с горючкой не знаю, как впишемся.

– До Рейхстага, до Берлина то есть, не дотянем, я горючку посчитал. Давайте здесь бросать. Штурвал держи пока на два градуса левее. Потом уточню, не получается по карте к местности привязку сделать.

Интересная картина открывалась под нами. Мало того что дома без затемнения, машины тоже кое-где фарами подсвечивают – видно, как ползут огоньки. Будто и нет сверху нашего бомбардировщика, да еще и одного из самых больших.

Слышу в наушниках, штурман говорит:

– Знаете, отбомбимся птеродактилями, и давайте на запад поворачивать, до Франции. Авось дотянем, а там маки́, партизаны, – замполит рассказывал. Глядишь, прибьемся. До наших отсюда никак, даже до Польши вряд ли получится.

– Ты что, Алексей, с ума сошел? Какая Франция?

– А что? – встрял Костя. – Фашисты нас ловить будут по дороге домой, но другой дорогой, потому что примут-то за англичан. – Рассмеялся и добавил: – А я в Париже никогда не был.

– И я не был, – прогудел Петр Иванович.

– Да где ты был-то со своей деревней, интурист хренов? – не выдержал я.

– Где, где, в меловом периоде был, вон у Проши спроси.

Уел ведь! Да и идея вроде здравая. Глядишь, и не попадем гестапо в лапы. Подхватываю:

– Следующая остановка Мюнхен, высадка безбилетников. Конечная – Франция.

Еще пять минут по хронометру – и мы почти над центром, освещенным по полной. Красота, аж загляделись. И народу на улицах много – человека не различишь, а если много людей, движение видно. Совсем с ума посходили – три часа ночи ведь!

Вдруг, как рубильник опустили, свет погас везде. Засекли! Беру левей – там площадь виднелась со зданием каким-то большим. Рейхстага лучше не найдем уже – сейчас прожектора начнут по небу ходить, и все – обстрел.

– Бомболюк!

– Замки в боевом. – Алексей уже в кресле бомбардира.

– Сброс!

– Полетели птички.

И тут – взрыв, все горит вокруг. Красные, зеленые, желтые всполохи. Ничего не вижу. Ослеп? Убили? Но машину вроде держу как обычно. А вспышки снова – серия за серией.

– Достали? – кричу.

– Та здесь все цело, – первым отзывается Галюченко.

– Приборы в порядке, – докладывает Алексей.

Что за черт? Все от разрывов горит – и снизу земли не видно, и сверху все в искрах, – а у нас, похоже, ни одного попадания. В рубашке родились специально для этого случая? Валить надо от такого неожиданного везения.

Газ всех четырех моторов до упора и влево, курс на запад. А ребята, что машину для задания собирали, молодцы, головы на месте правильно прикручены. «Ланкастер» наш без звезд – секретность. Немцы на земле машину обнаружат – английский экипаж искать начнут. Пока разберутся, глядишь, и до партизан доберемся. Жаль, летать не придется, линия фронта на другом конце Европы, пешком не дойдешь. Но хоть так…

Рассвет. Сзади, на востоке, оранжевый шар выкатывался из-за горизонта, впереди, на западе – ночь. Небольшая облачность подсвечивается красным. Соскучился я по этой картинке, на земле такое не увидишь.

От города подальше отлетели, высоту набрали. Нормально. Здесь, западнее, облачность очень подходящая пошла – плотная, но не грозовая. Мы никого не видим, нас никто не видит – красота, почти пляжный отдых. Правда, о жаре после экскурсии к динозаврам вспоминать не хотелось. Приятнее было думать о хорошей зиме под Ленинградом, на лыжах бы да по снежку. Чтобы пот не от душных джунглей, а от бега, почти того же полета по белой хрустящей лыжне. Ну да ладно, в кабине тоже не жарко, так что желания тем или иным способом исполняются.