Патрик Дункан - Дракула против Гитлера

тумане войны, без вести, без всяких объяснений. И только если семье крупно повезет, возможно, родственники получат банку с их пеплом.

Я считаю, что этот румынский сброд невозможно германизировать, как бы мы ни старались. А эти местные агитаторы вызывают у меня омерзение. Они мне настолько

отвратительны, что я их всех уничтожу. Румыны не солдаты, как мы; военного духа у них не больше, чем у оравы детей, играющих в индейцев и в старину Шаттерхенда**.

Ха, я покажу им, что это вовсе не детская игра, выдуманная Фенимором Купером или Карлом Маем. Вместо этого они обнаружат, что оказались внутри кошмара,

характерного скорее для Мэкена***.

Передавай от меня мой искренний привет Лине.

Валли.

P.S. Спасибо за то, что замолвил за меня доброе словечко Гиммлеру. Может, оно станет моим билетом из этого захолустья на настоящую войну. С меня бутылка!

Ящик!

Валли.

- - - - - - - - - - - - - - - -

* «Ночь и туман» (нем. «Nacht und Nebel») — директива Адольфа Гитлера от 7 декабря 1941 года, подписанная и приведенная в исполнение Главнокомандующим

вооруженных сил Германии Вильгельмом Кейтелем. Директива разрешала похищение антинацистских политических активистов на всей территории, оккупированной

Германией во время Второй Мировой войны. (Википедия).

** Старина Шаттерхенд (англ. Old Shatterhand — старина «Разящая рука») — персонаж ряда произведений Карла Мая, праведный белый человек, друг индейцев.

Советскому зрителю известен, главным образом, благодаря запоминающейся игре американского актёра Лекса Баркера в фильмах совместного производства ФРГ и

СФРЮ (Югославии) 1960-х годов. (Википедия).

*** Артур Мэкен (1863-1947) – британский писатель, автор ряда мистических произведений с уклоном в ужасы, предтеча Говарда Лавкрафта.

- - - - - - - - - - - - - - - -

ИЗ ВОЕННОГО ДНЕВНИКА ДЖ. ХАРКЕРА

(Расшифрованная стенография)

Первая наша цель – железнодорожная перегонная станция с множеством стрелок, в пункте, который является жизненно важным местом пересечения четырех железнодорожных

линий со всех четырех сторон света. Я провел краткую рекогносцировку местности у этой развязки, а затем мы приступили к подготовке.

К всеобщему нашему удивлению, включая моему собственному, Ренфилд вдруг вышел из своего сомнамбулического состояния и показал себя настоящим подрывником,

которым он считался. Казалось, когда вручаешь ему взрывчатку, он вновь становится тем же самым профессионалом, каким был до несчастного случая, с ним приключившегося.

И он с готовностью делился своими знаниями и опытом со всеми, кто желал его слушать.

Вместо непристойных частушек нам выпала честь прослушать урок по взрывчатке и боеприпасам.

«Бикфордов шнур – это сердцевина, из скрученной конопли, пропитанной порохом, и покрытой водонепроницаемым материалом. Он горит с относительно постоянной

скоростью в один сантиметр в секунду; таким образом, получается задержка во времени между поджогом этого шнура и воспламенением капсюля-детонатора на другом

конце, но все зависит от длины вашего шнура. Имейте в виду, что он дает возможность вашему диверсанту отойти на безопасное расстояние».

Подтверждение этой лекции было продемонстрировано одной славной ночью на стрелочной станции в Брязе. Несколько фунтов гелигнита были заложены под четырьмя

рельсовыми путями и еще несколько – в тщательно просчитанных точках вокруг будки, сторожившей пересечение рельс. Запал был зажжен самим сержантом, а затем

он побежал, глупо хихикая, в неподалеку находившуюся канаву, в которой мы все укрылись, приговаривая нам: «Черные дела на большой дороге, да на темных

перекрестках, о е».

Один за другим последовали взрывы, как из пушек, стреляющих по очереди салют. Мы увидели, как все это место заволокло плотным облаком пыли, с падающими

с неба прямоугольным градом кирпичами. Когда пыль рассеялась, мы увидели, что сторожки стрелочника больше уже нет, а рельсы погнулись, скрутившись в стальной

клубок.

Зрелище это стало наглядным образным воплощением сложного клубка всех моих эмоций. Милая Люси держится от меня отстраненно, и холод, который я чувствую,

когда оказываюсь рядом с ней, ледяной хваткой окутывает мне сердце. Мне кажется, что она несправедливо так ко мне относится. Я отдал ей всё, свое сердце,

душу. И по-прежнему люблю ее всей душой. Почему она считает, что можно со мной обращаться таким образом? Неужели я этого заслуживаю? Мой ответ: нет. Не

знаю, кого винить в моих мучениях. Я проанализировал все свои отношения с Люси, каждое свое слово и поступок, с той первой минуты, как мы встретились.

И не могу, хоть убейте, найти причину ее недовольства. Исходя из этого, я вынужден прийти к выводу, что это не моя вина. Может, это влияние ее отца? Не

думаю, что я ему не нравлюсь, однако нельзя отбрасывать и желание отца защитить дочь. И мне кажется, я никоим образом его не обидел ни разу. Плюс ко всему,

его с нами здесь нет, и он просто не в силах на нее повлиять. Кроме того, и Люси не из тех девушек, которые бездумно выполняют приказания отца, если она

с ними не согласна.

А не может ли вампир иметь какую-то власть над ней? Я же вижу, как они общаются, разговаривают друг с другом, смеются, делятся мнениями о книгах, которые

он постоянно читает. Может, это он виноват в моих страданиях?

Но я воздержусь от того, чтобы голословно кого-то обвинять. Может быть, если я смогу найти причину и источник нашего отчуждения, я смогу как-то бороться

с тем, что теперь является моим невидимым врагом. Врагом, которого я клянусь победить. На кону мое счастье. Моя любовь.

Мой мир – это контраст самых ужасных пропорций. Абсолютная радость оттого, что я, наконец-то, приступил к выполнению своего задания, выполняя данные мною

обещания королю и стране. Это светлый и радостный момент. А мрачный – это полнейшее, темное и опустошенное сумрачное уныние моего разбитого сердца из-за

недружественного отношения ко мне Люси. Сердце у меня разрывается между радостным смехом и горьким плачем.

О, Боже, я в полном раздрызге!

ОТРЫВОК ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО РОМАНА

ЛЕНОРЫ ВАН МЮЛЛЕР «КНЯЗЬ-ДРАКОН И Я»

Люсиль вовсе не была удивлена, как все остальные, внезапным прояснением сознания, которую Ренфилд демонстрировал всякий раз, когда его спрашивали о его

ремесле. Она уже являлась свидетельницей временных прояснений его рассудка в подвале.

А вот что было для нее удивительно, так это то, что сержант почти боготворил вампира. Ренфилд постоянно следил за Дракулой, не отрывая от него глаз и наблюдая

за каждым его движением, как собака, преданно глядящая на своего хозяина во время кормления. Даже когда Дракула просто сидел и читал часами, несчастная,