Роман Грачев - Край непуганых

— Ты сам говорил, что в этой стране другие законы, и они работают. Шею свернешь, малахольный.

— Отнюдь. — Он снова улыбнулся, и мне эта улыбка не понравилась. Так скалятся триумфаторы. Неужели он знает что-то такое, чего не знает Святов?

— Слушай, скажи мне, откуда здешние музыканты знают «Мочалкин блюз»?

— Не догоняешь? — Нотки триумфа теперь появились и в его голосе.

— Кажется, начинаю. Наших здесь больше, чем три человека?

— Да. Нора, или «дырка», как ты ее назвал, существует давно. Уж извини, что навешал тебе лапши на уши. Думал, ты нормальный пацан.

— И сколько нас?

— Всех не считал. Но интересно даже не это.

Он взглянул на часы, собираясь, очевидно, уходить.

— Самое интересное то, как на них действует это место. Никогда не угадаешь.

— С двумя я уже разобрался…

— Молодец. — Он ткнул пальцем мне в грудь. — Осталось тебе с самим собой разобраться… Честь имею, прекрасная незнакомка!

Через мгновение я уже созерцал его удаляющуюся спину.

— Знаете что, — сказала Аня, — наверно, я слишком строго сужу, но… он мне не нравится.

— Мне тоже. Встретишь его случайно, сразу переходи на другую сторону улицы.

— А мы уже на «ты»? — с озорной улыбкой спросила девушка.

— После того, как нас чуть не взорвали? Без вариантов!

Я проводил ее до дома. Мы прогулялись по засыпающему городку, поболтали о разном — о классической музыке, живописи, литературе. Разговор получился познавательным. Как выяснилось, с Моцартом, Вивальди и Пикассо здесь все обстояло так же, как и у нас. А вот ни о Булгакове, ни об Ахматовой моя спутница не слышала. Наверно, это печально. Если весь минувший двадцатый век этот город и даже целая страна жили какой-то другой жизнью, то они лишились еще и Высоцкого, Окуджавы, Галича, Жванецкого, без которых мы себя не мыслим. С другой стороны, если в этих именах не было нужды, то, может, все не так уж и плохо?

О кино я заговорить не решился — черт его знает, что тут смотрят.

Мы расстались в сумерках у калитки ее небольшого дома, очень похожего на тот, где остановился я. Договорились созвониться. Вернулся я к себе уже ближе к одиннадцати.

Майор, развалившись в кресле посреди комнаты, пялился в телевизор, смотрел местные новости.

— Уже в курсе? — поинтересовался я.

— Ага. А ты откуда знаешь?

— Непосредственно оттуда.

Святов аж подпрыгнул.

— И как там на месте?

— Рутинно. Точнее, для нас — рутинно, а у них развлечение. Я тебе даже больше скажу, я встретил там Петровского. Скалился, гад.

— Его работа?

— Он не особо старался это скрыть.

Святов повернулся к телевизору. На экране корреспондент, взволнованная девушка с длинными темными волосами, на фоне входа в «Пушкин» наговаривала в микрофон подробности происшествия: «Сообщение о бомбе оказалось ложным, но это тревожный знак для нашего в целом спокойного города».

— Вот каким путем он пошел, — проговорил Николай. — Дестабилизация. Сегодня сработали хорошо, успели вызвать спецназ из Крылова. Он покрупнее, и службы там посерьезнее, здесь таких собственных сил нет. А что будет дальше? Свалить действующую власть в тревожной обстановке проще простого даже за две недели до голосования. Никакого бреда вроде «сплотимся вокруг лидера» тут и в помине нет, пинка под жопу сразу. Интересно, как наш друг сумел сколотить вокруг себя свою банду?

Я присел на диван.

— Ну, кое-какие деньги у него имеются, раз уж офис открыл и деятельность развел. Но есть еще одна новость.

Святов навострил уши.

— Наших с тобой земляков здесь больше, чем мы думали. И не все они белые и пушистые.

Я редко вижу кошмары. Честно. Не потому, что в жизни я такой невыносимо положительный и добродушный человек, никогда не сталкивавшийся с негативом и не испытывавший гнетущей тоски или страхов (напомнить вам о погружении в оперативную работу во время подготовки к съемкам ментовского сериала?). Дело в том, что негатив во мне не задерживается. Хлебнул гадости, она побулькала какое-то время, а потом я ее выплевываю. У меня есть одна знакомая юная леди, живет со мной на одной лестничной клетке в доме на Косыгина (конечно, на какой же еще улице может жить актер, исполняющий роль Косого!). Восемь лет, зовут Диана. Шебутная, подвижная, любит тяжелый рок, постоянно кривляется, трясет своими длинными волосами. Падает, сдирая коленки, но не хнычет. Поссорится с подружками во дворе — не куксится, не уходит в себя и не показывает исподтишка язык, а просто идет заниматься своими делами. Никогда не видел ее плачущей. Эдакий резиновый утенок. Или Неваляшка. Не знаю, что с ней не так: то ли это наследственное — родители у нее жизнерадостные и милые ребята — то ли Природой и Вселенной в таких детях закладывается нечто, что делает их более жизнестойкими. Глядя на Дианку, всегда задаю себе вопрос: что с такими ребятишками впоследствии делает жизнь?

Ну да ладно, я о другом. В ночь после несостоявшегося покушения на Александра Сергеевича Пушкина мне приснилось, как в меня стреляют. Точнее, сначала долго гоняют по темным переулкам незнакомого города (утром-то я понял, что это был Край). Я в панике и ужасе переставляю ноги, но скорость моя едва ли превышает черепашью, словно я по колено в гудроне. Разумеется, убежать я не могу. В конце концов, меня загоняют в какой-то совсем уж медвежий угол — какие-то трущобы или заброшенные склады, повсюду деревянные ящики, мешки с мусором. Припирают меня к стене, направляют ствол — человека я не вижу, только силуэт, потому что в глаза лупит свет уличного фонаря — и выпускают целую обойму. Бах-бах-бах!!!

Я подпрыгнул на кровати. Простыня насквозь мокрая, подушка тоже, на циферблате электронных часов половина второго ночи. В окно пробивается матовый лунный свет, из гостиной доносится храп Николая. Вот же безмятежный сукин сын, подумал я в тот момент, как он умудряется так дрыхнуть в чужом для него даже не городе — в чужом мире, без всякой надежды на возвращение домой! Да еще когда меня тут мочат под боком.

Я встал, в темноте прошел в кухню, налил из-под крана воды. Вода чистая, вкусная, без всяких примесей.

Удастся ли мне уснуть?

Вопреки опасениям, я вырубился уже через пятнадцать минут и проспал без сновидений до первых петухов.

В начале первого я сидел в ресторане «Пушкин» за чашкой чая с лимоном. Отыскав утром в прихожей своего дома телефонный справочник (еще один забытый нами артефакт — толстый бумажный фолиант со всеми городскими номерами), я нашел номер заведения, вызвонил администрацию и спросил, как связаться с музыкантом, который солировал накануне вечером. Мне без всяких проблем продиктовали его контакты, даже не заинтересовавшись моей персоной и причиной интереса. Костя Симанков, так звали парня, ответил мне сонным голосом, что работает в ресторане только с шести вечера, но если уж мне так приспичило узреть его хипповатые локоны, он готов сделать исключение и угоститься ланчем.