Вадим Тарасенко - Фаворит из будущего [publisher: SelfPub.ru]

Значение Гольштейна подтверждает тот факт, что именно там прорыли Кильский канал, который по сей день является одним из самых загруженных морских путей в мире. Так что для России намного больший интерес представляло южное направление. Проблема крымского татарского разбойничьего гнезда уже вызрела. Яркий сладкий плод созрел, и оставалось его лишь чуть тронуть русским штыком.

Но… ветреная, озабоченная любовными утехами императрица российская всецело полагалась на мужчин, которые ее окружали. Но те, увы, думали больше о своих шкурных интересах. В 1756 году умная, но избалованная фаворитка французского короля Людовика XV маркиза де Помпадур решила обновить в своем дворце мебель. Старая ей наскучила. Но не топить же гарнитурами из дуба и березы камины? Практичная женщина продает мебель своему любовнику – королю Франции. А тому куда девать эти «дрова»? Он дарит их вице-канцлеру России Воронцову. Тот недавно отстроил себе новый дом и еще не купил мебель. Так один из членов Конференция при высочайшем дворе, которую учредила Елизавета, чтобы самой не заниматься скучными государственными делами, оказался на стороне Франции.

За союз с Францией выступили и два других члена Конференции – братья Шуваловы. Старший Петр был одним из крупнейших предпринимателей России, не пропускавший ни одного случая нажиться за счет казны, в это время почти прибрал к своим рукам табачную монополию и рассчитывал, что именно Франция станет его потенциальным заграничным рынком сбыта. Не возражал и канцлер Бестужев, щедро получавший английское золото за свои услуги. Елизавета утвердила решение своей Конференции – войне с Пруссией быть. Тем более, что Людовик еще сулил России земли Восточной Пруссии.

Не допустить войны между Россией и Пруссией могла… муха! Когда Бестужев положил на стол Елизаветы для подписи соответствующий манифест, императрица взяла перо и, подписав первую букву своего имени, остановилась и о чем-то заговорила. Императрица сочла это худым предзнаменованием и тотчас порвала бумагу. Лишь через несколько недель окружение смогло уговорить Елизавету подписать новый манифест.

В мае 1757 года семидесятитысячная русская армия под командованием фельдмаршала Апраксина перешла реку Неман – границу с Пруссией. Россия втянулась в Прусскую войну, длившуюся для нее долгие шесть лет.

За четыре года боев была завоевана Восточная Пруссия. Потом смерь Елизаветы, восхождение на престол Петра III и бездарно отданные плоды победы в Семилетней прусской войне.

Но огромная пассионарная мощь России требовала победи территорий. Последовал блестящий век Екатерины. Завоевание Крыма. Но… не дожали. Из русско-турецкой войны можно было выжать больше. Значительно больше. Взять главный приз – Константинополь! Контроль над Босфором, свободный выход в Средиземное море – это шах и мат европейскому владычеству, которое рассыпалось бы, как карточный домик.

Чернышев вспомнил слова Энгельса, которые он поставил в своей курсовой работе по русско-турецким войнам при Екатерине Второй: «Царьград в качестве третьей российской столицы, наряду с Москвой и Петербургом, это означало бы, однако, не только моральное господство над восточно-христианским миром, но было бы также решительным шагом к господству над Европой».

С этой сладкой мыслью бывший студент четвёртого курса исторического факультета, а ныне капитан потешного войска Петра Федоровича, обласканный милостью императрицы Елизаветы Петровы заснул. Впереди была главная цель – цесаревна Екатерина Алексеевна.

Дебальцево, Украина, центральное городское кладбище, 24 августа 2015 года

Кладбища – не самые приятные места на земле. Но они бывают разные. Некоторые можно даже назвать уютными – высокие деревья, бросающие густую тень, аккуратные ряды мраморных надгробий, зеленая трава, птички поют. Прямо благодать!

Но есть последние пристанища совсем другие. Выжженная на солнцепёке земля с чахлой травой. Ряды могил без надгробий, а только кресты, кресты, кресты. Но люди все равно сюда приходят, чтобы еще раз вспомнить и мысленно поговорить с любимыми людьми, которые уже никогда не разомкнут свои уста.

Городское кладбище в Дебальцево больше относилось ко второму типу. Чахлые деревья, пожухлая трава, разбитые снарядами надгробные памятники. От всего этого веяло унынием и запустением. Лишь кое-где яркие пятна искусственных цветов оживляли эту безрадостную картину. Они означали, что жизнь идет. Люди не забывают своих умерших родных, иногда приходя на их могилы.

В ворота кладбища въехал видавший виды белый «Опель». Подъехав к сторожке, машина остановилась. Из него буквально выкатился грузный мужчина и скорым шагом подошел к двери, толкая перед собой свой внушительный живот.

На звук подъехавшего автомобиля из сторожки вышел сухонький старичок в клетчатой рубашке.

– Здоров, Петрович, – поздоровался водитель «Опеля».

– И вам не хворать, – бойко ответил старичок.

– Ну, говори, что стряслось? Что даже по телефону нельзя было сказать?

– Да вот это и стряслось, Степаныч, – сторож указал рукой на что-то за спиной приехавшего.

Тот быстро повернулся.

– Ё моё! – только и смог вымолвить он.

В двадцати метрах строгой военной шеренгой выстроились кресты над могилами ополченцев, погибших при освобождении города. Один крест, другой, третий… Крайнего слева одиннадцатого креста не было. Вместо него высился обгоревший брус, да еще расколотый у вершины. На нем сохранилась полуобгоревшая табличка с фамилией погребенного здесь человека. Даже не всматриваясь в буквы Степаныч знал, что там будет написано. Так и есть: «Чернышев Александр Юрьевич».

– Петрович, кто это так сделал?!

– Молния. Вчерась ночью гроза была, если помнишь. Я уже спал, когда вдруг как грохнуло и полыхнуло за окном. Я вскочил, выбежал. Гляжу, крест этот горит. Я вот утром и сразу тебе звонить. Крест то этот с историей.

– Да, уж, Петрович, с историей.

«Да что с этим крестом не так? – заместитель мэра Дебальцево задумчиво шел к своему „Опелю“. – Может не в кресте дело, а в человеке, который там похоронен?» – пришла ему в голову неожиданная мысль.

Но он от нее отмахнулся. Некогда мистикой заниматься. Дел в городе невпроворот. Заводы почти все стоят. Водопровод не работает. Многие магазины закрыты. Тяжело людям жить.

Но Степаныч был оптимистом по жизни: «Ниче, рагули, переживем. Мы еще заставим вас, суки, памятники своему Бандере самим сносить. Мы еще скинем вашу сине-сцаную тряпку со всей Украины».

Зам мэра нажал педаль газа и помчался в город разруливать конкретные насущные вопросы. О своей мистической мысли он больше не вспоминал.