Владислав Савин - Врата Победы: Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы

И тут на ближней от нас стороне в окне второго этажа кто-то мелкий через решетку протискивается – или его проталкивают? Решетки на окнах – взрослому человеку не пролезть. Там что, дети? Точно, руки наружу, киндера своего пропихнули, если уж самим не спастись. Там высоты метра три – может, и не расшибется? Суки – пулеметная очередь по стене прошлась, один из танков башню развернул, стреляет!

Из того, что в газете после написали, подумать можно, что я сам туда полез, без приказа. А я отвечу – а как же дисциплина? Что за армия, где каждый куда хочу, туда и кручу – нас натаскивали на действия вдвоем, втроем, в составе отделения, взвода. Вбивали, что выйдя из строя, ты ослабляешь общий механизм. И не добежал бы я сто метров по голому простреливаемому месту. И не надо так плохо о людях думать, что из всех у одного меня совесть есть. А другие? Ротный наш, видя такое непотребство, и распорядился – минометчикам дать залп дымовыми и организовать спасение, ну а наш взвод самый правофланговый был, бежать ближе всего. Шестеро нас и рванули – мое отделение, что от него осталось. Где бегом, где пригибаясь – мать честная, тут у стены на воздухе за десять шагов жар невыносимый, как там внутри кто-то еще живой? Киндеров успели выпихнуть троих, еще одного мы на растянутую плащ-палатку принять успели. Кричим снизу – есть там еще, давайте, поймаем!

А наверху лишь огонь из того окна. А дым рассеивается понемногу, хотя минометчики еще постарались. И тут из дыма прямо на нас танк лезет – рыло огнемета вперед торчит, два по бокам. Мы назад, немчиков этих похватали – из четверых мелких один и не шевелится совсем, двое плачут и пищат, только один вроде не пострадал, да разве ребенок быстро бегать может? Дали бы эсэс по нам из пулемета, лежали бы мы там все – но они, по сволочной своей натуре, покуражиться решили, чтобы поближе и сжечь всех! «Горыныч» хоть и медлительный, но все же быстрее ползает, чем человек бежит, а оказаться от него ближе сотни шагов – верная смерть: пыхнет огнем по широкому сектору, и в окопе, и в воронке не укроешься! Бежим, как никогда до того не бегали, я киндера тащу, пуд лишнего веса на плече – и бросить бы, тогда спастись шансов больше, да западло это, чему быть, того не миновать. И не оглянешься, где танк, далеко ли.

И тут рвануло-полыхнуло позади, аж страшно. Это самоходки наши наконец подошли и врезали по фрицам тяжелым калибром, что и «тигра» расшибет. А «горыныч» лишь пехоте опасен, против танков он овца: броня тонкая, пушка слабая, медлительный, зато цистерна с огнесмесью внутри – от прямого попадания вспыхивает, как банка бензина в костре. И пошли наши вперед, еще двух «горынычей» походя расстреляли. И вроде даже еще кого-то из горящего дома спасти сумели – решетку на окне буксирным тросом зацепили и дернули.

Киндер, кого я вынес, девочка оказалась, лет четырех, беленькая, глаза синие. Как зовут, бог весть, я ее санинструктору на руки сдал, и назад. А оказалось, что с самоходчиками, которые «святой полк», знаменитый на весь Первый Белорусский, в этот день корреспондент из Москвы был, он меня вечером уже разыскал, поспрашивал. И вот, статья в «Правде»! И фотография моя на первой полосе. С которой после, как говорят, памятник лепили, что и сейчас в Трептов-парке на горе стоит – бронзовый русский солдат с немецкой девочкой на плече, в другой руке автомат АК. Так я в историю и попал, сам не ожидая.

А тогда после подвели мы к стенке пойманных фрицев, кто убежать не успел. Оказались они и не фрицами вовсе – один на коленях ползал и кричал:

– Я в советском Львове родился, меня заставили!

Другой лишь зыркал зло, как волк, и только один раз проорал:

– Ще не вмерла Украина!

Правильно, что приказ был таких в плен не брать. Выстроили этих бандер, или Бендер (тьфу, их и так, и сяк обзывали) у стенки соседнего дома, и напоследок ротный наш спросил:

– Пошто людей сожгли, ироды?

А самый борзый возьми и ляпни:

– А они сами сгорели! Смерть немецким оккупантам!

Тут ротного прямо перекосило. Единственное цензурное, что он сказал:

– Повесить! Вот на этих деревьях и фонаре. Расстрел для них – много чести!

Так веревок не нашлось, а самоходчики на просьбу одолжить канат – узнав, зачем, послали по очень дальнему адресу. И тут кто-то про огнемет вспомнил, у одного из дохлых фрицев у ворот. А вот интересно, в нем еще заряд остался? Оказалось, есть – опытным путем и установили, на этих бандерах. Подробности – не для печати.

После нас дивизионный прокурор допрашивал – и ротного, за то, что допустил.

– Что за средневековье устроили – вспомнили про аутодафе?

Кончилось все бумагой, что эти недобитки пытались захватить трофейное оружие, а мы отбивались, и под руку огнемет попал. Показания оформили и посоветовали молчать. А может, и сверху команда пришла дела не заводить – не дураки же начальство, чтобы поверить, будто бандеры на нас врукопашную решились, а мы защищались? И рассказы по всему фронту ходили, как наши брали Освенцим – фильм про «обыкновенный фашизм» все смотрели, но своими глазами все это увидеть – совсем другое дело. Так коменданта, которому не повезло сбежать, на кол посадили, грамотно – и эта сволочь сутки подыхала, там в Тувинской добровольческой были те, кто умел. И тоже никого не наказали! После чего возле концлагерей фрицы, даже обычный вермахт, оборону занимать боялись – вдруг наши примут за лагерную охрану? И эти щеневмерлики не люди вовсе, а зверье, которое жить не должно, раз даже детей не жалеет и за собой вины не видит!

А так, к немцам, которые не эсэс и сами сдавались, злобы не было. И не только к немцам – колонну пленных помню, все маленькие, узкоглазые, черноволосые – что, самураи Гитлеру в помощь прислали? Товарищ политрук сказал, что это вьетнамцы, Третий Аннамский полк бывшего Французского Иностранного легиона, который немцы включили в дивизию «Шарлемань» [122] Были в Берлине и в реальной истории в 1945-м, именно их некоторые авторы приняли за «тибетских магов». – те, кто уцелел. Говорили нам, что и среди пленных берлинского гарнизона были кроме немцев и голландцы, бельгийцы, французы, датчане – вся Европа объединилась против нас в Еврорейх, и победили мы!

В тот день, 1 мая, в Берлине все как-то сразу и закончилось. Когда Геббельс принял яд, до того приказав всем немцам умереть, фрицы вместо самоубийства стали массово бросать оружие и разбегаться или сдаваться в плен. Кроме эсэсовцев и предателей – с этими у нас разговор был короткий. И никаких «дойче партизан» не было, хотя нас предупреждали насчет «вервольфа», и мы даже после капитуляции долго еще были начеку – слышал, что на западе Германии и было что-то: диверсии, выстрелы из-за угла – но не в Берлине! Может быть, оттого, что здесь немцы успели на своей шкуре узнать, что такое фашизм, в самые последние дни?