Александр Михайловский - Освободительный поход

– Вот это верно, господин Ларионов, – согласился болгарский генерал, – но все же турок не стоит недооценивать. Если крысу загнать в угол, то, находясь в отчаянии, она кинется даже на бульдога. Поэтому надо или позволить им сбежать, или, не дав кинуться, расстрелять их скопища с безопасного расстояния.

– Возможно, вы и правы, Владимир Дмитриевич, – ответил адмирал Ларионов, – но мы в любом случае не ставим перед собой задачу завоевать всю Турцию. Не стоит повторять ошибку, которую двадцать лет назад допустили несчастные греки. Если бы они ограничились только обороной так называемой области Смирны, в которой тогда высок был процент греческого населения, то все у них было бы хорошо. Но они полезли на Анкару (видимо, пожелав насладиться зрелищем капитуляции Кемаль-паши) и жестоко за это заплатили. Добро бы эта расплата коснулась только греческих политиков и генералов, расстрелянных по приговору трибунала за то, что они допустили это эпическое поражение. Так ведь нет – вместе с собой эти деятели утащили в могилу несколько десятков тысяч греческих солдат и около полутора миллионов мирных жителей, вырезанных после победы турецкой армии.

Генерал-полковник Рокоссовский хмыкнул и добавил:

– Вот именно поэтому товарищ Сталин сказал, что на европейском театре военных действий нас интересует только так называемая зона Черноморских Проливов, и больше ничего. Поэтому сразу после того как морская пехота захватит плацдармы на европейском и азиатском берегу Босфора, ее инженерные подразделения наведут через пролив наплавной мост, по которому на азиатский берег переправятся кавалерийские и механизированные части армии товарища Буденного. Что касается болгарских частей, то они наступают двумя сходящимися клиньями из районов Александрополиса и Иловайловграда на Радосто. Задача – после прорыва фронта не дать основной части османских войск, сконцентрированных сейчас у границы, отступить на Галлиполийский полуостров и к Константинополю, прижать их к берегу Мраморного моря, после чего подвергнутся уничтожению или будут вынуждены капитулировать. На левом фланге фронта 37-я армия товарища Козлова аналогичным образом отжимает свою часть турецкой армии к берегу Черного моря. Одновременно 9-я армия товарища Гречко, конно-механизированный корпус товарища Буденного и сводная штурмовая группа товарища Деникина с максимально возможной скоростью продвигаются в оперативной пустоте в направлении Константинополя и решают главную задачу операции «Нахимов»… Давайте сверим часы – сейчас десять часов пятнадцать минут утра второго января. Начало артподготовки в шесть утра четвертого числа, начало наступления в восемь утра того же дня на рассвете. На этом все, товарищи, все свободны.

Уже после совещания у командующего Деникин, взяв за локоток адмирала Ларионова, отвел его в сторону и, потупив взор, хмуро произнес:

– Хочу покаяться, Виктор Сергеевич, ибо грешен я перед вами. Не уберегли мы нашего комиссара, господина Тамбовцева… Во время боев в Белграде это было. Он по старой привычке с нашими русскими перебежчиками все время сам старался беседовать, и нашлась ведь одна тварь, которая припрятала в рукаве Вальтер-ППК… Господа офицеры этого скрутили и в контрразведку сдали, а поздно уже было… Медицина тут, говорят, бессильна. На допросе узнали, что задание у того типа от генерала Краснова было: комиссара и вашего покорного слугу, значит, порешить, а в бригаде поднять прогерманский мятеж. Только не вышло у него ничего, уж больно наши офицера Александра Васильевича любили, а германцев с их фюрером, напротив, почитают примерно как чертей…

– Понятно, – сухо кивнул Ларионов, – а вы-то, Антон Иванович, при этом куда смотрели? Такого человека потеряли! Ну да ладно, господин Деникин, пойдемте, помянем раба божьего Александра Тамбовцева, честно выполнившего ЕГО наказ поступать только по совести.

* * *

3 января 1943 года, Утро. СССР. Ивановская область, спецобъект НКВД «Дача в лесу».

Бывшая русская Великая Княжна, дочь русского императора Александра III и внучка датского короля Христиана IX, Ольга Александровна Романова.

Уже два месяца семейство Романовых-Куликовских обитало в глухом русском лесу, вдали от всяческой цивилизации. Хозяином на этом объекте (или, по-большевистскому, комендантом) считался седовласый дед Степан; он успел послужить и в дворцовых гренадерах при братце Ники, и в Первой Конной Армии Буденного, а также в спецотряде НКВД по борьбе с контрреволюцией (соответственно, уже при большевиках). Кто этот дед был по званию – Бог весть. Может, и генерал НКВД в отставке, которого советское руководство по-свойски попросило присмотреть за важными персонами, то ли почетными узниками, то ли не совсем желательными гостями.

Помогали деду Степану двое молодых людей, чем-то неуловимо похожих на своего начальника. Звали их Петр и Макар; и насколько дед был разговорчив, настолько эти двое оказались молчаливы. Лишнего слова и клещами не вытянешь. Парни выполняли роли то ли охранников, то ли помощников по дому, ведь молодое поколение Романовых-Куликовских страдало от болезни, которую дед Степан именовал «хронической жопорукостью»: ни дров наколоть, ни русскую печь истопить Тихон с Гурием были не в состоянии.

Датские же невестки Ольги Александровны Агнет и Рут и вовсе находились в состоянии постоянного тихого ужаса и все время плакали, стараясь, правда, делать это незаметно. Им казалось, что сейчас из леса выйдут дикие медведи и начнут жрать их живьем. Дед Степан, услышавший от Гурия об этой эротической мазохистской фантазии датчанок, сперва полчаса ржал в голос, потом попросил объяснить глупым европейкам, что медведь так не питается. Мол, он сначала убьет свою жертву, засунет под какую-нибудь корягу, чтоб не достали волки, даст мясу с недельку как следует протухнуть, а только потом будет вкушать деликатес под названием «баранина датская безрогая и безмозглая». Впрочем, какие же зимой могут быть медведи? Спят они сейчас, сосут лапу и видят сладкие сны. Вот весной – совсем другое дело. Весной медведь просыпается голодный, худой и злой, и тут же начинает бродить в поисках вытаивающих из-под снега тушек всякого зверья, погибшего зимой от морозов. Если кто сдуру попытается со спецдачи сбежать, то к весне он как раз будет годен медведю на пропитание. Слегка оттаявший, но уже вонючий. Минус тридцать по Цельсию, как сейчас, это цветочки; а бывает и минус пятьдесят, когда вороны от холода на лету замертво падают…

Одним словом, запугал старый большевик двух датчанок до полусмерти. У них там, в Дании, таких лесов отродясь не было, а если даже если и были, то исчезли более тысячи лет назад, когда Европа перестала быть страной лесов, болот и непролазного бездорожья. Тут, в России, бездорожье было еще в самом разгаре. Хоть Ивановская область – это далеко не глухая Сибирь, но и тут, всего в двухстах верстах от Москвы, на километры вокруг их уединенной «дачи» ни одной живой души. С внешним миром обитателей спецобъекта связывали только извилистая проселочная дорога (ведущая через густой лес и по зимнему времени занесенная саженными сугробами) и радиоприемник Телефункен – единственная ценная вещь, которую им позволили взять из датского дома в Боллерупе. Впрочем, как было обещано, датская полиция, которую никто не отменял, продолжала следить за сохранностью их дома. После войны, когда Дания официально станет частью СССР, они вполне могут жить в этом доме жизнью частных лиц.