Александр Михайловский - Освободительный поход

По дороге два раза в неделю на дачу приезжал гусеничный вездеход [53] , доставлявший продукты и свежую большевистскую прессу. Но именно Телефункен был для Романовых-Куликовских единственным окном во внешний мир, или, если точнее, замочной скважиной, через которую обитатели дачи могли подслушать и узнать самые свежие новости. Чтобы этот приемник мог функционировать, возле дома установили ветряк с генератором – он заряжал аккумуляторы, от которых и питался радиоприемник. Других электроприборов в доме не было, по крайней мере, Ольге Александровна о них ничего не знала. Два раза в день все обитатели дачи собирались вместе, чтобы послушать сводки Совинформбюро или последнее советское новшество – магнитофонные записи прямых репортажей с поля боя.

Иногда передача начиналась с хриплого грохота залпов множества орудий и истошного воя гвардейских минометов, посылающих врагу свое огненное проклятие, после чего торжествующий голос Левитана произносил: «В добрый час!» и принимался перечислять наименования фронтов, перешедших в наступление, а также номера общевойсковых армий и мехкорпусов особого назначения, вырвавшихся на оперативный простор. А потом в каждой следующей сводке – названия освобожденных населенных пунктов, только успевай втыкать в карту булавки с красными флажками.

Когда в начале декабря лязгнувшие под Оршей танковые клещи красных отсекли смоленскую группировку немцев, Николай Куликовский, который два года (с четырнадцатого по шестнадцатый) провел в окопах той войны, только тяжко вздохнул. Старая русская армия была не в состоянии производить наступательные операции такого масштаба и, самое главное, у нее не получалось достигать решающего результата. Две последующие недели по сводкам было видно, что немцы при помощи ошметков, соскобленных со всей Европы, сжигая последние резервы, долбятся в активную оборону под Оршей и Могилевом как дятлы в бетонный столб. Потом начинается еще одно наступление красных по глубоким тылам германцев, будто вернулись времена Батыя и Аттилы; снова в оперативной пустоте мчатся советские танки, и новые клещи смыкаются в глубоком немецком тылу…

В такие моменты дед Степан только усмехался в седые усы. Романовы-Куликовские, жадно слушавшие новости, это понятно, но он-то знал, что в эти моменты вся огромная советская страна, приникнув к приемникам и репродукторам радиосети, замирала от чувства сопричастности с великими событиями. Впрочем, слушали не только «Радио Коминтерна», «Голос Москвы» и недавно появившийся в эфире «Маяк». В прочее время, свободное от прослушивания обязательных передач, позволялось слушать любые другие радиостанции, даже вражеские. А что они там услышат? Надсадные стоны и истеричные вопли Геббельса по поводу того, что их, нацистов, опять поимели с особым цинизмом в крайне неприличной форме. Или траурную передачу на ВВС по поводу гибели на Восточном Фронте очередной элитной части королевских вооруженных сил. При этом по скорбным словам короля Эдуарда нельзя определить, чьему покровительству он поручает души погибших за него солдат: Богу, или, может быть, Сатане, которому он теперь служит вольно или невольно.

После прослушивания передач и той, и другой стороны Николаю Куликовскому даже начинало казаться, что большевики так развлекаются, играючи отсекая от Третьего Рейха один кусок плоти за другим. Он еще не видел своими глазами, на что способен механизированный ОСНАЗ, но уже видел в деле десантный корпус все того же особого назначения – по аналогии его можно было сопоставить только с петровскими гвардейскими полками. Лучшие из лучших, с лучшим вооружением, под командой самых талантливых генералов и офицеров.

– Германцам конец, – составив окончательное мнение, сообщил он царственной супруге и сыновьям, – не пройдет и года, как их Империя Гитлера падет, причем даже с еще большим шумом, чем тогда пала Империя кайзера Вильгельма. Удар будет тем более сокрушительным, что на континенте будет только один настоящий победитель, ибо король Георг не в счет, как и все прочие союзники господина Сталина. Их интерес он будет соблюдать только до тех пор, пока они не мешают его интересу. Должен сказать, что задач такого масштаба не ставил перед собой ни один монарх, за исключением разве что самого Петра Великого.

Эти слова были услышаны то ли самим дедом Степаном, то ли одним из его подручных – и вот сегодня на дачу прибыл не один вездеход, а два. На одном из них, как обычно, привезли продукты и всякую всячину, а из другого вышли несколько человек в зимнем армейском обмундировании. Майора Мехмета Османова Куликовские-Романовы узнали сразу; да и трудно не узнать человека, который круто, буквально об колено, переломил их жизнь. Однако моложавая женщина неопределенного возраста, прибывшая вместе со «старым знакомым», была им незнакома. Но три красных эмалевых ромба, закрепленные в петлицах полушубка и властный, уверенный вид незнакомки говорили о том, что это очень и очень большое начальство. И точно – дед Степан при виде гостьи вытянулся в струнку и отрапортовал, обращаясь к гостье как к комиссару государственной безопасности третьего ранга товарищу Антоновой. Действительно, очень высокое звание (такое имел не каждый руководитель республиканским НКВД) и равное армейскому генерал-лейтенанту. Впрочем, гостья вела себя на объекте вполне по-свойски. Выслушав рапорт, сказала «вольно» и далее, коротко расспросив деда Степана, направилась к дому, где ее уже ждало впавшее в ступор от ужаса семейство Романовых-Куликовских.

На таких, как майор Османов, Николай Куликовский насмотрелся на фронте Империалистической, где те массово воевали с германцем. Дав на Коране клятву верности русскому царю, эти офицеры-мусульмане были его преданными слугами ровно до тех пор, пока он не отрекся от престола, тем самым освободив их от клятв. И этот тоже поклялся в преданности красному императору и будет предан ему как пес, но вот госпожа Антонова была ему непонятна. В Старой Имперской России вести себя с такой властной уверенностью не могли даже княгини императорской крови; даже его жена при всех ее достоинствах была только игрушкой обстоятельств и рабой исповедуемых высшим светом условностей. Напротив, стоящая перед ним госпожа Антонова сама задавала правила, которым потом следовала. Ну где еще можно увидеть генерала советской политической полиции, который, войдя в дом, перекрестится на висящие в красном углу образа? Дед Степан при этом сделал непроницаемое лицо, а Петра с Макаром вообще никто и ни о чем не спрашивал. Не доросли исчо.

Пожав супругам руки и представившись, госпожа Антонова пригласила их присесть за стол, обсудить некоторые животрепещущие вопросы мирового бытия. А молодое поколение то (есть Тихон с Гурием и их жены), уже выучившиеся к тому времени немного лопотать по-русски, пусть оденутся потеплее, возьмут лыжи и отправятся на прогулку, или хотя бы поиграют во дворе в снежки. Ибо во многих знаниях многие печали, а эти четверо еще слишком молоды для того, чтобы печалиться сверх необходимого. Как только молодежь, послушавшись этого совета, под суровым взглядом деда Степана оделась и отправилась услаждать себя дикарскими забавами, Нина Викторовна кивнула и, пронизывающе глядя прямо в глаза Ольге Александровны, произнесла: