Сергей Калашников - Все реки петляют

Пётр отдал сына Лизе и пробрался в рубку, где занял место рулевого. Одна из нянь разожгла спиртовку – варить деткам кашу. Вторая показывала мелюзге деревянные игрушки, сделанные искусными резчиками. Софи и рисовальщица принялись пощипывать струны гитар – я не понял, кто и когда их притащил. Хотя, видела же как Алексашка Меншиков – царский денщик – суетился у причала, но на борт приглашён не был. Мы неторопливо шли вниз по течению, поглядывая на берега и гадая, в какую сторону приведёт следующий загибон русла. До Коломны, где Москва-река впадает в Оку, не меньше десяти часов хода – до темноты не добежим. А насколько светлой окажется эта августовская ночь – да кто же скажет заранее?

— Луна нынче покажется через час после заката, — словно отвечая на так и не прозвучавший вопрос, сообщил моторист, выбравшийся в пассажирскую кабину и за чем-то забравшийся в рундук. — Коломну пройдём утром на зорьке. Через два часа повечеряем, а там и спать будет пора, гости дорогие.

— Членам экипажей заботиться об удобствах пассажиров, их довольстве и сытости. Но к порядку призывать, — продекларировал Пётр из рубки. — Сама сей артикул сочиняла, фрейлина Корн?

— Виновна, государь, — сверкнула улыбкой Сонька.

— Всё-то я понять никак не могу, отчего людишки твои, даже самого подлого сословия, столь ревностно служат тебе, хоть бы и безо всякого догляду. А мне или палкой гнать приходится, или на горло наступать. Вон Фёдор Юрьевич сколь ни доглядывал за тобой, а не уяснил. Ты не ведьма ли ненароком?

— Если слово "ведьма" выводить из понятия ведать, то истинно ведаю. Нет в этом тайны, и тебе она тоже известна. Что бы я тебе ни объяснила, ничего нового ты не услышишь, — попытался я уйти от неудобного разговора.

— Не зря ведь слух идёт, будто ты – профессор – умеешь объяснять доходчиво. Уж постарайся, растолкуй мне недогадливому, — и скалится насмешливо.

— Ну, про то, что любому надобна пища, кров и одежонка, ты и без меня знаешь. А то или сбегут, и бунтовать станут. Сверх того нужно людям с другими людьми общаться. Хоть в трудах общих, хоть на жизнь свою товарищам жалуясь, хоть в церкви батюшку вместе с соседями слушая. Иначе озвереют. А ещё любому потребно уважение. И вот тут-то зарыта собака. Потому что бояре твои не уважают тех, кто не богат, не окутан роскошью, не окружён угодливой челядью. Они не аскеты. Им хочется всего и побольше. Но и без них с такой огромной страной не совладать.

— Воры кругом, — вздохнул царь. Он уже отдал штурвал рулевому и присоединился к нам. — И нет других – все одинаковые. Вот как тут быть? Как это переиначить на правильный лад?

— Да никак. Так было, есть и будет. Пусть их ловят да наказывают. Про тех, кто в измене виновен, ничего не скажу – не моего ума дело. А лукавых да непослушных лишай волостей и переводи в казну. Волости переводи. У тебя денег станет прибавляться на содержание войска. Стрельцов-то, как я понимаю, проще в поход направить, чем ту же боярскую конницу собрать.

— Хочу стрельцов полками нового строя заменить, — вскинулся государь.

— О том с воеводами совет держи, — поспешил я отбояриться от советования на столь скользкую тему. — Мне вопросы содержания войска не близки.

С одной стороны Пётр явно вознамерился познакомиться с собственной страной, путешествуя по ней неторопливо и поглядывая на городки и сёла, следуя по главной улице России, каковой нынче является река Ока. С другой – желает прикоснуться к знаниям, расхваленным Лизаветой – его неофициальной походно-полевой женой. Дело в том, что и сам он, насколько припоминаю, был походно-полевым царём. В военных походах и в деловых поездках прошла значительная часть его жизни. Нынче в застеклённой кабине небольшой речной баржи он не капризничая уснул вместе со всеми с тем, чтобы утром проснуться как и остальные.

— На пристани в Коломне висит сигнал о наличии груза до Мурома, — доложил из рубки третий член экипажа, который не капитан и не моторист. — Так будем брать, герр Питер?

— Будем, — ухмыльнулся царь.

Парень выставился вверх из крыши рубки и отдал распоряжения флажковым семафором. Передняя баржа направилась к причалу и вскоре ошвартовалась – наши охранники пообщались с парнями, принявшими концы, и подали сигнал приставать остальным. Работнички в речном порту Коломны носили треуголки с известной бляхой на левом прищепе, полотняные порты до колен и того же материала рубахи без рукавов. Обуви по случаю летнего времени на них не наблюдалось. Три юнца учтиво поклонились. Не уверен, признали ли они государя, но мою реципиентку определённо идентифицировали – взгляды выдали узнавание.

— Двести пудов кудели в тюках, — доложил один из них. — Куда прикажете складывать?

Второй парень полез на вышку, а третий принялся распоряжаться погрузкой – подошли мужики от ближайших домов и принялись таскать не особо тяжёлые рогожные кули в баржи охраны. Петр же придирчиво осмотрел немудрёное оборудование крошечной пристани – сарай для товаров, бытовку с нарами внутри и уже упомянутую вышку – наблюдательный пункт. Первый, тем временем записал в учетную книгу чего, сколько и кому он погрузил.

— Ноль сорок второй из Орла следует транзитом на Москву, — доложил наблюдатель с вышки. — Велит почту принять, — идущий с верховьев стотонник левым поворотом вошел в приток. Грамотей и это записал.

— А что, куделю эту хозяин будет сопровождать? — поинтересовался царь.

— Нет, — ответил расплатившийся с грузчиками третий, — он указал, кому груз предназначен и добавил копейку для посыльного, который разыщет получателя. Ты не тревожься, герр Питер, всё будет чики-пуки.

— Я велел только капитанам так к себе обращаться, — сделал замечание государь.

— Как ты велел, так я и исполнил, потому что капитан над портом.

Тем временем паренёк, слезший с вышки, оттолкнул от берега челнок, на котором удалился от берега напересечку транзитной барже, откуда принял сумку.

— Экие тут все серьёзные, — хмыхнул государь.

— С низов коломенка идёт под парусом, — доложил с вышки грамотей. — Цекалы Рязанца, кажись.

— Снидать будете, огольцы? — с горшком в верёвочной сетке на причал взошла одна из здешних баб. — Ой, а це хто?

— Романов это. Пётр Алексеевич, — пояснила расшалившаяся Софочка. — Он царём работает.

— Замри! — воскликнул государь, обращаясь к бабе. Подошёл, забрал у неё сетку с горшком, передал капитану над портом и произнёс: – вот теперь можешь кланяться. Тебе позволительно, — ситуация его откровенно забавляла. По-существу он всё ещё мальчишка.

Верховой посыльный или отряд лёгкой кавалерии, наверное, движутся быстрее, чем неторопливый караван наших барж. Хотя бы потому, что сухопутные дороги всяко прямее, чем вьющиеся русла рек. Так что разъезды лазоревых семёновцев или бордовых коломенцев мы на берегах примечали не раз. А в Муроме и наряд преображенцев нас поджидал, удерживая любопытных горожан поодаль от пристани. Воеводу тутошнего с лучшими людьми, ясное дело, пропустили. Шубы меховые, золотое шитьё, поклоны, речи высокопарные про верноподданничество – всё по правильному обряду.