Сергей Калашников - Все реки петляют

Ужинали мы этим вечером у мистера Дина. Сонька отважно рассматривала чертежи и задавала бесконечные вопросы. Естественно, ночевать мы так же остались в доме сэра Энтони.

И тут-то я понял, насколько мне повезло с Софьей, а ей – с родителями. Один из самых больших домов Гарвича, принадлежащий далеко не последнему человеку в этом городке – а Энтони Дин, тогда еще не сэр, даже успел побывать его олдерменом – оказался по части удобства проживания далеко позади усадьбы Корнов. Причем не из-за тесноты – размерами-то он раза в полтора побольше будет. Но, похоже, его строители вовсе не задумывались, каково в их творении людям будет жить. Например, слова "коридор" они вовсе не знали и не хотели знать. Так, чтобы попасть в большую гостевую спальню, выделенную нам, надо было пройти две другие, занятые домочадцами мистера Дина. Одна огромная кровать на нас троих, не считая многочисленных клопов, была уже довеском. Софи, привыкшая дома к личному пространству чуть ли не с младенчества, злобно про себя пыхтела. Зато её мама и Мэри приняли всё как должное. Сколько я еще не знаю об окружающем мире!

— Подрастайте, юная леди, и приходите ко мне в ученики, — сказал хлебосольный хозяин утром, усаживая нас в свой личный куттер, который должен был доставить красивую маму с двумя любопытными девочкам в Ипсвич. Кстати, он тоже принял участие в этом коротком плавании, объясняя Софочке достоинства подобного парусного вооружения. Меня тема мало интересовала. Да и вооружение смахивает на яхты моего времени, только основной парус не треугольный бермудский, а четырёхугольный гафельный.

Я вообще не хочу, чтобы Сонька ходила в море, пока мотора не построю.

В нашем тихом городке на этот раз было оживлённо – у пристани разгружался пинас. Лошади дождались своих хозяев в конюшне при гостинице, а я настоял на повторном визите на здешнюю верфь. Пара вопросов требовала уточнений.

Собственно, ответы оказались ожидаемы. Досок нам напилят из самого сухого леса, болты изготовят и снабдят гайками и шайбами, а свободные от резьбы концы загнут в точности, как я нарисовал. Навес нужной длины тоже предоставят – есть у них стофутовый. То есть, я уже перешел к стадии рабочего проектирования с расчётом вскоре приняться за изготовление головного экземпляра.

Раз в главном вопросе – шестернях – такой облом из-за хрупкости здешней бронзы, придётся заняться мелочами, без которых всё равно не обойтись. Загвоздка в том, что все три якорные цепи парни под руководством мистера Смита как-то незаметно собрали. Кузнец оказался действительно хорошим учителем и организатором. Так что я поставил задачу на отливку из чугуна котла с плоским дном обязательно с плотной крышкой, из которой вверх будет торчать сосок. На создание нормального токарного станка по дереву. И ещё – сверлильного приспособления, тоже рассчитанного на сверление деревянных деталей. Пусть потренируются изобретать. А сам с малой группой сподвижников принялся за изготовление гильотинных ножниц в расчёте на длину разреза сразу в целый фут.

Важнее всего был, конечно, котёл. Хотелось выгнать, наконец, из нефти соляр, чтобы получить слегка вязкий мазут, который и пустить на пропитку древесины будущей мачты. А ещё меня волновало отсутствие в этом времени саморезов – гвозди имеют привычку расшатываться и постепенно вылезать. Особенно это характерно для кованых, плавно сбегающих к концу на клин. А ведь в моё время разного рода трудноизвлекаемые гвозди существовали во многих видах.

Мы от полосы мягкого железа отрезали узкую кромку, которую раскатали до сечения две на две линии – пять на пять миллиметров. Порубили на одинаковые отрезки, а потом, протолкнув в пробитое в толстой плите квадратное отверстие, то, что не вошло и выставилось наружу, одним ударом кувалды превратили в шляпку. Мягкое железо и холодным плющится. Проникающую же часть, тоже холодную, я молотком вытянул в обычный для гвоздей четырёхгранный клин. Получился традиционный для этой эпохи гвоздь, неотличимый он обычного горячекованого.

Следующую заготовку из четырёхгранника со шляпкой я нагрел в горне, вставил кончик в четырёхгранную же дырку и скрутил вокруг оси на манер винта, только не очень круто. Самый конец вытянул на наковальне в остриё, а уж потом забил в бревно получившийся слегка витой гвоздь. Выдрать его обратно оказалось решительно невозможно.

И, наконец, меня посетила идея насчёт хрупкости бронзы. Наверняка в ней остались какие-то неизвестные мне примеси. Химик бы на моём месте придумал, как нахимичить, но я в этом деле тонкостей не знаю, поэтому поступил примитивно. В узкий высокий цилиндрический стакан вылил расплавленной одну из наших хрупких бронзовых шестерней и оставил этот стакан в том же горне, чтобы бронза подольше оставалась жидкой – авось расслоится. Попросил не беспокоить, чтобы случайно не перемешали встряхиванием. Ну и жар потом снижали медленно, до самого конца работы.

Утром вытряхнули из стакана бронзовый цилиндр и отрубили с каждого конца шестую часть по длине. Измерили плотности каждой части – всё совпало с ожиданиями. На дне плотность получилась больше, а вверху меньше, чем посередине. Эти же действия провели с двумя оставшимися хрупкими шестернями, точно так же разделив металл каждой на три неравные части. Концевые обрубки отложили в сторону, а из серединок изготовили две новые шестерни. Так вот – они вышли не хрупкими. Разбираться с остатками нам было некогда, тем более, что в верхней части может встретиться мышьяк. А тут зима навалилась с холодами, снегом и санками, в которых мы впрягали лошадей – нельзя же томить детей в закопчёной кузнице, когда кругом такая красота!

Я полагал, что зимы в Англии мягкие и бесснежные, но всё оказалось не совсем так. Сибирские морозы, конечно, не трещат, но и реки встают, и снега иной раз наметает по-нашенски, и холода определённо серьёзные. В градусах не скажу, потому что термометрия у нас развивается в сторону высоких положительных температур – туда, где кипит нефть или плавится металл. Поначалу склёпывали полоски мягкого железа и меди, но до температуры плавления этой самой меди мы наши железные тигли иногда нагревали, поэтому перешли на платину.

О степени нагрева судили по тому, насколько отгибается приклёпанная к тиглю биметаллическая сборка – они все сразу делались нами одинакового размера, что давало некоторое подобие воспроизводимости показаний. То есть разницу градусов в пятьдесят улавливали, а точнее мы не интересовались. Так вот, в самые большие холода один из таких термометров вне помещения выгнулся в обратную сторону. Правда, оценить результат можно было только на глазок. На мой. Так он до двадцати градусов мороза не дотягивал – далеко не полюс холода.