Сергей Калашников - Все реки петляют

Тот, выполняя одну из задач, поставленных великим ученым, перегонял спирт с серной кислотой. Перегонял, отлично зная от меня химические формулы обоих компонентов и атомные веса почти всех входящих в них элементов. Я только серу не очень уверенно помню, но где-то около тридцати двух. Сначала наш зануда уснул, надышавшись продуктами реакции, а потом осерчал. И собрал этот продукт в колбочку поверх воды, пробулькав сквозь неё. На на сей раз продукт и пах иначе, и не усыплял.

Последовала серия экспериментов, после которой Аптекарь обратился к Гарри с просьбой изготовить поршень с резиновыми прокладками, чтобы собирать эти продукты не вытесняя воду из перевёрнутого горлышком вниз в воду сосуда, а на сухую. В собственноручно изготовленном стеклянном стакане. Оказалось, что продуктов этих – два. Жидкий и газообразный – немного "водички" осело на дне. Проводивший в нашей школе опыт по прокаливанию известняка Аптекарь справедливо заподозрил это ставшее жидкостью вещество в растворимости. Отсюда и стремление к избавлению от пропускания газа через воду, ведь углекислый газ, с которым мы имели дело, растворяется в ней очень хорошо – юный исследователь это видел.

Полученные летучая жидкость и настоящий газ пахли по-разному. Меняя концентрацию кислоты и температуру молодой естествоиспытатель искал условия, при которых получится только одно вещество и не забывал проверять, что остаётся в остатке. Проще всего оказалось с реакцией, при которой получался один только газ. Ну, почти один. В остатке оказались вода и серная кислота, которой, к тому же, не убавилось. Но раньше воды не было. Вернее, только та, от которой не удалось избавить спирт. А тут её стало много. Дальше последовали взвешивание и размышления над структурой спирта, которую я прекрасно помнил. И над формулой серной кислоты, хотя она вроде бы ни на что не потратилась. Прикинув по атомным весам и сопоставив убыль спирта и прибыль воды, Аптекарь вместе с Гарри пришли к выводу, что получили газ с формулой Це два Аш четыре. Горючий газ, как и полагается ему при таком составе. "А вдруг это этилен?" — подумали они и попытались провести полимеризацию в давно скучающем без дела автоклаве, к которому, тем не менее добавился манометр.

Юный Смит постоянно делал для начинающего химика разного рода приспособления – их давно сложившийся творческий тандем продолжал функционировать то по переписке, то благодаря резвости маминой лошади, достаточно быстро преодолевающей расстояние до не такого уж далёкого Кембриджа. На основании полученных знаний они не напрягаясь сделали термометры – ртутный и спиртовый, которые отградуировали этой зимой, едва смогли воспользоваться температурой тающего льда для простановки нуля.

Мне заниматься термометрией не очень-то и хотелось, да и без стеклодува под рукой это не слишком-то получается. Теперь же стеклодувное дело освоил Аптекарь. Так о полимеризации. С ней тоже не сразу дело пошло. Парни предположили, что нужен какой-то инициатор или катализатор – ну на уроках я упоминал и о них. Тем более, что интересные газ и жидкость из спирта получились в присутствии серной кислоты, которая не потратилась. Пробовали платину, козьи катышки, серу, соду, селитру… с селитрой дело пошло. Правда, сама она от нагревания разложилась.

Получившаяся масса плавилась при нагревании, проходя через стадию размягчения, то есть напоминала парафин. Но при обычной температуре была прочной и до точки кипения воды не переходила в жидкое состояние.

Да блин же ж горелый! Я снова вырастил монстров. Полиэтилен в семнадцатом веке! Паршивенький, конечно, и в дело не особо пригодный – но полимер же. Хотя, слушая повествование, и косяков за собой не преминул заметить. Оказывается, лакмус в ходу с незапамятных времён. И термометры учёные давно делают. Правда, во многих из них расширяется воздух, или ещё большинство – незапаянные. Так что первооткрывательства тут за нами нет. Только лёгкие конструктивные улучшения. Да и ладно. Зато в наличии клёпаный баллон сжатого горючего газа. Точно такой же, какие мы применяем для хранения сжатого воздуха.

Вообще-то этот Гарри много разных технологических штук сотворил. Например, заменил жжение угля, которым в интересах учебного процесса занимался его батюшка, сухой перегонкой дров, получая в результате такое же количество угля, и сжигая полученный конденсат в факелах, греющих наш горн. Тот, что для длительной выдержки расплавов при высокой температуре. В рабочем, где разогреваются поковки, применяется традиционное топливо. Напомню, что долго хранить конденсат неудобно – он очень летучий.

Двигателисты сделали два новых размера моторов – четырёхдюймовый и трёхдюймовый. Такие же трёхцилиндровые, но компактней и слабосильней. Двухдюймовый у них не заиграл, и движение в сторону миниатюризации остановилось. Зато начались попытки создания механического вариатора – устройства, позволяющего менять обороты на выходе, при постоянной скорости вращения на входе.

Вообще-то в моём мире эти устройства не прижились из-за громоздкости и ненадёжности. Как-то сложилась практика применения коробок переключения передач. Это потому, что двигатели с нормальным зажиганием могут менять обороты в достаточно широких пределах, в отличие от калильных. Нам бы тоже не помешала подобная коробка, но пока это из разряда фантастики, как и винт переменного шага. Так что пускай повозятся с вариаторами, а то что-то технический прогресс просто вскачь понёсся. Нужно притормозить.

Команда "лодочников" разделилась на партии – тупоконечников и остроконечников. Одни ратовали за привычный со времён царя Гороха вариант остроносого судна, а другие увлеклись носом с наклонным передним бортом, как у парома. Это позволяло с удобством выползать на необорудованный берег и выкладывать достаточно широкий трап, что очень облегчало погрузку и выгрузку. А ещё было два направления в выборе движителя. Водомётный с центробежным насосом не имел заднего хода, не давал развивать приличной скорости и за счёт относительно больших оборотов разрушал подшипники ротора. Но колоссально выигрывал в проходимости на заросших травой мелководных протоках и ериках. А уж на заводях, в старицах и у топких берегов вообще не имел себе равных. Поэтому его не прекращали совершенствовать.

Зато в колёсном направлении была достигнута вершина совершенства – поняв, что каждая плица при входе в воду пытается эту самую воду "зашлёпнуть" поглубже, а при выходе – подбросить повыше, ребята сделали колесо большим, погрузив в рабочую среду лишь небольшую его часть. Нечто подобное я видел на фотографии какого-то колёсного парохода на Миссисипи. Там эта громадина висела за кормой и производила на окружающих впечатление своими несусветными размерами. Здесь же колёс было два, расположенных позади на одной оси, проходящей через зауженный в этом месте до одного метра корпус. Дальние концы осей тоже имели крепление к горизонтальной балке, протянутой согласно внешнего габарита. Защитные барабаны, зашитые заподлицо с бортами торцы – всё такое культурное. И низенькие плицы, лишь немного выступающие ниже плоского днища. Простая и отлично бегающая штука, позволяющая и задний ход давать за счёт добавления шестерни в трансмиссию. Две штуки уже готовы – тупоносая и остроносая. Остроносая резвее.