Константин - Кому на руси жить

- Шалим далеко, Косого атаман зарубил год назад. Больше и нет никого. Шалимка нищий, как и люди его, многие к нам бы перешли, если позовут.

- Это хорошо, – говорю. Хорошо, что деревья не заслоняют неба над нашей поляной. Звездное море как на ладони. Ночь тихая, теплая, комаров почти нет, красота да и только. Вспомнил как в детстве глядя в ночное небо, искали глазами двигающиеся, светящиеся точки, гадали: спутник или инопланетяне?

Невул и Жила где сидели, там и устроились дрыхнуть возле пышущей теплом догорающих углей костровой ямы. Пепа давно уже храпит где-то недалеко. Повинуясь внезапному душевному порыву, запеваю вполголоса:

- На Дону, на Доне

Гулевали кони

И костров огонь им

Согревал бока.

Звезд на небе россыпь,

А я с гнедою сросся,

Стремена по росту

Да не жмет лука.

- Здорово у тебя получается! – восхищается Голец. – Научишь песне?

- Давай со мной, – говорю и повторяю отрывок.

Певец из Гольца неважный, куда худший, нежели гребец, но поет старательно, незнакомые слова выводит как заправский трубадур.

- Тихие слезы Тихому Дону,

Доля казачья, служба лихая.

Воды донские стали б солены,

Если б на месте век постояли.

Тихие слезы Тихому Дону,

Долго не видеть матери сына.

Как ни крепиться батьке седому,

Слезы тихонько сползут на щетину.

Я замолкаю. Становится тихо, только угли слабо пощелкивают. Голец тяжко вздыхает.

- Чего пыхтишь, Гольчина? – спрашиваю.

После недолгого молчания парень тихо отвечает:

- Жить охота, – говорит. – По-другому.

Как это ни странно, но я его понимаю. Надо будет обязательно попытать как он в разбойники попал, да и остальные тоже...

Поутру после обязательной зарядки, завтракаю вместе со всеми сушеными ягодами-яблоками, запиваю разбавленным водой диким медом, затем грузим недвижимого Корша на сооруженные Жилой носилки. Путь до лодки неблизкий, иметь бы две пары несунов да места на борту может не хватить, поэтому беру только Щура и Жилу, будем меняться по-одному.

Идем долго. Корш мужик не слабый, веса в нем под сотню. Носилки при каждом шаге гнутся, трещат, грозят рассыпаться.

- Не рухнут, – уверяет Жила. – Крепкие, гибкие просто.

Доходим до речки. Кое как устраиваем Корша на носу, протянув длинные ноги под передней лодочной банкой. Верхняя часть тела остается приподнятой. Хреновая поза для раненого в живот, но ничего лучше мы не придумали. Пристраиваем под голову мешок с конской попоной, подтыкиваем со всех сторон чтоб не вертелась.

Едва погрузились, оттолкнуться не успели, как Корш вдруг засипел, выстегнулся струной по дну лодки, испустил протяжный выдох и грудь его перестала вздыматься.

«Готов», – думаю отрешенно. Ну, хотя бы попытались...

Щур злится, что я заставил их таскаться с безнадежно умирающим по лесу. Теперь еще и назад его волочь, на месте прикопать просто нечем, на троих у нас два смешных ножика: один Жилин, другой у меня в голенище сапога болтается, многого ими не нароешь.

Чуть передохнув, отправляемся в обратный путь. Нам всем кажется, что живой Корш был немного легче. Два раза отдыхаем, спешить-то уже некуда.

Не доходя до лагеря с полкилометра, выбираем шикарное место для могилы на крохотной полянке между четырех огромных елей. Щур двинул на базу за шанцевым инструментом, мы с Жилой занялись разметкой ямы, на что у нас ушло минут десять. После этого Жила стащил с ног покойника войлочные опорки с толстой кожаной подошвой, снял с него порты, порченное кровью исподнее и рубаху оставил.

Щура нет уже с полчаса, за это время можно было два раза сходить и столько же вернуться.

Оставив Жилу в компании с трупом, двигаю на поиски Щура. Времени потеряно сегодня уже достаточно, надо еще успеть дотемна попасть к Рваному, сообщить новости.

В лагере никого нет. В землянках тоже пусто, недогоревшие угли в костре давно простыли.

На охоту ушли, должно быть, иль еще зачем. Правильно, нечего на базе штаны просиживать, волка ноги кормят. И разбойника тоже. С теми ясно, но где же Щур, в рот ему потные ноги? И Голец, паразит, куда-то пропал как назло. Разбойнички хреновы...

Слышу приближающиеся голоса. Явились фраера дешевые, маскировки никакой, идут, базарят на весь лес как пионеры в турпоходе. Ну сейчас я вам устрою шоу Бенни Хилла!

Быстро забегаю в одну из землянок, где давно никто не жил, валяется лишь всякий пыльный хлам по углам. Затаился, думаю – выскочу внезапно, напугаю, чтоб обделались от неожиданности, поучу, значит, бдительности. Дверь чуть приоткрываю и в щелку наблюдаю, дабы момент подходящий не пропустить.

К моему чрезвычайному удивлению на поляну из леса с шумным гамом вываливает душ двадцать мужиков. Диковатые, нечесаные, в каких-то странных темных одёжах с нашитыми на грудь плоскими кусками железа. В руках у всех дубье и колья, у некоторых за плечами луки и круглые щиты. Вид у мужиков самый решительный, в глазах блуждает недобрый огонек, крепкие руки уверенно сжимают нехитрое оружие.

Они быстро растеклись по поляне, образовали неровный круг в центр которого тут же вышагнул дородный, волосатый тип с мечом в лапах. Он активно начал что-то в полголоса вещать своим товарищам и делать короткие взмахи темным клинком.

Я хмыкнул. Гопота какая-то, лесные, блин, братья! М-да, вонючий случай, видно все же чуял Голец неладное задним своим нервом когда говорил, что надо отсюда обрываться.

Среди колоритных дядек создается некоторое волнение и двое выволакивает в середину круга кого-то в их руках совсем обмякшего.Ба, да это ж брат Голец собственной персоной!Следующая пара вытаскивает из кустов Пепу. Он, по ходу, находится в глубокой отключке, руки связаны за спиной, колени бороздят лесную траву.

Обоих разбойников ставят рядышком в унизительно-рабских позах, поддерживают с боков, не позволяя упасть.

Вожак сборища не мешкая подскочил к Гольцу и очень натурально саданул кулаком в торец, а потом сразу под дых. Голец дважды дернулся в руках своих мучителей как подбитый летчик на ремнях самолетного кресла и залился кровью из носа. Над поникшими головами взлетел и стал стремительно падать вниз меч. Я даже зажмуриться не успел как клиноксо свистом опустился на шею Пепы, отделив большую, косматую голову от безвольного туловища.

Рывком закрыв дверь я отпрянул от щели на пять шагов. Ни хрена себе! Ну и дела! Надо что-то делать, куда-то бежать, кричать, звать на помощь. Смертоубийство тут происходит самое настоящее, мокруха то бишь.

Внезапно дверь в землянку резко отворяется и внутрь молодым козлом заскакивает мужик с топором на длинной ручке наперевес. Явно без желания нарубить своим орудием дров для бани. Столкнувшись со мной лицом к лицу, он поначалу теряется от неожиданности, но тут же перехватывает топор поудобнее и отводит руки в замахе. Вот тут ты не прав! Левый кулак в печень, правый в челюсть. Мужик в угол сны смотреть, его топор ко мне в руки.