Константин - Кому на руси жить

К берегу я подхожу уже без посторонней помощи. Движение верхней левой частью туловища доставляет боль, но не настолько ужасную, чтобы я не мог идти самостоятельно. Голец топает почти вплотную, готовый подхватить, если начнут подкашиваться мои ходули.

У воды застаю мрачную картину побоища. Темные бугорки мертвых тел испятнали прибрежную траву, камень, похожий на голую задницу, забрызган чьей-то кровью, точно на него махнули кистью с жидкой краской. В метре от лежащего лицом вниз тела валяется отрубленная по локоть рука с зажатым в ней топором.

С таким же топором в позвоночнике лежит один из убитых мной. Здоровый кабан, лицом к лицу он бы меня уделал как пить дать.

Прислонившись спиной к камню со стянутыми назад руками сидят двое. Смуглый, широкоплечий тип с залитой кровью щекой и родной брат боярина Головача дородный Минай собственной персоной. Мне кажется, за неделю, что мы не виделись, он слегка всхуднул, видать, заботы о серебре поедом заели, кусок в горло не лез, меда хмельные колом вставали. Даже мясистый, пористый нос из буро-красного кажется нежно-розовым как майский цветок. Гордость Миная – длиннющие усы неуверенно свисают на грудь.

Вязь кольчужных колец в правом плече Миная нарушена сильнейшим ударом чего-то острого, с дырки подтекает кровь. Умные глаза прищурены, смотрят с вызовом.

Как я понимаю, оглядев шестерых, оставшихся из нас в живых, в разной степени ранеными оказались все, за исключением немногословного Невула, который спустился из своего гнезда на дереве, только когда все закончилось. У Жилы и Гольца перевязаны кровавыми тряпками головы, у Бура левая рука тоже перевязана, висит плетью вдоль тела. Миша, кряхтя, подволакивает ногу, просеченную сбоку в ляжке, до кости железо не достало, иначе Рваный совсем не смог бы передвигаться. Больше других досталось Завиду – вражий клинок, скользнув по неудачно подставленному мечу, напрочь отсек ему два пальца на левой руке. Кровь удалось остановить. Голец с Жилой накручивают на поврежденную кисть Завида разорванную на полосы чью-то исподнюю рубаху. Стиснув зубы, Завид только морщится и на глазах бледнеет. Я советую им соорудить лямку и зафиксировать раненую руку на груди, чтобы поврежденное место оказалось как можно выше.

- Что ж вы наделали, племяннички, а? – хрипло заговорил Минай. – Паскудники, клин вам в пасть! На кого руку подняли, сучата? На кровь родную?!

Голос Миная насмешливый, без оттенка робости. Этот его тон и произнесенные издевательские слова подрывают с места обычно спокойного и молчаливого Завида. Я едва ли не впервые слышу его голос.

- Это ты на кого руку поднял!? Серебра захотел? Ты заработал его? Ты собрал? Пес ты паршивый, а не кровь родная!

Завид резко и звонко выкрикивает слова, словно швыряет камни в широкую фигуру дяди.

- Ты на меня не тявкай, сопляк кривоногий! – отрывисто смеется Минай. – Мне серебро это до одного места. У дружка, вон, своего спроси, он знает.

Минай поводит усами в мою сторону.

Ловлю тяжелый взгляд Бура. Неужели поверит? Не исключено, что настоящий Стяр был с Минаем заодно и принимал самое деятельное участие в многоходовой комбинации. На месте Бура, теперь, когда все закончилось, я бы усадил меня рядышком с этими двумя терпилами и провел тщательное расследование с применением подручных средств таких как острая сталь и огонь.

Бур отводит глаза. Не поверил дядюшке или не захотел поверить. Пока.

- Не серебро, говоришь, тебе надо? – спрашивает Бур. – Что тогда?

Минай корчит ехидную мину.

- Тебя не понять, тямы в голове не хватит! Только копьем орудовать и можешь, хрущ бестолковый.

Бур злорадно усмехается, когда Минай косится на свою рану и цедит сквозь зубы что-то ругательное.

- Думаю, он действительно шел не только за серебром, – быстро говорит сбоку Голец и на правую кисть мою кивает.

Девять пар глаз впиваются в поднятую пятерню с золотым перстнем на среднем пальце.

Не, ну а что? Годная гайка, такую и потаскать не западло! Боярской власти она мне не прибавит, а, вот, дядька Минай, по ходу, в курсе где смог бы сей перстенек с пользой применить. Золота в нем не больше, чем в одной из двух монет, найденных в мешке на дне схрона. Стало быть и впрямь, мал золотник да дорог...

- Отойдем, – говорю всем и ковыляю к лесу подальше от чужих ушей.

На мой вопрос как поступать дальше, Бур говорит, что следует послать в весь за людьми для помощи, чтобы не переть на горбу приобретенное добро. Пленных он намерен тащить с собой дабы явить пред светлые очи боярина Головача ради свершения над ними справедливого суда. Из его сугубо деловых решений я понимаю, что Бур целиком и полностью удовлетворен. Его не смущает даже двоякие итоги стычки. С одной стороны взят живьем Минай, ранен, правда, несильно. С другой стороны мы потеряли большую часть отряда и это очень удручающий факт. По крайней мере для меня, ведь большинство погибших, пусть недолго, были моими людьми. Буру же, полагаю, было бы только лучше, окочурься мы всем скопом, кроме его родных.

Посылать за помощью нужно кого-то из числа пришедших с Буром, так как собрать людей сможет только хозяин двора, на котором оставили лошадей. Дран убит, Миша со своей ногой будет ковылять до ишачьей пасхи, сам Бур уходить не хочет, получается, что послать кроме Завида некого. Я прошу Невула как самого здорового пойти с молодым боярчиком, но Невул тоже отказывается, говорит, что не должен бросать нас тут практически беспомощных. И то верно, нам тут всем таким перевязанным самим подмога требуется.

Внезапно вспоминаю про томящегося в сырой темнице Криню. Тянем его из схрона.

Вид у Крини вполне сносный, многочасовое соседство с мертвецом видимого ухудшения его состоянию не принесло. Щурится на белый свет как мышь летучая, озноб подземный стряхивает.

Сую ему под нос золотой кругляш, ласково обещаю отдать если приведет полдесятка себе подобных.У бедного селянина, золота никогда так близко не видевшего, от чудесного зрелища подкашиваются ноги и алчно лязгает челюсть. Вот и славненько, этот наизнанку вывернется, а сделает все в лучшем виде. Отдаю Завиду кошель Тихаря с серебром для найма носильщиков. Через пять минут Криня с Завидом уходят. Все оставшиеся начинают собирать оружие и все, что есть ценного на убитых до самого исподнего.

Сначала сносим в подобранное Буром место поодаль от камня раздетых своих, укладываем на принесенный Жилой и Невулом сушняк и лапник, нарубленный с молодых сосен. Я впервые вижу столько не совместимых с жизнью ран, нанесенных без помощи огнестрельного оружия. Бездоспешным и, практически, безоружным разбойникам зачастую хватало и одного смертельного удара, нанесенного преимущественно в голову. Хорошо вооруженный Дран, прежде чем полег от многочисленных полученных ран, успел забрать с собой двоих. Его кольчуга в пяти местах оказалась поврежденной мощными ударами мечей и секир, сбитый с головы помятый шлем откатился к самой воде.