Михаил Попов - План спасения СССР

Действительно, в вестибюле появился пузатый лысый человек в замызганном цветном жилете, заметно поношенном сюртуке и с потухшей сигарой в углу рта.

– Мистер Харрис?

Под кустистой бровью поднялось тяжелое веко.

– Слушаю вас.

Ватсон в четвертый раз описал свое видение. Он еще не закончил говорить, а управляющий уже вытащил двумя нечистыми пальцами сложенный листок бумаги из внутреннего кармана.

– Вам нужен этот пройдоха Бриджесе.

– Вы узнали его по моему описанию?

– Вы так выпукло очертили его отвратный облик, как будто вы сам Стивенсон.

Доктор покраснел. Холмс спросил:

– Что это за листок?

– Письмо этого негодника Бриджесса.

– Что он пишет?

– В письме этот мошенник сообщает, что покидает труппу, покидает сцену, покидает Лондон и направляется, насколько я могу судить, к чертовой матери.

– Причина?

– Если бы была причина, этот умник все равно ее бы скрыл.

– А откуда он появился у вас?

– Откуда-то из провинции. Я не забиваю голову пустяками, джентльмены.

– Он был мастером своего дела? Я имею в виду, он был хорошим актером?

– Он был мастером выпить и поесть и умельцем отвертеться от платы за еду и питье.

Холмс повернулся к доктору.

– Вы удовлетворены?

По лицу Ватсона было видно, что не совсем. Сзади раздалось хриплое покашливание. Мистер Харрис сказал:

– Если вы хотите узнать об этом бездельнике что-нибудь сверх того, что сказал вам я, обратитесь к газетам.

– Газетам? – резко обернулся доктор.

Управляющий труппой вытащил из кармана номер «Ивнинг пост».

– Вот здесь, вот в этой колонке, мелким шрифтом.

Ватсон взял газету и прочел, шевеля губами:

– В половине двенадцатого… под колесами поезда… вокзал Ватерлоо… на части… документы… Том Бриджесе.

Холмс тоже пробежал заметку глазами. Посмотрел на потрясенного друга. Посмотрел на часы.

– Нам пора, Ватсон.

– А? – не без труда очнулся тот.

– Нам пора?

– Куда?

– На вокзал.

Мистер Харрис то ли чихнул, то ли прыснул со смеху. Впрочем, друзьям было не до него. Они и в самом деле спешили.

Уже почти полностью стемнело, когда коляска с тремя пассажирами выехала из букового леса и, шелестя резиновыми шинами по мелкой сентябрьской грязи, подкатила к воротам Веберли-хауса. Ворота были заперты. Высокие, обитые металлическими полосами, наводившие на мысль, что дом действительно крепость. В небольшой привратницкой, справа от ворот, тускло светилось маленькое квадратное оконце.

Сэр Эндрю, за что-то извинившись, тяжело спрыгнул на землю и с медлительностью, напоминавшей опаску, подошел к этому окошку. Осторожно постучал в него согнутым пальцем и позвал неуверенным голосом:

– Яков, а Яков!

– Знаете, Ватсон, я предвижу, что это дело будет не так-то легко распутать, – без всякой связи с происходящим произнес Холмс.

Доктор деликатно промолчал, у него не было пока никакого мнения.

– Яков, где ты там, надо бы выйти!

– Не исключено также, что это будет мое последнее дело.

Наконец этот самый Яков появился. Высокий, худой горбатящийся мужчина с обширными распушенными баками. Свет, падавший сзади из окна, таинственно подсветил их. Привратник показался вдруг фигурою значительной. Что-то бормоча себе под нос, он отпер ворота. Английские слуги бормочут себе под нос то, что они думают о своих господах.

Сэр Эндрю, тяжело дыша, уселся на свое место. Обращаясь почему-то только к доктору, он сказал:

– Не подумайте ничего такого, джентльмены. Яков славный парень. Очень, очень тонко чувствующая натура. Все принимает близко к сердцу. Большое пристрастие к литературе, его не раз видели рыдающим над книгой. Но жаль – избалован отцом.

– Что вы имеете в виду?

– Уж не знаю почему, но Яков всегда был ему особенно любезен. Может быть, из-за болезненности своей. Да-а, у него ведь бывают эпилептические припадки. Его положение в доме всегда было совершенно незыблемым. Подозреваю, весьма подозреваю, что Яков оказывал родителю услуги в его приключениях по женской части. Он ведь не только привратник, но и садовник. Все ключи от калиток потайных у него. Он отчасти и винным погребом ведает, хотя сам и капли в рот не возьмет.

– Может, именно поэтому? – предположил Холмс.

Они ехали по липовой аллее, было полное впечатление, что это сырой подземный ход.

– Сказать по правде, мистер Блэкклинер, я был удивлен, увидев этот глухой забор. Такое ведь не часто встретишь в этой части Англии.

– Да, мистер Ватсон, редко. Это все отец. Я вам уже говорил об особенностях его характера. Он умудрялся, при всем своем женолюбии, оставаться очень замкнутым человеком. Может быть, он боялся мести, может быть, хранил тайну…

Коляска, хрустя крупным песком, круто вывернула из липового тоннеля и подкатила к парадному крыльцу. Дом смутно рисовался в толще тумана. Трехэтажное массивное здание с белыми оконными переплетами.

На крыльце стоял невысокий плотный мужчина. Даже в темноте было видно, до какой степени он лыс. Он кутался в клетчатый плед, в правой руке держал большой стеклянный фонарь.

– Ну вот, джентльмены, – с непонятным облегчением сказал сэр Эндрю, – добро пожаловать. Человек с фонарем-это Эвертон, дворецкий. Пять поколений в доме и все такое. Прислуги у нас тут немного, да и та приходящая. Из деревни, которую мы проезжали. Гринхилл, кажется. Эвертон первым обнаружил, что с отцом что-то неладно.

Холмс прямо на крыльце провел первый допрос.

– Итак, вы первый, кто увидел труп?

– Не совсем так, сэр. – Голос из массивной головы, влажной от ночного тумана, шел на удивление тонкий, почти писклявый.

– Поясните.

– Как всегда, в шесть часов я принес милорду его чай. Он не ответил на мой стук. Я стучу особенным образом, милорд прекрасно его знает. Я постучал еще раз, громче. Никакого ответа. Тогда я нажал на ручку двери. Она была заперта. Меня это насторожило, у милорда не было обыкновения запирать дверь кабинета изнутри. Кроме известных случаев. То был не известный случай.

– Вы имеете в виду визит женщины?

Дворецкий потупился и деликатно отвел взгляд.

– Проводите нас туда.

Кабинет располагался на втором этаже. Вдоль широкой ковровой лестницы ступенчато висели темные портреты былых владельцев Веберли-хауса. На площадке меж этажами в эту благородную когорту вдруг влезла громадная кабанья морда. Ничего не сказав по поводу людей, Эвертон счел необходимым объясниться по поводу животного:

– Охотничий трофей милорда.

Далее опять шли портреты.

Когда поднялись на второй этаж, Эвертон кивнул влево.

– В той части коридора комнаты сэра Гарри и сэра Энтони.

– Мне хотелось бы поговорить с ними немедленно, – сказал сыщик.

– Боюсь, это невозможно, сэр. Сэр Энтони уже лег. Он всегда ходит к заутрене и поэтому ложится засветло. А сэр Гарри еще не встал, он работает до рассвета и спит, пока не стемнеет.