Александр Тамоников - Лжедмитрий. Царская плаха

– Только вместе?

– Конечно. Не обижайся, Григорий, но без меня и тех людей, которые стоят за мной, ты никто. Даже взойдя на престол, тебе лучше не ссориться с нами.

– Ладно, что еще скажешь такого, о чем не должен знать никто, кроме нас?

Губанов устроился поудобнее, расстегнул ворот рубахи. Теперь ему стало жарко.

– Мстиславский хотел распустить войско, но Годунов не дал, направил на разграбление Комарицкой волости. Но этим зима не закончится. В ставке Мстиславского принято решение идти на Кромы. Городок этот уже осажден воеводой Шереметевым. Если Мстиславский с Шуйским возьмут его, то это будет весьма кстати для них. Князь Василий не преминет причислить победу себе лично. А тебе больше нельзя проигрывать, Григорий. Образ неудачника может поставить крест на твоих надеждах на царствование.

– Когда Мстиславский пойдет к Кромам?

– Насколько мне известно, совсем скоро. В марте он должен взять острог.

– Мстиславскому и Шуйскому придется пройти боле ста тридцати верст, а в нынешних условиях это не так просто. Путь займет недели полторы, и то смотря какая погода будет.

– Нет, московская рать за неделю выйдет к Кромам.

– Хорошо, я понял тебя.

– Воспользуйся этой возможностью, Григорий, но сам с ратью не ходи, у тебя есть воеводы. Займись другими делами, покажи, что ты силен не только на войне. Создай какую-никакую власть в Путивле, облегчи жизнь людей хотя бы до весны. А там видно будет, что делать дальше. Хотя не исключено, что все решится в самое ближайшее время.

– Ты о здоровье Годунова.

– Не только, но о том говорить рано.

В дверь постучали.

Вошел Бучинский:

– Дозволь, великий князь?

– Входи, атаман.

– Дозволь заносить еду?

– Дозволяю.

Губанов принялся за ужин.

– А моих людей накормили? – спросил он.

– Андрюшу и Фадея? – поинтересовался Григорий.

– Нет, со мной другие. Холодов и Костыль отправились на Москву.

Бучинский доложил, что люди князя сыты.

Вскоре слуги унесли посуду. Бучинский опять оставил вельмож наедине.

– Ты, князь, останешься на ночь?

– Да, останусь. Метель сильная, куда ехать? Надеюсь, найдется место для меня?

– О чем спрашиваешь? Конечно!

Вскоре князь Губанов уже спал.

Отрепьев позвал Бучинского, дабы обсудить положение с Кромами. Они решили немедля послать туда четырехтысячный отряд казаков во главе с атаманом Корелой. Ему предстояло дойти до крепости раньше Мстиславского, пробить осаду рати Шереметева, войти в Кромы и успеть подготовиться к обороне.

Царевич вызвал к себе Корелу.

Тот выслушал его повеление и спросил:

– Сколько у меня времени?

– Не более недели.

– В Кромах воеводой кто?

– Григорий Акинфиев.

– Слышал о нем. Крепкий начальник.

– Потому и держит осаду.

– Я понял. За неделю управимся. Нужен обоз с запасом еды и пороха.

– В этом тебе поможет атаман Бучинский.

– Хорошо.

– И помни, Андрей Тихонович, прорвать блокаду Шереметева мало, надо крепость удержать, когда к ней подойдут войска Мстиславского.

– Даст Бог, удержим. Пушки-то в Кромах есть?

– Несколько штук.

– Мы с собой кое-что возьмем. Выдержим осаду. Не бывать тому, чтобы нас, казаков, били стрельцы московские!

Отрепьев печально усмехнулся и заявил:

– Ступай, атаман! Как утихнет вьюга, начинай сбор.

– Слушаюсь, великий князь.

– Как будешь готов, сообщи. Выход только по моему личному распоряжению.

– Понял, великий князь. – Атаман Андрей Тихонович Корела вышел из комнаты.

Его казаки прошли более двухсот верст, опередили войска Мстиславского, в конце февраля с ходу пробились в острог.

Когда князь Мстиславский услышал о том, что в крепость прорвались четыре тысячи донских казаков, он только усмехнулся и заносчиво заявил:

– Мы под Добрыничами разбили пятнадцатитысячную рать самозванца, а тут всех вместе тысяч шесть за деревянными стенами и почти без пушек! За два-три дня возьмем.

Он приказал обстрелять Кромы. Однако защитники крепости быстро заделывали пробоины, тушили пожары и не несли серьезных потерь. До подхода Мстиславского они вырыли землянки под самой стеной, где и прятались от ядер. Более того, казаки Корелы выбили за вал стрельцов, овладевших им, и умудрились в кратчайшие сроки обнести крепость рвом. Те немногие пушки, которые были в остроге, они собрали вместе и по мере надобности переносили их с одной позиции на другую.

Так крепость и простояла до середины апреля.

Утром 13 апреля царь Борис проснулся в приподнятом настроении. После молитвы и трапезы он поднялся на вышку, с которой любил смотреть на Москву. Спустившись с нее, Годунов почувствовал головную боль, но не настолько сильную, чтобы звать лекарей.

Царь встретился с думными боярами, потом принял иностранных послов, с ними же начал обедать в Золотой царицыной палате. Ему становилось все хуже, но он терпел, старался не показывать слабость перед иноземцами.

Желая провозгласить тост, Борис поднялся из-за стола. Тут голова у него пошла кругом, кровь хлынула из носа и рта. Царь упал. Иностранцы поспешили ретироваться, прибежали лекари.

Находясь в сознании, сплевывая кровь, Борис Годунов успел благословить сына Федора на царство и принять монашеский постриг под именем Боголеп. Потом он потерял сознание и в себя больше не пришел, скончался в опочивальне менее чем через два часа.

Тем же вечером из Москвы в Путивль отправился гонец князя Харламова. В летнюю пору он прошел бы эти шестьсот верст за десять дней. Весной же другое дело. Дороги превратились в непроходимую грязь. С реками дело обстояло еще хуже. Посему гонец прибыл в Путивль на шестнадцатый день, к вечеру 29 апреля.

Его тут же провели к Отрепьеву.

– Я от князя Харламова, царевич, у меня всем новостям новость!

– Да говори же!

– Ух! На Москве помер Борис Годунов.

– Что? – Григорий на мгновение оторопел.

– Тринадцатого числа сего месяца от удара во время обеда с иноземными послами умер царь Борис Годунов. Он благословил на царство сына своего Федора Борисовича, – размеренно проговорил гонец.

Григорий подошел к нему.

– Дай я тебя расцелую. Ян, рубль мне.

Бучинский передал ему деньги. Отрепьев тут же вручил их гонцу в благодарность за такую новость.

– Как звать тебя, воин?

– Василь Тургин, холоп князя Харламова.

Отрепьев неожиданно отшатнулся, с подозрением посмотрел на гонца.

– Что-то я такого холопа у князя Харламова не помню. А ты Степана Закатного знаешь?

– Нет уж Степана, зарезали его еще в прошлом году дома у одной вдовы. Да, я знавал его. Гуляли на Москве на славу. Да ты никак не веришь мне, царевич? Так у меня грамота от князя есть. Ее подписал и Иван Петрович Губанов, будучи в столице.