Оксана Демченко - Дом для бродяги [Litres]

– Он выздоровел, – еще раз успокаиваю пожилого смотрителя. – Но, прошу вас, не тащите в дом невесть что. А если почудится беда, зовите сразу.

Кивнул, вроде бы успокоился и побрел обратно к вокзалу. Он позовет, и еще, когда подобная беда приключится у кого-то из знакомых, шепотом посоветует навестить меня. Так сделает он – и многие иные, кто приходил ко мне.

Поезд уже рядом. Ревет пар, стучат колеса, блестит медь, вспыхивают стеклянные улыбки солнечных зайчиков… смотрю и думаю: почему я не открыла цветочный магазинчик вот хоть здесь, на станции? Как-то не сложилось. В прошлую весну я была слишком грустной, цветы вяли от моих рук. В эту на душе полегче… но я не спешу.

– Для «Шафрана»! – кричу сегодняшнему почтовику.

Отступаю в сторонку и жду, пока мимо пролетят все нужные тюки и мешки.

Когда позапрошлой осенью я нахально явилась к Мергелю и сразу сказала, что буду жить у него долго и даром, за «спасибо», он не прогнал, даже ни о чем не спросил. У нас – легчайшие отношения взаимной неденежной выгоды. Я выслушиваю его и помогаю растить «пиёны», он не мешает мне молчать и чудить… Впрочем, он и сам чудит! Год нудно и склочно разводился с полезной женой, одновременно присматривая бесполезную – «для души, Юлька, ты ж понимаешь, ась?»… Теперь луговской тараканище снова женат, и вроде бы удачно. Дома сидеть этой супруге запретил – квашней станет – и обустраивает ей трактир. Говорит, для развлечения. А я верю. Зачем все усложнять и вдумываться?

Паровоз выждал минуту, дал гудок, поезд натужно провернул колеса по первому разу… и застучал прочь от Луговой, ускоряя ход. Я оглянулась на кучу тюков и мешков. Хорошо весной. Работы много, рвать душу переживаниями – некогда.

– Барышня-а, – оклик из-за спины прозвучал очень знакомо. – А не ваш ли там шарабан? Мы с братом в село, значит, путь держим. Ну и помогли бы с погрузкою, а?

Оборачиваюсь и заранее хмыкаю от смеха. Так и есть – он! За полтора года, пока мы не виделись, сделался шире и солиднее. А вот повадки… ничего не переменилось. Стоит на рельсе, качается с пятки на мысок, хитро щурится и корчит простака.

– Где чемодан без ручки, налетчик?

– Вот ручка без чемодана, – и правда, держит на ладони. Глаза такие честные, аж хочется перепрятать кошелек. – Так это… загружать уже? Попутчиков берете без счету? Нас много, у нас вся семья работящая.

Двигается в сторону… и я наконец вижу «работящую семью» – у края насыпи стоят Микаэле и Йен. Мир с ума сошел! Быстро осматриваюсь – ни охраны, ни машин, ни хотя бы экипажа или пары коней.

– Мы из дома сбежали, – улыбка у Йена прежняя, задорная и плутоватая. Он подрос и стал совсем тощий, но это особенная худоба сильного, тренированного тела. Что еще изменилось? Волосы: курчавятся, постепенно приобретают обычный для Ин Тарри золотистый оттенок. А голос такой же писклявый: – Папа сказал, пора сбегать, а то привыкну к дворцу, стану грустный и серьезный. Одна беда, он сам не умеет сбежать из дому, даже совета дельного не дал. Вся надежда на дядьку Яра.

Микаэле смущенно пожал плечами. Странно и в то же время ожидаемо: он выглядит точно так, как в нашу первую встречу. И я вздыхаю с облечением. Не хочу искать и тем более находить у него черты и повадки Якова. Я надеялась, что так и будет: тело выползка особенное, оно как глина – способно измениться, чтобы снова вылепить князя Микаэле, того самого. И хорошо, значит, не зря Яков… все, и стоп. Подобные мысли я не могу спокойно додумывать, мне делается больно.

За прошедшее время я много раз порывалась съездить в город, повидать всех знакомых. Тем более – каталог астр с посланием… но я не довела намерение до исполнения. Пока что я мало делаю и много думаю. Например, про обмен тел. Я бы предпочла, чтобы ритуалом пореже пользовались. Он меняет людей и приносит пользу, но вынуждает платить слишком дорого. Взять хотя бы Дашу. Ей, как я теперь думаю, пришлось бороться с жадностью и дремучей самоуверенностью той Дарьи Великолепной, чье краткое присутствие в теле Даши вернуло ей подвижность ног… и отняло семью. А ведь Даша всерьез, всей душою любила Микаэле. Даша, можно сказать, повторила мой непростой путь: после обмена телами прежняя любовь ускользнула, а с ней ушло и доверие, и много иного… Изменился взгляд на жизнь, само место в ней! Я приняла перемены. А Даша? Смогла она принять и примириться, найти новые ценности, новую опору в жизни? Или бесконечно учитывает список обид и страдает?

– Юна, вы ни разу не звонили, не писали писем, – посетовал князь. – Это огорчительно для всех нас. Конечно, в ту осень вас проводила Лёля. Несомненно, она навещала вас много раз. Но с тем же успехом вы могли дать адрес Норскому. О, чтобы найти вас, пришлось нанимать людей из сыска.

– Норский знал адрес, – я охотно выдала Васю.

– Так я и думал… и вам по-прежнему больно. Юна, беда в том, что мне тоже больно. Не могу принять великодушие Якова, оно слишком упрямое и бесповоротное. Мне хочется сказать ему в лицо, что он эгоист.

– Я бы тоже сказала. В лицо. Хотя понимаю, что такой он человек. Именно такого я его… – пришлось оборвать фразу. В горле першит.

– Уф, загрузил, – Яркут взбежал по насыпи, сразу подхватил Йена, усадил на плечо. – С ума сойти! Конь тот же. Как его… Снежок?

– Выкупила в прошлую зиму. Прихрамывал, его хотели забить, но я была очень против. Теперь Снежок обитает в конюшне жандармерии. Мергель утверждает, что со свету сживет каждого, на кого Снежок даст показания. Все конюхи регулярно подносят Снежку еловые веточки и морковку, задабривая… Ну что, поехали? – Я огляделась еще раз. – Где охрана? Где хотя бы Курт?

– Мы сбежали, сказано же, – со вздохом, как для глупой, пояснил Йен. – Взаправду. Дело у нас. Тайное.

– О, нам нужен отдых, вот таково наше дело. Я поясню. Начало бедам положила кошмарная в своей нелепости месть, – Микаэле всплеснул руками, оглядел насыпь и начал осторожно спускаться к шарабану. – Я мало знаю о деле. Мне некогда следить за играми домашних, я расширяю сферу нашего влияния из расчета трех независимых игроков на белом поле… – Микаэле запнулся и пожал плечами, словно сказал лишнее.

– Уж конечно я знаю, что золотых людей больше, чем людей с фамилией Ин Тарри, – буркнул Яркут. – Белое поле, серое поле и прочее разное. Я не глухой и не глупый. Но я не любопытствую. Деньги – не мое.

– Как мило с твоей стороны, – Микаэле улыбнулся и продолжил свободнее: – В зиму Лёля выяснила, что на нее собирают компрометирующие материалы. Вздорная, мелкая история… Злодеи через газеты и сплетни атаковали драгоценные для Лёли танцевальные классы. Следовало дать отпор. Но разве можно было отвечать так?

– Лёлька выиграла у Грегора Дюбо Младшего имение в Луговой. – Яркут предельно сократил рассказ. – Все на равных, их же способом: подкуп, крапленые карты и даже угроза жизни. Банда Клима участвовала, Йен был зачинщиком. Он ловкий мошенник. Утром после выигрыша Лёля позвонила одному из старших Дюбо и сказала: это начало. Или мы взаимно вежливы, как подобает согласно вашему воспитанию, или я развернусь всерьез, ни в чем не ограничивая свою невоспитанность. Теперь о ней ни одна газетенка и словечка не чиркнет. Нервы у писак слабоваты против Лёлиных. У Дюбо, похоже, с нервами не лучше. Бумаги на имение доставил сам Грегор. С извинениями. Еще он отдал конверт с готовыми к распространению мерзкими слухами о невесте князя Ин Тарри и заверил, что инцидент исчерпан. Настало вооруженное перемирие.