Оксана Демченко - Дом для бродяги [Litres]

– Тебя тоже ранили? Тебя неделю не было!

– На мне зарастает сразу. Ну, если что.

– Если – что?

Яков неопределенно повел бровью и стал глядеть в парк, прижавшись щекой к прутьям ограды. А я смотрела на него и думала: давным-давно, когда глупенькая Юна влюбилась в Яркута, она строила планы на целую жизнь вперед и боялась того, что еще не началось. Ну, что ее бросят через пять лет, через пятнадцать… Что ее не поймут, не оценят, не станут воспринимать всерьез. Что ей не дадут свободы высказываться и действовать. Трудно вспомнить, чего еще боялась та учительница рисования из провинциального пансиона, притворившегося столичным, ведь он почти в городе и почти престижен. Лёля права. Меня не «уносило» при взгляде на Яркута. Я без труда держала себя на коротком поводке, я была правильная и чопорная. А теперь, с Яковом, все гораздо хуже. Меня бы унесло, но выползок принимает меры.

Снова заурчал мотор – ближе, вплотную… затих. Яков зевнул и почесал переносицу. Шепотом пожаловался, что слегка простужен и не хочет чихать, но туман лезет в нос, щекочет. Вдобавок осень… а он не любит запах подгнившего палого листа.

Стали надвигаться шаги. Я разобрала незнакомый голос, и почти сразу услышала другой, знакомый. Яркут посмеивался, болтал без умолку и смысла. На него не похоже. Значит, есть причина.

– Смотри, пора. Решай, открываем или нет? – тихо велел Яков.

Я обернулась. Приближаются трое, Яркута узнаю по фигуре, юноша рядом с ним мне не знаком, а третий их спутник… За пятнадцать шагов лицо разобрать нельзя. Но прочее… как можно сомневаться? Он весь – солнечный! Решительно киваю, но сразу дергаюсь отменить свой поспешный знак: прежний Микаэле носил над головою облако бед, а нынешний светел, как южный полдень. Хотя – правильно, беды теперь целятся в юного князя Николо.

– Агата, все подтверждено, – негромко говорит Яков.

Он понял без слов. Поймал мою руку и положил на ручку двери. Подвинулся, встал за спиной, почти обнимая. На миг стало обидно до слез за это «почти», и опять в ушах отдалось Лёлино «у вас нет будущего».

Солнечный человек приближается, он уже в десяти шагах, в девяти… Яркут споткнулся, посетовал на шнурок и отстал. Вцепился в руку незнакомого мне юноши и ловко задержал его. Теперь к нам шагает лишь Микаэле. Пять шагов. Щурюсь: рост похож на прежний, а лицо совсем незнакомое. Молодое, хотя говорили – он вроде стал стариком, а позже описывали мужчину средних лет, хромого и сивого с залысинами. Три шага. Глаза того, кто приближается, изучают нас. Он по-прежнему безупречно воспитан, он собирается поздороваться, хотя не узнал… Вежливость тоже узнаю, она особенная, искренняя ко всем, располагающая.

– Пора, – шепчет Яков.

Мы вместе нажимаем на ручку, она скользит вниз, давит на язычок замка – и хорошо смазанная калитка подается, открывается без всякого звука. В щель проникает темный ветер… вот он расплескался шире, загулял, разбойно посвистывая и вгоняя под кожу иглы нездешнего льда. Туман дрогнул и отодвинулся, мир стал темнее, прозрачнее и… резче. Микаэле оступился и охнул, остановился, слепо щурясь и глядя в щель калитки. Я тоже посмотрела – и чуть не отпустила дверцу! Спасибо, Яков был внимателен, придержал. Но, судя по боли в раздавленной его пальцами ладони – и он не ожидал подобного зрелища. Это – вне любых умных планов.

В проеме калитки, на самом пороге – призрак! Принять его наличие, поверить глазам нетрудно, я уже видела Винку. Именно этот опыт позволяет мне теперь выявить отличия. Хозяйка «Барвинка» смотрелась более плотной и менее… человеком. Её глаза слегка светились, её волосы раздувал темный ветер, и сама ее фигура парила над землей. А этот… он совсем человек. Юноша в возрасте Клима, вот только бестелесный. Смотрит на нас с усталым отчаянием и не пробует заговорить. Он знает о своем состоянии и уже не рассчитывает быть замеченным.

– Мы видим вас. Представьтесь, пожалуйста, – предложил Яков. – Вероятно, наше дело как-то связано с вами.

Юноша вздрогнул и внимательно изучил лицо Якова, все еще не веря, что слова адресованы ему. Взгляды встретились… и лицо призрака болезненно исказилось. Он заговорил быстро, сбивчиво. Языка этого я не знаю, зато Яков все понимает: кивает, даже вставляет вопросы и уточнения. Разговор затягивается… Трудно вслушиваться в чужую речь, так что я отвлекаюсь, оборачиваюсь к Микаэле. Он все так же неподвижно стоит, хмурится. Ему заметен и неприятен темный ветер. Вот поежился, поднял ворот плаща, чуть наклонил голову, вслушался… Призрака он не может увидеть, он также не слышит его речь, не ощущает присутствие как-то еще. Хмурится: ему странно наблюдать, как Яков говорит с пустотой.

– Ничего себе поворот, – Яков закончил быстрый разговор с призраком, и наконец-то готов пересказать услышанное для меня: – Майстер украл этого парня восемнадцать лет назад. Желал получить тело, но Густав… да, его зовут Густав! Он боролся и не хотел уходить. Он стал таким – не жив и не мертв. Сказал, не желает сдаться и теперь. Это постыдно, уступить негодяю. И еще… его ждет мама. Каждый день. Всегда. Я дважды переспросил произношение, по буквам. Его точное имя Густав Оттер, двойная «т». И это, – Яков указал на Микаэле, – его тело.

– Густав Оттер, – едва слышно повторил Микаэле… покачнулся и сполз на траву, лишившись сознания.

За нашими спинами Яркут охнул и рванулся спасать брата, но сразу натолкнулся на окрик Якова, как на стену. Натянулась опасная тишина. И снова мы стали ждать. Сейчас главную работу выполняю не я, а Агата.

Ночь звенела льдинками нездешней тьмы, выстуживала мне спину и душу… Наконец, Агата шепнула: нити распутаны. Есть след узора наемной живки. Удалось поддеть кончик нити, так что скоро весь узор будет распущен, и тогда память вернется к старшему князю. Пожалуй, уже утром он очнется – собою прежним.

Яков выслушал сказанное и громко попросил всех не вмешиваться до поры: дверь во тьму еще не закрыта. Опять обернулся к призраку, вглядываясь в его лицо. Попробовал протянуть Густаву руку… отдернул, задумался.

– Все сложно. Я бы дал ему руку и помог войти в живой мир, я готов пригласить его, даже понимая последствия. Но я выползок, мне непосильно вытащить оттуда полноценную душу! Меня самого наверняка затянет в нору, и его – следом. Юна, понимаешь? Тебе решать, и прямо теперь, – выдохнул в ухо Яков. – Подать руку и пригласить его вроде бы правильно. Но ты знаешь, что порог нельзя пересечь в обратном направлении без причины и оплаты. Густав, правда, не пересекает, а просто сходит с порога, где простоял восемнадцать лет. Он не там и не здесь, случай особый… а платить все равно придется. Хиена – привратница, которая чтит закон. Помнишь ночь в «Домике сов»? Я заплатил за возврат Паоло, ты подала мне саблю, и я смог найти способ для оплаты обратного… билета. Какой была оплата, сама помнишь.