Оксана Демченко - Облачный бык [Litres]

Не знаю, каким снадобьем баба Лиза обработала рану, но боль ушла сразу. Осталось лишь онемение, удобное и не очень обширное. Могу расслабиться. Опять улыбаюсь: внуки бабы Лизы не имеют отношения к Якову. Страшная штука – ревность. Незнакомая, и лучше с ней не знакомиться. Наконец понимаю Юлию, которая с первого дня вцепилась в Яркута. Я, оказывается, тоже способна вцепиться. Вот отосплюсь, покушаю – и со свежими силами побегу в модный салон. На все сто рублей куплю нарядных тряпок. И даже добуду шелковые, чтоб им, чулки.

– Баба Лиза, – вздыхаю сквозь сон. – Так сколько же лет вы знаете его?

– Шестьдесят. Вернее сорок из шестидесяти. Он то является, то пропадает. Деятельный, аж глянуть больно. То стреляют в него, то травят, то режут. Я сперва плакала, а после поняла, он и есть собака, с которой присказка придумана. Что заживает на ней хорошо, вот та самая.

– А вы поедете в город?

– Не бросай где попадя, – баба Лиза подвинула по сиденью мою сумку. – Ну, будь здорова, деточка, расти да умней. Мне пора, я покуда остаюсь тут вместо экономки. Пусть-ка явятся, вопросы позадают о ночном переполохе.

– Опасно же.

– Деточка, мухи сами лезут в паутину, зачем же им мешать?

– А вы, баба Лиза, что… паук? Не похожи, знаете ли, – осторожно удивилась я.

– Я самый опытный паук из всех, сколько их есть у Камня. Скорее садись в машину и уезжай. Много лишних глаз, не к добру. Ой, до чего милый, – глядя на смуглого молодого жандарма из свежеприбывшего пополнения, заулыбалась старушка: – Эх, где мои семнадцать лет…

Набросила плащ, натянула пониже капюшон, открыла дверцу со своей стороны. Кряхтя, выбралась на обочину и побрела к воротам, хромая и сгибаясь, словно она горбата. Я проводила бабу Лизу взглядом, немного выждала… Суета на заброшенной дороге делалась несусветной! Прибыли еще два или три экипажа с чинами полиции, какие-то люди в штатском шныряли по обочинам и взглядами, как граблями, собирали ворох подробностей для отчетов. Вдали надсадно орал особо важный умник: он опоздал, ничего не знал и никому не был нужен… но пытался громогласно доказать обратное хотя бы себе самому.

Большой автомобиль – тот самый, в нем я видела Васю Норского – завели, он начал разворачивался, рыча и сминая кусты. Я открыла дверцу, метнулась, застучала в окошко – и была опознана. Машина притормозила, я юркнула внутрь. А там – простор, за креслом водителя аж два дивана, и повернуты друг к дружке! Я уселась на переднем, положила сумку, поправила нелепый шарф, замотанный поверх платья…

– Ух ты… Н-да, – вместо приветствия пробормотал Вася, мигом заметив и повязку на руке, и тем более попорченное платье. – А я все думал, куда ты запропала.

– Паоло, – вместо ответа выдохнула я.

Малыш лежал, укутанный в два толстых пледа, притиснутый к правому боку Васи. Рука Норского обнимала пацана, и спал он по-живому, и выглядел живым – даже на щеках наметился слабый румянец.

– Павлушка согрелся, – заверил меня Вася. Виновато улыбнулся и добавил: – Никакой от меня пользы не случилось в деле. Как словил башкой дубину, так и начал звездочки считать… до утра не мог уняться. Худо вам пришлось. И мне тошно, Яков-то даже не отругал. Только и велел, что накормить тебя.

– Заглядывал?

Вася кивнул. С водительского места знакомый голос тощего парнишки коротко уточнил: ехать нам в корпус – или на место? Указаний-то пока нет. Вася подумал и выбрал «место». Я не стала спрашивать, где это, мне не важно. Смотрю на Паоло и опять ощущаю бессилие. Было все так хорошо, ведь мы победили… только малыш спит. И Яков не оставил указаний.

– Нам долго ехать?

– Если без спешки, то изрядно. Утро, основная дорога одна, по ней и на рынок ползут, и на работу спешат, и просто от безделья шлындают, – предположил Вася. Поморщился, поморгал. – Опять бесовы звездочки. Я ж вроде очухался. Ан нет, не звездочки…

Вася настороженно изучил диван рядом со мной, зевнул и завозился, смущенно бормоча, что ужасно устал и вообще в деле показал себя слабаком и тряпкой. Я тоже оглянулась. Дымка лежал в позе идеального кота – все лапки подобраны, голова гордо поднята, ушки насторожены. Он смотрел на Паоло, словно ждал чего-то. До меня докатилась мысль: Вася видит моего призрачного кота! Конечно, я ведь вылила на него тьму. Интересно, а как Вася видит Дымку? Котом или кем-то покрупнее и пострашнее? Лицо у Норского стало… серьёзное. Подмигиваю ему, намекая, что все хорошо, врагов рядом нет. Он делает усилие – и осторожно улыбается Дымке. Года два назад он так же улыбнулся бы советнику, готовя первое покушение.

– Вася, это Дымка. Он кот. Честное слово, именно так. Поверишь, сразу увидишь.

– Ага… – Норский скрипнул зубами, выдохнул и зажмурился. – Я верю тебе. Я точно и полностью верю. Юна, только уточни: кот… трехглавый?

– Нет. Обычный. Серый, пушистый. Домашний. И ты ему не чужак, а почти что друг.

– Ага. – Вася раскрыл глаза и решительно глянул на Дымку. Поморщился, виновато повел плечами. – Знаешь, все равно трехглавый и саблезубый. Но глаза… добрые. В общем, познакомились. Поедем без спешки.

Машина покатилась чуть быстрее, миновала внешнее оцепление и выбралась на ровную пустую дорогу. Я пересела на задний диван, пристроилась плотнее к левому боку Васи. Поглядела на призрачного кота. Определенно, Дымка навевает сон. Может, так и надо?

– Вася, закрой глаза. Буду рассказывать сказку, пока сама не засну. Нет у меня сил придумывать умное и нужное, сейчас просто хочу отдыхать. И чтобы мир цветной, и чтобы тепло. В общем…

Я откинулась на кожаную спинку дивана. Повернула голову и стала глядеть в окно. Большая машина плыла мягко, солидно. Серо-розовый бутон облачного утра раскрывался в замечательный цветок дня. Глаза неба смотрели на меня из прогалов туч, осень играла оттенками бирюзы, вставленной в узор лесов и полей – опаловых, малахитовых, яшмовых. Я дышала небом и ясно понимала слова Якова в первый день знакомства. Небо – живая вода мира людей.

– Далеко-далеко в мире синего неба и зеленых полей жил-был слон. Золотой и розовый, с крыльями, как у бабочки, – пробормотала я и зевнула. – Вася, мне кто-то рассказывал про слона, кажется. Лет в пять… но тот слон был попроще. А наш волшебный, совсем как Дымка. Он из небесного мира, и в земном мире его видели только те, кто умел в него поверить. Иногда слон Дымка делался огромным, больше вон того облака, и в засуху накрывал тенью луг и лес, чтобы солнце не пожгло их. А порой он становился крохотный, и даже малыш Павлушка мог носить его в кармане или прятать в волосах. А еще Дымка любил отращивать крылья и играть с мотыльками, он ведь кушал нектар. Летом вился в кронах цветущих лип. Осенью порхал над клумбами золотого шара, есть такой цветок. А зимой… – я сморгнула, глядя на Дымку и окончательно пропитываясь сонливостью, – зимой он рисовал на стеклах снежинки. Очень красивые. И еще он любил, когда зажигают пахучие свечи и готовят имбирный чай. Оу… со смородиновым листом, с душицей… с мятою…