Оксана Демченко - Облачный бык [Litres]

Яков улыбнулся, слепо глядя сквозь шторку плотно прикрытого окна. Сорок лет назад… Да, громкое было дело! Конь сразу признал похитителя: толковый седок, раз не шепчет похвалы, не кутает в шелковую попону, не кланяется копытам и не дрожит. Гонит вскачь вверх по склону, почти отвесному – горные бараны бы поостереглись там лезть в непроглядной ночи!

Приближаясь к лагерю банды Яков прокричал во весь голос имя коня – троекратно! И, едва эхо умчалось скакать по скалам, направил «божественного» к ближнему костру.

Ак-Гюли явился из тьмы подобно настоящему дэву – вспышкой летучего света! Он имел особенную, свойственную немногим скакунам его крови, масть: перламутрово-розовую. В свете костров шкура переливалась багрянцем и серебром, не опознать было невозможно! Все слышали имя, все узнали скакуна – и окаменели… Яков вырвал из чьих-то безвольных рук длинную пику, разметал костер и, опытным взглядом выбрав старших в банде, принялся уничтожать. Горячая кровь брызнула на шкуру Дэва – он вдохнул запах смерти и зашелся азартным визгом! Бой. Первый в его жизни, наконец-то настоящий, а не поддельный, заранее выигранный…

Банда очнусь от столбняка, завыла во все глотки, вскинула лес рук, зазвенела саблями, защелкала затворами, кто-то даже выстрелил, но – вверх: самые умные и быстрые успели ударить глупых по рукам. Конь не может пострадать, даже и случайно! Только не Дэв… только не здесь!

Яков рубил и резал, оставляя оружие в трупах и выхватывая новое – яростно, неустанно. Ак-Гюли-Дэв плясал и крутился, метался призраком, безнаказанно проламывал черепа. Он кусался, сминал врагов грудью со всего хода… и наконец-то ощущал себя победителем.

Пять сотен вооруженных до зубов головорезов проклинали похитителя… и ловили голыми руками. Яков хохотал, пьянея от азарта. Ему ли не знать: банда гуляла по приграничью непобедимая и безмерно жестокая – пока ей позволяли быть такой. Пока она нужна и выгодна. Россказни о неуловимости злодеев – ложь, как и байки об их бесстрашии. У всех есть семьи и связи, шейх способен их уничтожить мгновенно, если пожелает. Он очень мстителен. Дэв – единственная сердечная привязанность немолодого, черствого ко всему и всем правителя.

Скоро лагерь превратился в нечто невообразимое. Чадили разбросанные угли. Тут и там тлели палатки, потники, заготовленное сено – Яков старался поджечь все, способное вспыхнуть. Дым мешался с туманом, пыль все плотнее вплеталась в серое безумие… Раненные орали и стонали, но зря – и их, еще живых, и смолкших навек мертвецов, обезумевшая толпа втаптывала в каменное крошево. Псы выли, бараны блеяли, во тьме поодаль ржали кони. Эхо грело панику, и она бурлила все выше, так что варево шума вскорости выкипело из тесного ущелья, выплеснулось – волнуя горы аж до верхних перевалов!

Труднее всего оказалось освободить Лизу и забросить в седло. Все пришлось делать в дикой давке, в каше людских тел… Яков рычал, забыв внятную речь, скалился зверем и продолжал без устали рубить руки, полосовать спины и плечи, гвоздить черепа. Он был ловок и делал все, чтобы не увязнуть в трясине общего безумия. И он – справился. Жаль, Лиза никак не могла понять происходящего, цеплялась за руку и бессмысленно повторяла, что уходить надо вместе… Кое-как припомнив человечье наречие, Яков заорал: «Гони! Лизка, дуреха, у тебя дети, ты должна жить. Гони, и без оглядки»… Прощально хлопнул Ак-Гюли по взмыленному боку и конь, почуяв легкого седока, прыгнул метров на десять – так показалось Якову. Банда охнула, расползаясь из-под копыт.

Яков использовал краткую передышку, стряхнул кровь с опущенной сабли, глубоко вздохнул. Жизнь – он понимал и ни о чем не жалел – получилась короткой. Едва умчался бесценный Дэв, драка превратилась в побоище. Банда нацелилась на общего врага – он один, он давно устал… его можно и нужно смять, повалить и взять живым. Только так удастся облегчить собственную участь!

Ночь тянулась бесконечно. Яков резал и рубил. И его ответно – резали, рубили. А после, отчаявшись, в него стали стрелять. Он помнил кипящую боль, которая прибывала удар за ударом. Ночь с каждой раной делалась темнее и холоднее, и все же он опять вставал – и снова резал, рубил… Он был уже мертв и затоптан, но до последнего мига ощущал себя победителем, ведь в глазах врагов застыл суеверный ужас: чужак что, бессмертен? Он вообще – человек ли?

Много позже, лет через двадцать, очередной раз явившись в мир, Яков посетил южную границу. Тогда и довелось узнать подробности давнего дела. Как оказалось, люди вельможи постарались вернуть Ак-Гюли-Дэва прежде, чем о его похищении узнает шейх. Для начала – в ту самую ночь! – они общими силами с приграничными властями уничтожили банду Черного Хасима. На рассвете вельможа лично начал переговоры. К полудню тело офицера Рыкова с воинскими почестями передали вдове. На закате был подписан договор о приграничном добрососедстве и мирном торговом сообщении через перевал. Тот самый договор, ради которого Рыков и прибыл на юг… В ночь Ак-Гюли-Дэв вернулся на родину. Он – не сомневался Яков – помнил бой и был раздосадован: опять шелковые попоны, поклоны и движение степенным шагом! Месяц спустя Елизавета Рыкова уехала на север и увезла с собой десять сирот из военного гарнизона. О дальнейшей ее жизни люди в горах ничего не знали. Историю похищения божественного коня предпочли поскорее замять и забыть по обе стороны границы…

– Эй, ты заснул? Прибыли, – Младший тронул Якова за руку.

– Можно сказать, заснул. Мне снилась твоя матушка Лиза. Она и теперь красивая, но видел бы ты ее лет в тридцать.

Яков улыбнулся, подмигнул ошарашенному Младшему и прыгнул из экипажа.

– Ты опять живой? Дай пощупаю, – Лиза Рыкова поседела, но все еще не утратила гордой осанки, да и цвет глаз не потускнел. – Не делай такое лицо, никто не следит за нами, проверено трижды.

– Лизка, – Яков быстро подошел, обнял ее. – Лизка, ты молодец. У тебя глаза счастливого человека. Я сразу согрелся.

– Врешь, – она небольно хлопнула Якова по щеке. – Ты всякий раз врешь. Ох, было дело, я смертельно тебя обожала. Лет шестьдесят назад. Но я уже тогда отличалась трезвым умом, вот и доказала себе: обожать надобно людей. А ты… тебя надо уважать, угощать и утешать. И только-то. Ну, пошли в дом. Как тебе Лёля?

– На тебя похожа самую малость. То есть лучше, чем я смел надеяться. Лизка, пока мы не влезли в дела, выслушай и учти: я сейчас при деньгах. Сколько надо на детей, столько и выделю, даже с запасом. Завтра пришлю Васю Норского, с ним обсудишь.

– Норского?

– Да. Его дед тот самый Норский, кто был дружен с твоим Рыковым. Ошибки нет. Я проверил. Очень хочу свести вас. Вася ничего не знает о жизни деда от очевидцев, он будет рад любой мелочи.